1.
Страсть к чужим письмам имела в жизни Драко Малфоя долгую историю. В шесть лет он прочитал переписку своей матери со своим отцом и надолго лишился аппетита. В восемь лет он пробрался в комнату матери и прочел ее личный дневник. Дело было на Рождество, и Драко старательно прикинулся смертельно больным, чтобы остаться дома в одиночестве, под присмотром слуг.
...Когда родители вернулись, Драко выглядел очень дурно: от содержимого родительских записей он всегда болел.
Необъяснимым было только то любопытство, которое от этой дурноты не проходило, словно Драко сознательно вырабатывал в себе иммунитет. Став постарше, он сравнивал эту привычку со страстью к шотландскому виски.
В материнском дневнике содержались ужасные вещи, которых Драко не понимал, и от этого они выглядели еще хуже, и запомнились еще лучше.
«Дорогой дневник, если я сейчас на десяти страницах напишу, как он мне противен, - писала мать, - а потом сожгу эти страницы в отворотном зелье, то он сдохнет или наконец отцепится он нас!»
Далее шли вырванные листы, и о ком говорила мать, было непонятно.
«Этот мерзкий тип сегодня встретился нам в Лютном переулке, где Люциус покупал Воровскую Руку. Думаю, он обо всем догадался. Сверлил меня и мое леопардовое манто своими бесстыжими глазами. Интересно, хватит ли теперь Люциусу мужества осуществить задуманное. У этого мерзкого типа совершенно ужасная интуиция. Иначе как объяснить, что мы столкнулись с ним в этой лавке нос к носу? И меня бесит, дорогой дневник, как Люциус стелется перед ним!
- Что это вы не заходите?... Мы с Нарси так рады будем вас видеть... Мое марочное вино... И тра-ля-ля... - Блеет, словно школьник! Передо мной он никогда так не выделывался! Может, он просто его боится? Люциус так неосторожен! А они знакомы лет десять. Вдруг этот паук его шантажирует? Или Белла права, и это совсем не то, что я думаю?..»
«Сегодня видели его на рауте у Томми. Со мной даже не поздоровался, словно я пустое место! Но у меня для тебя радость, дорогой дневник. Томми сегодня велел его пытать. Это огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение! Я отыгралась за последние три года, я даже готова кое-что ему простить! Это гораздо, гораздо лучше секса! И милейший Люциус может думать об этом что угодно! Хоть прилипнуть к его больничной койке! «Ах, Север!» «Как ты, Север?» «Прости, Север! Это было вынужденное действие!»... Но я-то знаю, как блестят глаза Люциуса, когда он получает удовольствие. Проклятый лицемер».
«Ужасная ночь. Люциус невыносим. Очень больно сознавать себя надоевшей вещью. Он никогда меня не любил. Мне казалось, что он создан для меня. Но его волнуют только собственные проблемы! А после беременности стало еще хуже. И я уверена, что он предпочитает обходиться своими руками в душе вместо того, чтобы исполнять свой супружеский долг - никогда не исполняемый по зову сердца. А в душе, я уверена, он хрипит ЕГО имя! Опасается, как бы не проболтаться при мне! Не думаю, что эту ложь я способна простить».
«По большому счету Люциус не виноват. Этот паук использует его. Пользуется тем, что Томми больше нет, и теперь все мы от него зависим. Люциус так неосторожен! А этот паук вполне может упечь его в Азкабан! Мерзкий недотрога. Смотрите-ка, он всегда был выше всего этого!.. Пытать его. Долго, без применения магии. Почему не существует закона о наказании тех, кто разрушает браки? Я просто содрогаюсь от этих картин - я с наслаждением вырву его хищный, ядовитый язык и раздавлю каблуком».
И самая главная, самая неясная запись:
«Дорогой дневник! Виделись в Попечительском Совете. Этот тип получил новую должность. Теперь о его выходе из педсостава не может быть и речи. Я впервые задумалась о судьбе Драко. Он окажется под его властью, когда распределится! Может, отправить его в Шармбатон? Но Люциус не хочет и слышать об этом!»
...Конечно, Драко не мог спросить, что все это значит. Он тоже думал о своей судьбе. А она складывалась так, что у его родителей есть враг, и у него теперь тоже. Этот враг был лупоглазым чудовищем с ядовитым языком, и хрупкая мать с волшебным мечом наголо бросалась на защиту Драко, рубя чудовище на части. Это была волнующая, но не очень счастливая картина.
...Потому что отец матери никак не помогал.
В одиннадцать лет, после окончания первого курса Хогвартса, Драко совершил оплошность. Вернувшись домой, он ощутил потребность вернуться к забытому занятию, и выбрал мишенью отцовской кабинет. Этот кабинет всегда его манил, поскольку никому кроме самого отца находиться там не позволялось.
