Книга II, Глава 4
Климат Поднебесной продолжал портиться, то проливаясь долгими ледяными дождями, то мучая жителей удушливой жарой. Но самым печальным стала разразившаяся война. Опальный принц, который лишился прав наследника престола из-за тронных интриг, собрал войска и решил силой отбить утраченное. Разумеется, Ши Фэнсюэ тоже был призван.
Однако семья его жены, верная другой стороне, сослужила ему дурную службу: Ши Фэнсюэ больше не пользовался доверием. Кто знает, что нынче у него на уме, не выйдет ли так, что в армии опального принца окажется доносчик?.. Ведь известно, что своя семья как рубашка, ничего ближе к телу у человека нет.
Сводные братья Фэн-эра и мужья его сестер, кто сумел выжить, страстно поддерживали бывшего Наследника все это смутное время; они не вызывали подозрений. А Фэн-эр вызывал.
Ему пришлось дать клятву кровью и обещать сформировать ополчение, дабы доказать верность. Теперь бедная деревня Юньси во владениях матушки Ши Фэнсюэ превратилась в стратегический лагерь, а родовое поместье — в укрепленный пост.
Ши Фэнсюэ хорошо разбирался в войне, словно родился в доспехах. За пару лет он сумел собрать под свои знамена бывших друзей отца, дать приют беженцам и даже преступным головорезам, из которых получились хорошие воины. Все они теперь были заняты военными тренировками без различия ранга и возраста, а в иное время вынужденно помогали в возделке земли. Спорить с Ши Фэнсюэ, доказывая собственную исключительность, никто не смел: для сохранения дисциплины он применял кулаки, мог завалить силача черенком от лопаты, а то и сломать пару костей. Что уж говорить про реальное оружие. Неудивительно, что за глаза его называли «богом войны» — в моменты ярости он словно одевался огнем, и от него шел столь мощный жар, что проще было принять новые условия.
Много голодающих, раненых и нищих нашли приют в его землях, где жизнь была не богата, зато устроена по справедливости. Кроме того, тут жила «святая дева» — даосская лекарка, которая никому не отказывала в помощи.
Идиллия нарушилась, как это и бывает, внезапно: в Юньси из императорской канцелярии пришло письмо. До двора дошли слухи, что Ши Фэнсюэ не способен исполнять обязанности главы своей семьи. Его супруга, не последняя женщина в империи, подозревалась в откровенной измене, дети были брошены без присмотра, такой удар по репутации когда-то славного рода. Ши Фэнсюэ приказывалось немедленно прибыть ко двору и дать объяснения, заняться, наконец, своими прямыми обязанностями. И принести присягу новому наследнику престола, любимому сыну императора. В ином случае он будет считаться преступником, его дети будут отняты и отданы под опеку государства, где и находятся пока на правах временных заложников.
Фэн-эр хорошо знал, что это значит: приехав в столицу, назад он не вернется. За это время его земли могут быть опустошены, а люди перебиты. Однако если продолжить гнуть свою линию — не известно, увидит ли он своих детей живыми.
Верный друг Ляо Юань, бывший капитан гвардии, а ныне генерал созданного ополчения, обещал навести подробные справки. Не все письма правдивы.
…Выяснилось следующее. Имя госпожи Ши накрепко связано с неким Пу Чи, пустым человеком, который, судя по всему, сам и распространял наиболее скандальные слухи. Пу Чи был известен по всему побережью как заядлый игрок и дамский угодник, что с одной стороны делало его хвастовство легковесным, с другой — наиболее убедительным. Люди склонны верить в грязь, потому что им приятно понимать: никто не свят. Если в сети Пу Чи уже попало двадцать женщин самого разного толка, нет ничего странного, что и дочь Правого Министра не устояла.
Загородный дом Правого Министра, куда однажды Фэн-эр так неожиданно нагрянул, находился на востоке от северной столицы, в живописной местности Хуайчжоу. Вся она была покрыта горами, рощами и прозрачными реками, отчего знатные чиновники стремились построить тут если не дворец, то хотя бы летний павильон. Основной изюминкой выступало небольшое, но прекрасное озеро Яньци*, что, как известно, означает «Приют диких гусей». Дикие гуси, как и чиновники, и впрямь облюбовали водоем, который был особенно хорош осенью.