Применив простейшее отпирающее заклятье, Драко проник в запретную комнату и почти сразу же забыл, что именно здесь ищет: кабинет отца был полон золотистыми механизмами, стрекочущими циферблатами, по которым скакали и ползали блестящие стрелки, маятниками на длинных серебряных цепях и тикающими сферами, от чего совершенно разбегались глаза и захватывало дух. Драко успел лишь во всех подробностях осмотреть каминную полку, где стояли разнообразные часы и измерительные приборы - а среди них фотография его отца в компании теперешнего декана его факультета. Когда у двери послышались уверенные шаги, Драко как раз ковырял рамку, чтобы посмотреть, что за клочок бумаги высовывается сбоку.
- Что ты делаешь в моем кабинете, сынок? - раздался за спиной мягкий и очень опасный голос.
- Э-э... Это же профессор Снейп! - нашелся Драко, хотя у него дрогнули коленки. - Я как раз ищу ту книгу по Зельям... которую ты показывал мне зимой... Я подумал, может, она тут...
- Вот как? - улыбнулся отец холодно. - Разве ты не знаешь, что тебе запрещено сюда заходить?
- Но я правда... Мне только нужна книга...
- Никогда, - отчеканил побледневший отец, - не смей мне лгать!
...Молния из волшебной палочки отбросила Драко к двери, и он понял, что это лишь начало. Он знал, что виноват. И от ужаса закричал.
На крик примчалась мать. Отец был беспощаден. Драко, почувствовав поддержку, неистощим.
- Не трогай ребенка! - направив палочку на отца, взвизгнула мать.
- Этот гаденыш шарит в моих вещах! - сжал трость отец. - Не смей лезть в это дело!
- Это не ТВОЕ дело! Если ты не прекратишь...
- Что, дорогая?.. (Драко зашелся воплем). Это твоя поганая порода!
- Моя?? Это твой сын!
- Не уверен! - припечатал отец без всяких эмоций на лице.
- Мама! - взывал Драко. - Я только хотел... книжку...
- Какую, милый?... Люциус!
- По зельям...
- Не смей! Мне! Лгать! - четко произносил отец.
- Из-за какой-то поганой книжки по поганым зельям!.. Ты! Готов! Изуродовать! Своего! Ребенка!
- Этот ребенок врет! Здесь нет НИЧЕГО, связанного с зельями!
- Папа!.. - по красивому, нежному лицу Драко катились слезы.
- Если ты не отпустишь МОЕГО ребенка, - процедила мать страшным голосом, и рука отца дрогнула, - я припомню тебе кое-что, связанное с зельями... И ты ОЧЕНЬ пожалеешь, что не уступил...
- Что ты припомнишь?.. - отец перевел ледяные глаза на мать, и Драко смог вздохнуть. - Повтори.
- Твое зельеварение, - сказала мать. - Что, не ждал? Думал, я не знаю?.. Этот человек всю жизнь стоит у меня на пути, и теперь из-за него ты готов убить собственного сына!
- Что ты городишь?..
- Что слышал!
- Зелья здесь ни при чем! - процедил отец. - Мальчишка влез в мой кабинет. Он получил по заслугам.
- Я слышала, Люциус, что он просил у тебя книгу. По зельям. Я не глухая.
- У меня нет никакой книги.
- Значит, по мнению этого человека, она у тебя есть! Видишь, он уже использует против тебя нашего мальчика! Неужели ты думаешь, Драко стал бы без науськивания...
- Разумеется! Еще как стал бы! Вспомни, милая, как ты сама рылась в этом кабинете...
- Я искала ты знаешь что! Я как твоя жена имела право знать о твоих интрижках!
- Мои интрижки сдохли от твоей любви. Не лезь туда, где их могила!
- Да? А что это ты не смотришь мне в глаза?..
- Потому что невыносимо, знаешь ли, видеть истеричку!
- Пока этот человек учит моего сына, - сказала мать, указывая на лежащую под ногами фотографию, выроненную мальчиком, - я не буду знать покоя. Запомни это.
- Я знаю, что ты к нему неравнодушна, - усмехнулся отец, полностью взяв себя в руки. Про Драко, вжавшегося в угол, он, казалось, забыл. - Я помню твою премьеру у Томми. Акцио! - Фотография вплыла в его манящую руку. - Скажи, любимая, ты ненавидишь его оттого, что он не уделял тебе внимания до свадьбы?.. Или потому, что он не уделяет его теперь?
- Глупец, - пожала плечами мать. - Если бы ты не раскисал под его круциатусом, мне было бы наплевать. А так мне за тебя постоянно стыдно. И, видишь ли, сложно не ненавидеть того, кто этому виной.
- А, - поднял брови отец, обращаясь к фото. - Гордость. А я подумал было, что банальная ревность.
...Так ценой определенных жертв Драко выяснил, что камнем преткновения в семье, а также лупоглазым чудовищем из детского кошмара является его учитель по зельеварению, декан Северус Снейп.
Драко Малфой очень любил свою мать. Она казалась ему самой красивой женщиной на земле. Впоследствии все девочки, девушки и взрослые дамы сравнивались Драко с матерью, и неизбежно терпели поражение. Драко так любил мать, что на остальных женщин его не хватало.
Отец, потомственный аристократ и ценитель вольной жизни, никогда не занимался им, и был предметом отстраненного восхищения, к которому примешивалась изрядная доля страха. Самый задушевный разговор с отцом всегда ограничивался формулой: «Надо блюсти честь рода. Слушать родителей. Уважать учителей. Жить отдельно». Драко чувствовал эту отдельность, и мечтал когда-нибудь исправить положение. Он очень хотел быть признанным не по факту своего рождения, а по факту своей личности. Но отец не только не понимал его - он полагал, что это вовсе не нужно. К услугам Драко были слуги, парковые птицы, собаки и лошади. Отношения с отцом у Драко строились на взаимном недоверии.
Мать, напротив, отлично понимала сына. Ей было очевидно, что мальчику нужно мужское воспитание и образец для подражания - красивый, смелый, воспитанный человек, знаток светской жизни и женских капризов. Одним словом, всеобщий любимец. Но более всего она понимала, кто этим образцом быть не должен. А именно несчастливый, замкнутый, одинокий, угрюмый и во многих отношениях сомнительный профессор зельеварения Северус Снейп.
Декан Северус Снейп ничего не знал о семейных отношениях в роду Малфоев, кроме того, что Люциус Малфой - вертопрах, а его жена - пустышка, и цель их совместного существования заключается в производстве наследника, которому он, Северус Снейп, приходится крестным. Это была прихоть Люциуса, за которой декан усматривал коварную месть и давнюю слабость, а более всего - желание спихнуть ответственность за наследника на чужие, более крепкие плечи. Декан не любил детей и с ужасом думал о возможности появления собственных. Но он признавал, что для его студента Драко Малфоя хорошо иметь хоть какой-то достойный авторитет. Потому что ни его легкомысленная мать, ни пустоголовый щеголь отец на эти роли не годились.
Драко Малфой благоговел перед профессором Снейпом. Когда он впервые увидел его за учительским столом - черного, хищного, страшного, как порождение сна, и неизбежного, как зло - посреди седых добряков-преподавателей, их дурацких остроконечных шляп и нелепых очков, их покровительственных улыбок и пухлых мантий - он понял: этот человек будет единственным, кого он сможет уважать.
Позиция Драко в школе казалась безупречной. Он был престижным мальчиком для дружбы, хорошо учился, никогда не покрывал товарищей перед учителями и беспрекословно слушался декана. Декан был крайне честолюбив, и Драко делал все, чтобы оправдать возложенные на него надежды. Например, на соседнем факультете, куда принимали всех без разбора, а не отпрысков знатных семейств, учился выскочка Гарри Поттер. Его семья была убита сторонниками Сами-Знаете-Кого, и Поттер ненавидел Драко, но не потому, что имел какие-то причины, а просто так. Поттер был глуп, наивен и имел сильных покровителей в лице Директора Школы. Пресса каждый год превозносила его таланты.
- Поттер - разменная карта, - сказал декан сразу же, едва первокурсники осмелились задать вопрос, как им следует относиться к знаменитости. - Первенство такого бездарного ученика - позор для Школы. Этот любитель славы знаменит лишь тем, что он сирота. Полагаю, на моем факультете найдутся люди, - тут декан перевел свои черные, без блеска глаза на Драко, - способные показать прочим истинное положение вещей.
Это Драко воспринял как приказ, и вступил в борьбу за лидерство. Он хотел быть бесстрашным, а страха нет лишь под защитой сильного. Перед очевидной властью, которую имел декан над преподавателями и учениками, Драко благоговел. Часть этой силы теперь как бы распространялась и на него.
* * *
В школе Драко Малфой достиг определенного мастерства в умении читать чужую почту, и в умении пользоваться лицом, чтобы быть вне подозрений. Он пересмотрел все письма из дому, адресованные его соседям по спальне (во время обеденных перерывов), и всю корреспонденцию матери на каникулах, не считая древних сундуков и чердачных ящиков.
Это было потрясающее открытие. Оказалось, что старые фотографии могут содержать то, что по какой-то причине скрывают письма.
В чердачных ящиках, пропахших чернилами, анисовым деревом и бумажной пылью, хранились детские и юношеские фотографии его отца. Там был весь его выпуск, потом все его светское окружение, а также вырезки из газет. На многих из них мелькало остроносое лицо его нынешнего декана - тогда такого же студента, как и прочие. Разумеется, это лицо Драко пропустить не мог.