Именно тут госпожа Ши жила последние годы, не отказывая себе ни в приеме гостей, ни в некотором бахвальстве роскошью. И именно отсюда пошли слухи о гуцинисте, которые сам он поддерживал, а госпожа Ши из высокомерия не отрицала.
Когда Правый Министр, не выносящий насмешек, услышал об этом в четвертый раз, он принял меры. Его дочь, разумеется, клялась, что ни в чем не виновна, потому что ее муж мерзавец, предатель и беглец, живет с какой-то порченой монашкой, не дает жене ни ляна на содержание, она с таким трудом ведет дом и воспитывает детей, а их у нее трое. Неужели кто-то так низко пал, что может заподозрить ее в пошлой связи с безродным музыкантом?.. Если бы дело и правда обстояло так — неужели муж, даже полный мерзавец и предатель, не явился бы сюда мгновенно, чтобы развеять свои подозрения?..
Отец госпожи Ши забрал детей в столицу, пристроив где-то в императорском дворце, рядом с собой. А дочери наказал избавиться от сплетен. Иначе она ему более не дочь, мир велик, и пойдет она по нему лишь в том платье, что на ней надето.
Решение отца было дипломатичным. Но сладить с Пу Чи оказалось совсем не просто.
Пу Чи не горел желанием видеться с грозным мужем, и в свою очередь тоже написал ему письмо. В нем он весьма цинично отметил, что сам исполняет обязанности мужа госпожи Ши, и как никто понимает, сколь важно найти под небом своего человека. Так что избавиться от него Ши Фэнсюэ не сможет, а если дело дойдет до суда — то очевидно, кто будет в выигрыше: дочь обласканного властью Правого Министра, а не сын убитого предателя, чье имя уже и забыли при дворе. Если же, подобно глупой каркающей вороне, господин Ши напомнит о себе, его земли по праву будут переданы семье обманутой жены в качестве компенсации, то есть отойдут к Правому Министру. Кроме того, госпожа Ши в своем бесконечном благородстве не хочет развода. Так что как человек чести Ши Фэнсюэ должен смириться либо совершить самоубийство. В последнем случае его имя будет полностью очищено, а с детей снято пятно.
Ничего столь наглого, оскорбительного и прямолинейного Ши Фэнсюэ в жизни не читал! В этом даже было свое обаяние!..
Тем не менее, не успел он как следует поразмыслить, как уже отправил ответное послание. В нем его жене было приказано немедленно явиться в провинцию Хубэй, деревня Юньси, чтобы покаяться в своем поведении, ухаживать за матерью Ши Фэнсюэ и впредь делить с мужем тяготы сурового существования.
Разумеется, никто не приехал. Ши Фэнсюэ тянул время, поскольку уже принял решение не отвечать на приказы двора. Он еле держался, чтобы снова не запить, потому что очень тревожился за детей. Но шантаж заложниками — древний военный прием, глуп тот, кто ему поддастся. Выход был только один — выиграть войну бывшего Наследника, вернуться вместе с ним в императорский дворец и там, наконец, воссоединиться с семьей.
Поэтому Ши Фэнсюэ ничего не отвечал на письма императорской канцелярии, отчего его статус изменника делался все более очевидным.
Наступила осень. Дом скандальной госпожи Ши вдруг стал нехорош для добродетельной публики. У ее кузенов и нескольких дядь образовались дела. Шумный парк опустел, с вишен облетала листва. Из столицы шли и шли ругательные письма. Выходить из дому стало все печальней: при встрече с госпожой Ши даже прислуга отводила глаза. Пары диких гусей на озере Яньци, похожие на сообщество влюбленных, готовились к перелету на юг. Из-за них по вечерам небо словно покрывалось пеплом, что кружит над водой, прощаясь с майскими днями. Особенно грустно в эти часы звучал под листопадом мелодичный гуцинь. Пел господин Пу Чи тоже неплохо:
Дикий гусь одинокий не ест и не пьет,
Лишь летает, крича, в бесприютной печали.
Кто из стаи отставшего путника ждет,
Коль друг друга они в облаках потеряли?
Гусю кажется — видит он стаю, как встарь,
Гусю кажется — где-то откликнулась стая.
А ворона — пустая, бездумная тварь —
Только попусту каркает, в поле летая**.
Пределом бесчеловечности явилась надпись на воротах госпожи Ши. Сверху донизу входные двери теперь покрылись нехорошими словами, намалеванными багровой краской. Слова были забористые, но написаны грамотно, твердой рукой, так что слуги, даже нанятые, исключались. Это как надо образованному человеку ненавидеть чужое счастье, чтобы пойти на такое?..
В один из прозрачных сентябрьских вечеров чиновник пятого ранга, ранее часто посещавший госпожу Ши, пил чай на открытой террасе летнего павильона. Он смотрел на диких гусей и смирялся с возвращением в шумную столицу. И вот на берегу показались бесстыжие соседи. Они медленно шли, обнявшись, голова госпожи Ши покоилась на плече гуциниста. Этот срам следовало всесторонне рассмотреть!..
Некоторое время пара любовалась водой. Потом в руках гуциниста блеснул нож.
…Когда чиновник выскочил на берег — все было кончено. Раненая госпожа Ши лежала в прибрежной осоке. Верно говорят: не води дружбу с людьми не своего круга! Мало того, что посмел поднять руку на знатную даму — еще и рука дрогнула, дрянь человек.
— Никто больше не потревожит тебя, сердце мое, — меж тем склонился к госпоже Ши гуцинист. — Теперь мы навеки будем вместе.
— Зачем?.. Зачем? — круглыми глазами смотрела на нож в своей груди госпожа Ши. — Я тебе надоела?..
— Ну что ты, — сунул за пазуху камень гуцинист. — Я последую за тобой. Но милая госпожа Ши слишком нежна… И слишком любит своего Пу Чи, чтобы пустить меня вперед.
Госпожа Ши заплакала. Гуцинист меж тем набивал одежду камнями, словно это было самым обычным делом.
— Да, — сказал он неясно кому, окинув взглядом горы. — Конечно, не Дунтин. И к небу у меня лишь один вопрос. Будешь ли ты так же добра ко мне после смерти, любовь моя?..
После этого гуцинист поднял на руки госпожу Ши и пошел в воду.
Чиновник пятого ранга не мог не признать, что эта пародия на смерть великого поэта все же полна очарования. Ну кто бы мог подумать, что этим кончится!..
Оказывается, тут была любовь, а не так.
Воды озера Яньци были мелкими, так что два тела еще очень долго поднимались над водой. Быстрые сумерки накрыли озеро прозрачной мглой, и когда на поверхность воды упал туман — ничто уже не напоминало ни о трагедии, ни о стыде, ни о чести.
* * *
Едва слухи о смерти жены Ши Фэнсюэ достигли Хубэя, в армейских делах наступил перелом. Теперь ничто не связывало преданного воина Ши Фэнсюэ с неблагонадежной партией, так что ополчение Юньси призвали в войска опального принца. На месте военного лагеря теперь был разбит госпиталь.
Ши Фэнсюэ не хотел оставлять свои земли без присмотра, теперь они превратились в мишень. Его мать и его женщина были лишь частью большой проблемы. Однако зима все равно застала Ши Фэнсюэ в горах, на линии северной обороны столицы.
Снежным вечером он размечал карту блокпостов, когда рядом с его палаткой раздались крики. Судя по ним — поймали лазутчиков. Дело было обычным, но кричали так громко и местами жалобно, что пришлось выйти.
Лазутчиков было трое. Двое из них, действительно, были одеты в форму императорской гвардии. Молодой мужчина и женщина. Женщина настораживала — таких воинов можно было увидеть в охране императорских жен, а вовсе не на полосе войны. Женщина при виде Фэн-эра тут же сняла шлем и сказала: «Помогите».
…Третьим лазутчиком было тело, которое эти двое принесли с собой. Оно лежало на снегу, свисая между пришедшими. Тонкая белая ткань разошлась на спине, еле прикрывая иссеченную спину и плечи. Волосы этого человека были связаны в растрепанный пучок без шпилек и лент, словно он месяц провел в тюрьме. За сотню ли в нем узнавался типичный государственный преступник.
Но Ши Фэнсюэ не мог не узнать его. И хотя разум еще сопротивлялся, настаивая на подтверждении — сердце уже пропустило удар. Зашлось в горле горячим пульсирующим комком.
Фэн-эр рывком присел и приподнял знакомое лицо. Белое, как мел, с холодными посиневшими губами. Даос был без сознания и от своей продрогшей худобы выглядел крайне жалким. Что могло случиться?..
…В целом — ясно, что.