Во-первых, было совершенно непонятно, отчего отец не выбросил одинокие деканские фотографии. Например, застольный портрет в старой романтической манере: черный узкий сюртук, черные волосы на косой пробор, белое лицо опирается на одну руку, запястье прикрыто полоской манжета, другая поигрывает самопишущим медным пером. Как и все фотографии в этом сундуке, портрет шевелился: поднимал одну бровь, сужал зрачки, выискивая что-то за пределами рамки, медленно очерчивал пальцем контур губ, высокомерно усмехался и сажал кляксы. Выпущенное из пальцев, медное перо изредка писало поперек всего изображения: «Я знаю, что валяюсь в самом дальнем углу твоего поместья, Малфой». Смотреть на это без разрешения было жутко. Декану на этой жуткой фотографии было семнадцать лет (на обороте значилась дата). Или другую, в академическом кресле. Молодой декан в глухой синей мантии и очень суров на вид, курит трубку, провожая сощуренными глазами кольца дыма, на заднем плане огромный серебряный маятник. Или третью, с пометкой «1981г.» Ужасная фотография, хуже первой. Декан стоит в темных позолоченных дверях старинного поместья, в полный рост. Его мантия распахнута, как и сюртук, фалды сносятся ветром. Белая рубаха тоже распахнута, на груди полосы крови, на воротнике ржавые пятна, руки в крови, на белых губах усмешка. Не отрывая горящих глаз от зрителя, декан методично вытирает руки о полу. На переднем плане с переменной силой идет дождь. Эту фотографию Драко бы тоже сохранил. Он никогда не видел декана в таком восхитительном и опасном состоянии.
Во-вторых, было непонятно, почему декан попадается тут так часто - насколько Драко знал, он не был сокурсником отца и теперь не состоял в числе его друзей. Вот какой-то банкет. Вот Судебная зала - вырезка из газеты одиннадцатилетней давности. Снова какие-то интерьеры. Ландшафты. Тут и там мелькает черная голова. Наконец, старая фотография хогвартского Рождества: зимние сугробы, падающий снег, на заднем плане Запретный лес. А на переднем отец и декан, оба в учебных мантиях с непокрытыми головами. Отец кидает в зрителя снежками. Декан вертит за хвост большую дохлую ящерицу. Таким счастливым и беззаботным своего отца Драко никогда не видел. И эта совершенно чужая, навсегда оставшаяся где-то в прошлом жизнь вызвала в нем острую зависть вместе с чувством полной покинутости.
В третьих, Драко понял, что лицо его декана ему по большому счету не знакомо. В настоящем оно не отличалось разнообразием гримас - было либо сурово, либо желчно. А его, Драко, интересовали совсем другие выражения. С кем-то когда-то декан был похож на человека. Когда-то его глаза лучились, рот не кривился, сжимаясь, голова свободно вертелась на шее, а не была прибита к ней в положении атакующей кобры, и руки были заняты чем-то помимо волшебной палочки. В жизни декана существовала тайна. Она скрывалась за плотной туманной завесой. И Драко хотел заглянуть за нее хотя бы одним глазком. В этом не было ничего противоестественного, не так ли?
* * *
Теперь в школе Драко по любому поводу скребся в дверь декана с жалобами, сомнениями и учебными планами. Он стал весьма подробно представлять себе жизнь своего преподавателя и весь его распорядок. Шесть часов комнаты пусты, потому что идут уроки. Потом на три часа они заняты, если в школе не случается экстренных событий или педсоветов. Потом на два часа они пусты из-за ужина и отработок или дополнительных занятий в классе. Потом они скорее заняты, чем пусты, до утра, потому что декан их покидает по неизвестным причинам, иногда ради библиотеки, иногда ради патрулирования коридоров и дисциплинарных мер, иногда без всякой причины. Примерно два раза в месяц комнаты пустовали до утра. Этот же график соблюдался в выходные, за исключением субботы. В субботу декан всегда отсутствовал.
Драко долго примеривался и наконец решился. Он не имел друзей на курсе, что позволяло не отчитываться кому-либо из сверстников о своих поступках. Престижный для дружбы мальчик Драко Малфой сделал слишком явную ставку на лидерство - теперь сокурсники видели в его успехах только статус Сына Главы Попечительского Совета, и кроме заискивания ждать от них было нечего.
Итак, примерившись без помех, Драко просмотрел все отпирающие заклятья, и в первую субботу перед пасхальными каникулами проник в профессорские комнаты.
Его не интересовали запрещенные смеси и ингредиенты, запертые в стеллажах, его интересовала только переписка.
* * *
Известно, что дурные привычки почти всегда сопряжены с риском. Драко умел рисковать, но ему не везло. Едва он приник к учительскому столу, как у двери раздался резкий голос - декан всегда ходил бесшумно и всегда подозревал самое худое:
- Что вы ищете на моем столе, мистер Малфой? Любовную переписку?
У Драко подогнулись колени. Это была совсем не та же ситуация, что с кабинетом отца. Тогда он был на два года младше, он был в своем доме, и родитель не стал бы его убивать. К тому же, у него был защитник. Теперь он был в сознательном возрасте, в чужих комнатах, один на один с человеком, которого боялся куда больше отца. И который - Драко не сомневался - мог стереть его в порошок, а то и вовсе пожаловаться родителям.
- Я... я... - голос Драко надломился и иссяк.
- Вы полагали, что я буду отсутствовать весь день, - проницательно сказал декан, отделяясь от дверного косяка и захлопывая дверь заклятьем такой мощи, что из угла посыпалась штукатурка. В этой закупоренной комнате, откуда наверняка не слышно ни единого крика, декан медленно надвигался на Драко. Его губы змеились в порочной усмешке, и Драко не мог оторвать от нее глаз, пока те не защипало. По красивому, нежному лицу Драко скатились две слезы.
- Я... простите, профессор!
Ничего более глупого он не мог придумать. И зажмурился, борясь с желанием упасть на пол в позе крайнего унижения.
- Вас интересует частная жизнь учителей? - остановился профессор в дюйме от него, пока не прибегая к насилию, но Драко был уверен, что профессор просто выбирает, что предпочесть. - Можете не лгать, я этого не терплю. Ответьте только, что именно вы искали. Письма? Документы? Чужие курсовые? Рецептуру?
- Я... я не знаю! - Драко открыл глаза и умоляюще смотрел на профессорские руки. Сейчас они достанут волшебную палочку или колбу с веритасерумом, или нечто худшее.
- Очень плохой ответ, мистер Малфой! - сощурился профессор. - Обычно на уроках вы более подготовлены. Если вы страдаете клептоманией или лунатизмом, вам следует обратиться в больничное крыло. Если это обычное любопытство, вам следует знать, что некоторые вещи проще спросить, чем красть. Если это шалость, то прошу запомнить, мистер Малфой, я тоже люблю пошутить. Итак, что вы искали в моем кабинете?
Драко молчал, понурив голову, и изучал свои изящные ботинки. Во рту растекался мерзкий привкус меди. Он не понимал, как сможет выкрутиться из этой ситуации. Но она казалась ему куда более страшной, чем инцидент с отцом. Тот проявил гнев. Декан хотел чего-то другого.
- Я жду! - декан чуть подался вперед, и Драко оперся локтями о столешницу. Бежать было некуда.
- Я... просто хотел забрать свое эссе... - пролепетал он. - Чтобы его доработать!
- Какая чушь, - дернул углом рта декан. - Я не собираюсь причинять вам вред, мистер Малфой. Вы выбрали отличное время, так что вряд ли ваш визит - случайность. Итак?..
- Я хотел узнать, - набрался смелости Драко, - что у вас в столе... Потому что вы... мой отец хранит ваши фотографии, и я подумал... Может быть, у вас есть его... когда он молодой.
...Это был первый опыт в жизни Драко Малфоя, когда он сказал правду. И не представлял, что за этим последует. В глазах декана плескался сарказм.
- Посмотрите сами, - наконец, сказал он. - Разумеется, я буду удивлен, если вы найдете нечто подобное.
...Драко не мог поверить. Профессор отстранился и отошел в сторону, наблюдая, как на лицо студента возвращается румянец. Сев в кресло, как ни в чем не бывало, он сделал приглашающий жест.
- Не стесняйтесь, мистер Малфой. Вы все-таки мой крестник...
Этого Драко вынести не смог. Он бросился к двери и разбил бы себе нос, если бы декан не крикнул ему в спину «Алохомора!»
* * *
Это происшествие кое-чему научило Драко. Он узнал, что способен испытывать стыд.
Загадочная персона декана от этого только укрупнилась.
И Драко поменял тактику.
Перед экзаменами он подошел к декану и попросил позволения позаниматься в его лаборатории, так как в гостиной факультета всегда шум, а из учебного класса до общежития приходится идти затемно, после установленного часа, к тому же он не все понимает, и будет удобней варить зелье при профессоре, а профессору вряд ли захочется идти на ночь глядя в учебный класс. Декан ухмыльнулся и разрешил. Эта ухмылка была полна некого житейского знания, и его изнанка обжигала, как лед.