— Заносите! — встал Ши Фэнсюэ, указывая на свою палатку.
— Но командир! — возразил один из его солдат. — Это же явно вражеский маневр! Мы не видели, как эти люди подошли к лагерю! С ними не было ни повозки, ни даже лошадей! Может, они несут труп, набитый порохом!
— Так отойди подальше, — прикрикнул Ши Фэнсюэ.
Его голова пылала. Снаружи за пологом топтался возбужденный караул. Внутри палатки сразу стало тесно. Пришедшие положили даоса на узкую лежанку и теперь стояли на коленях по двум ее сторонам. Гвардеец держал тело за бескровную руку и, кажется, был немного не в себе.
— Вы кто? — спросил Фэн-эр, так как долг превыше всего.
— Императорская гвардия, — ответил мужчина. — Из пурпурного дворца***. Мы не причиним вам вреда.
— Это мой господин, — одновременно сказала женщина, указывая на даоса. Видимо, она воспользовалась императорской формой, чтобы обойти дворцовую стражу.
— Ты его ученица? — догадался Фэн-эр.
— Да, — помолчав, ответила женщина и повторила: — Это мой господин.
— Кто это сделал? — сжал кулаки Фэн-эр.
— Это был императорский приказ, — ответила женщина. — Никто не посмел возразить.
— Вы помогли ему бежать? — допытывался Фэн-эр.
— Мы сделали, что могли, — ответил мужчина, выпустив упавшую руку. — Говорят, генерал Ши Фэнсюэ знает, кто перед ним.
— А ты тоже его ученик? — смерил мужчину глазами Фэн-эр.
— Нет, — опустил голову мужчина. — Я просто поклялся следовать за ним до смерти.
— Ясно, — опрокинул в себя кубок дешевого вина Фэн-эр. — И в чем обвиняют этого человека? Прошу простить мое любопытство. Я должен знать, что ответить своим солдатам.
Пришедшие переглянулись. Женщина явно знала больше мужчины, поэтому ответила она:
— Нарушение договора и вред, причиненный наследнику престола.
— Да, — поставил кубок на стол Фэн-эр. — Похоже, все, что я думал об этом человеке — правда.
…Фэн-эр расспрашивал и держал лицо, так как боялся приблизиться. Что он должен делать с этим?.. Что он увидит, если рассмотрит подробней?.. Если бы его Цзинь Ми была здесь!.. Но она осталась в далекой провинции следить за больными попроще. Ярость на собственную беспомощность заливала глаза красным.
— Вы хотите, чтобы мои войска укрыли вас от гнева двора? — спросил Ши Фэнсюэ, сжав зубы. — Тут нет хороших врачей. Чего вы от меня ждете?..
— Нет, — ответил мужчина на первый вопрос. — Лекарь не справится. Этот страж просит вас… вы можете… этот гвардеец знает, что в таких случаях…
— Нам нужны ваши слезы, — резко сказала женщина, вскинув голову. — Только они могут помочь.
Лицо Ши Фэнсюэ вытянулось, залилось кирпичной краской, потом пожелтело. Что за вздор?!
— Да, генерал Ши, — пробормотал мужчина. — Это старое предание…
— Это одна из даосских тайн, — не моргнув глазом, заявила женщина, глядя на Фэн-эра льдистыми злыми глазами. — Искренние слезы любимого человека, полные его ци.
— Что?!.. — подавился Ши Фэнсюэ, который открыл было рот, чтобы выкрикнуть что-то резкое и разумное, но не совладал с окончанием услышанного. — Что ты сказала?..
— У нас мало времени, — опустила глаза женщина. — Мой господин мне дороже жизни, но он не любит меня. Мои слезы бесполезны.
— Откуда ты знаешь, кого любит твой господин? — подскочил Ши Фэнсюэ к лежанке куда резвей, чем собирался. — Вы настолько близки?..
— Я сказала то, что сказала, — выдержала его взгляд женщина. — Не сомневайтесь.
По ненависти в ее голосе Ши Фэнсюэ понял, что женщина не лжет. Она любила этого даоса и злилась оттого, что даос к ней равнодушен. И страшно ревновала. И ненавидела Фэн-эра. Так что, пожалуй, стоило поверить.
— И что, — скривил рот Фэн-эр, — вы будете тут сидеть и ждать, когда я разрыдаюсь?..