Но тактика оказалась правильной. Целую неделю Драко учил зельеварение и наслаждался обществом профессора, а более всего - его часовым отсутствием (декан готовил какой-то состав для профессора Люпина, после чего понес его по адресу). За это время Драко выяснил, что декан не хранит писем. Его стол всегда завален свитками - но это были учебные дела и студенческие прописи. Драко, поминутно касаясь палочкой ручек и скважин, отпер все ящики стола, пропахшего чернилами, анисовым деревом и бумажной пылью, но не нашел ничего, кроме рецептуры. Рецептура, конечно, была еще та: зелье, отделяющее душу от тела, яды медленного действия, брачное проклятье до десятого колена, телесные трансмутации, зелье подчинения воли, вызов мертвых из могил. Единственным, что он нашел в среднем ящике под кипой старых листов, был рисунок обвитого змеей черепа, над которым стояли сдвоенные буквы «SМ».
Сердце Драко дернулось, потому что эти буквы он принял на свой счет: «Снейп-Малфой». И через миг неприятно поразился такому выводу. Это значило, что с его головой что-то не так. Потому что куда вернее эти буквы значили «Signa Morituri» - Знак Смертника, или «Silentia Magna» - Великое Безмолвие, девиз алхимиков и врачей.
...Однако еще вернее (как он помнил из старых газет) это было знаком верности Сами-Знаете-Кому, Темному Лорду, которого его мать всегда называла Томми, и который был кумиром его семьи. О котором при нем никогда не говорили. Его отец и его декан - Пожиратели Смерти.
* * *
К пятому курсу Драко окончательно выяснил свое положение в мире и перспективы на ближайшее будущее. Он был сыном Пожирателей Смерти, учился у Пожирателя Смерти рядом со сверстниками из семей Пожирателей Смерти. Их многие подозревали, как и их декана, от которого за версту веяло проклятием. Но их боялись. В школе они могли позволить себе что угодно. Драко был старостой курса, и совершенно не стеснялся наводить порядок между факультетами по своему вкусу. Это было похоже на квиддич с грязными правилами, отчего захватывало дух. Периодические отлучки декана объяснялись службой у Лорда. Все это, разумеется, было страшной тайной, в первую очередь от руководства Школы.
К этому времени Драко знал, что далекая от отеческой невинности, покровительственная улыбка преподавателя имеет куда большую цену, чем хвалебные письма отца. Отец и так обязан его содержать и защищать, независимо от личных сыновних заслуг. Детьми Пожирателей были многие. Персональным любимцем Пожирателя был он один. Это гарантировало не только незримую защиту, это обещало полностью устроенную жизнь, в которой связи семьи и протекция учителя покрывали любое прегрешение: в таких условиях можно было держать за горло всех и при том купаться в чужой признательности. Очень богатая гамма чувств сопровождала Драко на сдвоенных уроках, когда декан позорил Поттера за его безмозглость, а Драко получал кивки одобрения. Или когда его с Поттером разнимали в коридоре - с Поттера снимали баллы за несдержанность, а красивому, нежному лицу Драко адресовалась гримаса сожаления. Когда гиппогриф распорол Драко руку, декан освободил последнего от любой ручной работы: его сумку собирал и таскал недотепа Гойл, а котлы мыл Крэбб. Один раз профессор заставил нарезать за него ингредиенты гриффиндорского студента - разумеется, чтобы поставить весь Гриффиндор на место. Он запретил Драко ходить на перевязки в больничное крыло - потому что по дороге гриффиндорцы могли устроить ему засаду, спровоцировать драку и доломать то, что уцелело после гиппогрифа. «Нет ничего плохого в осторожности - сказал он. - Забавы гриффиндорцев всегда кончаются членовредительством. Кроме того, я просто вам запрещаю!» Он перевязывал и лечил его руку бальзамом сам - и под его бестрепетными пальцами, столь не похожими на руки мадам Помфри, Драко не смел проявлять обычные капризы.
- Не смейте дергаться, мистер Малфой.
- Но... о-оо... м-м...
- Это научит вас если не уму, то аккуратности. Я слышал, ваш отец крайне расстроен случившимся.
- Да!! И... А! м-мм!!
- Терпите. Вы мне мешаете.
Драко слышал, как декан выгораживает его в разговоре с другими преподавателями.
- Не говорите глупостей. Драко Малфой - один из лучших учеников моего факультета.
- Тем не менее, он спровоцировал Поттера, можете видеть, к каким последствиям это привело!
- У меня нет никаких доказательств, кроме ваших слов, которым грош цена.
В этом было нечто восхитительное и опасное, как на той фотографии с чердака, которая теперь хранилась у Драко на дне чемодана. Словно Драко приручил чудовище.
Чудовище черное, испорченное, страшное, как порождение сна, и неизбежное, как зло - одним словом, такое, от которого лучше держаться на расстоянии.
* * *
Именно это периодически вспоминала мать, всегда говорящая о декане с плохо скрываемым отвращением. «Что за паломничество?» - прошипела она, когда на летних каникулах после четвертого курса декан посетил отца.
Она едва высидела положенный срок в гостиной - прямая, торжественная и немая, как на похоронах. Декана принимали по всем правилам этикета, в парадных мантиях, и Драко сгорал от любопытства - он никогда не видел профессора вне учебных стен, и уж конечно, тот никогда не посещал их поместья. Парадный вид профессора Снейпа тоже был предметом загадочным - на Святочном балу минувшего года декан до него не снизошел, но одно дело - школа, другое - Малфой-менор.
Профессор Снейп вышел из камина в синей робе и школьной мантии, чем усилил похоронное состояние гостиной. Мать побелела - такого знака неуважения она простить не могла.
- Мое почтение, - едва склонил голову декан. - Прекрасная погода. Поганая пресса.
- Чай, кофе, сидр? - спросила мать.
- Не утруждайтесь, Нарцисса, - проворковал декан, и напряжение усилилось, как это всегда случалось в классе при оглашении результатов контрольных работ Гриффиндора.
- Как наш сын? - дежурно спросил отец.
- Весьма впечатляюще, - черная мантия декана, вздыхающая при каждом конвульсивном движении, казалась Драко единственным ярким пятном на общем палевом фоне.
- Как директор? - провернул в пальцах трость отец.
- Осведомлен.
- Поттер?
- Разумеется. Вы же не думали, что поганец смолчит?
- По мнению мистера Снейпа нам следовало его убить? - процедила мать.
- Возможно, потому что теперь это будет неразумным. - Декан припал к каминному косяку, полы его робы разошлись, открыв задрапированное в черный твид бедро и острое колено. Вся гостиная тут же приросла к этому объекту глазами - декан умудрялся держать аудиторию Малфой-менора так же, как хогвартских второгодков.
- Отчего же неразумно? - пожала плечом мать. - Сиротка Поттер вернул Лорду тело, самое время отправить его в расход.
- Симпатическая связь, - декан очень выразительно посмотрел на отца.
- О, конечно! - ухмыльнулся отец. - Перспектива ублажать Поттера теперь, должно быть, крайне неприятна. Это стало причиной вашего визита, мистер Снейп?
- В некотором роде, - переплел руки Снейп. - Я счел данное время подходящим, чтобы напомнить, что именно находилось в крови Лорда, и кто к ней приложился.
- Как интересно! - воскликнула мать. - Люциус, почему я ничего не знаю об этом?
- Профессор Снейп передергивает, дорогая, - впился в декана отец. - Он хочет сказать, что после смерти Поттера нашему Лорду может не поздоровиться.
- Учитывая бурную жизнь Темного Лорда, - с удовольствием произнес декан, - не поздоровиться вместе с ним может очень и очень многим. А вам, мистер Малфой, в первую очередь. Про себя промолчу.
Мать закатила глаза. Отец, напротив, быстро шарил ими по изразцовому паркету. Оба приклеили к губам улыбки. Драко ничего не понимал.
- Полагаю, - поднял подбородок отец после паузы, - Темный Лорд - необсуждаемая персона. Он прекрасно вышел из ситуации, использовав древнее заклятье.
- Он развязал Дамблдору руки, - пожал плечами Снейп.
- Это не представляется проблемой, - искривил рот отец. - Попечительскому Совету давно пора прижать старого болвана.
- Очень своевременная мысль. Если нельзя прижать молодого.
Сарказм, разлитый в гостиной, постепенно растворился в гнетущем молчании. Мать демонстративно встала и ушла. Мужчины покашливали. Декан у камина - он так и не прошел в комнату - исподлобья сверлил отца, словно примериваясь, где лучше клюнуть, отец вальяжно развалился в кресле, глядя в окно. Драко очень хотелось послушать взрослые разговоры, но намек был ясен: взрослый разговор предназначался для двоих.
Драко откланялся и покинул гостиную, обосновавшись недалеко от дверей. Там он, напрягая все свои ресурсы, ловил каждый звук. Звуки были хаотичные и странные.
Тихое бормотание на приглушенных тонах. Большие печальные паузы. Металлический звон.
- Сколько можно терроризировать меня этим ритуалом? - вопль отца.
- Болван! - резкий голос декана.
Скрежет, шуршание, журчание низкого голоса.
- Заткнись, Снейп! - отцовская громкая угроза.
Неприятный смех. Печальная пауза.
- Таким образом!.. - голос отца
- Таким образом! - хлопок ладоней.
- Ну так сделай что-нибудь! Или Томми тебе больше не доверяет? - яд в отцовском голосе.
Ликующие, гортанные звуки, слов не разобрать совершенно, кроме финального «...не считаешь?»
Снова смех. Заливисто и театрально смеется отец.
- Это предложение? - четко говорит он.
- Не льсти себе! - отрезает декан.
- О, Северус! - тянет отец и снова шуршащие звуки неразборчивой речи. Драко чувствует, как воздух в коридоре наливается желтизной и уплотняется, словно в нем распылили пару святочных фейерверков. «...в твоих гнилых подземельях! - доносится наконец. - Или ты завел себе приличную кровать?»
Смех. Смеются оба. Драко потерял последнюю нить понимания.
- Глупость! - наконец, произносит декан.
Тихое бормотание, паузы.
- Глупость и еще раз глупость!
- Рождество?.. - спрашивает отец. - Я буду, знаешь ли, занят!
- ...Твоя кровь и твоя жизнь, Люциус! - отрезает декан. - У тебя есть полгода.
Резкий хлопок от взрыва летного порошка. Драко еле успевает отползти от двери и припуститься по коридору.
* * *
За ужином мать мрачнее тучи. «Надеюсь, наш гость не испортил тебе аппетита», - замечает она.
- Надо отдать ему должное, - возражает отец, - он весьма сильный волшебник. Умеет устроиться.
- Он отвратителен и, по-моему, чем-то болен, - пожимает та плечами. - И что за дурацкие намеки он делал?
- Обычная паника, - откладывает нож отец. По его лицу невозможно догадаться о смысле недавней беседы. - Сказывается страсть к Темными Искусствам.
- Не уверяй меня, что весь этот разговор о симпатической связи касается Темного Лорда и Поттера, - уверенно говорит мать. - Не так ли?
- Что «не так ли», дорогая?
- Он говорил о себе и тебе, я знаю. Вот где у нас симпатическая связь образовалась!
- Нарцисса, ты не в себе. Я приложу все силы, чтобы этот кликуша никогда не показывался тебе на глаза.
- Будешь встречаться с ним на стороне?
- Не говори чуши. Я ненавижу его не меньше твоего. Но против его визитов к Томми я бессилен. Придется тебе, любимая, их более не посещать.
- Прекрасно, - колко замечает мать. - Мистер-Отменные-Зелья неизбежен как радикулит. Знаешь, Люциус, я думаю, его пора отправить в Азкабан. За это время я бы, наконец, отдохнула. И я многое отдала бы, если б Драко не имел с ним ничего общего.
- Драко всего лишь берет у него уроки, - холодно замечает отец. - И если я узнаю, что Снейп превышает свои полномочия - мне не составит труда добиться его увольнения через Попечительский Совет. Но лучше, все-таки, чтобы мальчик вращался в нашем кругу.
- Он завел себе эту же порочную ухмылку. И эту же манеру крутить волосы! И, обрати внимание, он так же держит волшебную палочку.
- Это не более чем детское копирование.
- Надеюсь, ему не придет в голову привязаться к этому человеку!
- С какой стати? Драко имеет хорошие представления о стиле.
- В его возрасте нужно копировать лучшее.
- Думаю, мальчик в состоянии понять, что профессор Снейп не просто твоя старая мозоль, но и крайне отталкивающий человек.
- Вот именно. Надеюсь, твой сын вырастет умнее тебя!
В свои четырнадцать лет Драко давно не считал себя ребенком, и подозрения в любом копировании вызывали в нем бунт. Свои представления о стиле он старался вырабатывать сам, прежде читая чужие письма и делая выводы, а теперь сменив советы семьи на советы декана (чтобы сравнить и выбрать впоследствии). Поэтому к пятому году обучения он обнаружил, что не только не считает декана отвратительным, чудовищным и злым - как раз напротив, он считает его весьма привлекательным джентльменом с отменным вкусом (выбор им Драко из общей массы студентов был тому доказательством), с проницательным умом (разглядеть бездарность Поттера так быстро смог бы не каждый), сильной волей (работать на Сами-Знаете-Кого в стане врага было трудно), еще большей хитростью (чтобы скрывать это), и отличными манерами (главной из которых было умение двумя словами поставить на место кого угодно).
Главное же состояло в том, что потомственный аристократ Драко Малфой обнаружил в своем профессоре тот тип аристократизма, перед которым оказался слаб.
Во-первых, профессор всегда молчал за столом.
Во-вторых, он был беспощадно точен в поединках. Хотя бы и на Учебной Арене.
В-третьих, он знал себе цену. Его общение с людьми, от которых он зависел - с директором, с министерскими работниками, с представителями Попечительского Совета - было либо дерзким, либо угнетающим. В остальных случаях оно было небрежным. Но разве это не значило, что его теплое отношение к Драко продиктовано вовсе не положением рода Малфоев?..
Привычка брать без спроса то, что он брать не должен, к этому времени превратилась у Драко в навязчивую страсть, а невинное лицо - в оружие. Если декан был под запретом - значит, это подлинный клад, и этот клад должен быть у Драко.