— Нет, генерал, — поклонился мужчина. — Если вы приняли наши слова всерьез, мы сейчас же уйдем. Вы нас больше не увидите.
— А как же ваш любимый господин?.. — подозрения снова тяжело зашевелились в сердце Фэн-эра, и на то были основания. Кто так поступает? Подбрасывает человека, словно тюк соломы, и сразу в бега?..
— Когда он поправится, он последует за нами, — ответил мужчина.
— Ничего подобного, — шагнул к выходу Ши Фэнсюэ. — Стража!
Два солдата снаружи, до того пытавшиеся поймать хоть слово, быстро подскочили.
— Возьмите этих людей и держите их под арестом до особых распоряжений, — запустил стражу внутрь Ши Фэнсюэ. — Раненого оставьте. С пленными обращайтесь без лишнего рвения.
* * *
Когда Куань Лу встала на страже перед Храмом Предков, она надеялась, что к вечеру все закончится. То есть не абсолютно все, а «что бы ни происходило». Повелитель душ придет и уйдет. По лучам лилового света это станет ясно. Тогда она сменится на посту и займется Звездами.
Но день прошел, прошла и полночь — а Тай И все еще был внутри. Свист и влажные хлопки взрывались очередями, между которыми следовали долгие паузы. Порой там что-то клацало и шуршало, но лучше было не надумывать. Голоса звучали редко, они были очень тихими. До слуха доносились лишь официальные или бытовые интонации.
Перед рассветом все окончательно стихло. Куань Лу была измотана и морально и физически, перед ней сменилось несколько страж, она же не смела покинуть пост. Наконец из-за спины разлился глубокий лиловый свет. Перед внешней линией Лунной Стражи тут же объявился Небесный Лис, делая отчаянные знаки. Он манил к себе Куань Лу. Дворцовый колокол отбил шестую стражу, час Зайца.
— Что там, все закончилось? — с фальшивой улыбкой спросил Лис, хотя и сам отлично видел. — Все ли в порядке у Его Величества?..
— Я не имею права говорить, — опустила глаза Куань Лу. — Думаю, почтенный Дань Чжу осведомлен лучше меня.
— А почему так долго?.. — подпрыгнул Лис, прищуренными глазами пожирая вход. На входе стоял новый гвардеец в глухом шлеме. — Там всего дела было на одну стражу.
— Владыка душ поставил Его Величеству новые условия, — решила признаться Куань Лу. Все же Лис был дядей Жунь Юя, лучше ему быть в курсе. — Видимо, все усложнилось.
— Тай И!.. — возопил Небесный Лис. — Вот напасть… Как знал, что надо было молчать… А какие условия?..
— Не имею права говорить.
— Ну ладно, — легко согласился Лис. Куань Лу едва стояла на ногах, толку с нее пока не было. — Пусть дева немедленно пошлет за мной, если что-то ее тут обеспокоит.
Куань Лу неловко поклонилась, побрела к группе камней и упала там в траву.
За группой камней сидел молодой Лунный Страж из последней смены; он мрачно пил вино из бурдюка. Шлем его валялся под ногами, голова опиралась на камни, одним словом, ему было муторно и грустно.
— Госпожа Полуночи? — обратился он к ней, едва Куань Лу опустилась на землю. — Могу предложить деве вина.
— Да, непременно, — кивнула Куань Лу. Понимающий страж — большая редкость.
Выпили, помолчали. Разгорался рассвет.
— Я тебя раньше не видела, — заметила Куань Лу, передав бурдюк. — Ты из Небесного царства?.. Чей-то младший брат?..
— Я недавно вознесся, — отхлебнул страж и загрустил еще сильней. — Я из смертных.
— О! — поразилась Куань Лу, почтительно сложив руки. Такие Небожители в окружении Императора были диковинкой. — Должно быть, ты глубоко изучил Дао и посвятил свою возвышенную жизнь чистоте.
— Нет, — сказал страж. — Я из Чанъаня. Охранял там бордель.
Куань Лу подавилась. Может, правду говорят — ныне порядки на Небесах совсем испортились?.. Это было бы скверно для репутации ее господина.
— Неужели всю жизнь?.. — не поверила Куань Лу. — Должно быть, в ней все же было нечто особенное, если…
— Да, — ответил страж. — Когда мне было тринадцать лет, я встретил там Небожителя.
«Проклятый Янь Ю», — догадалась Куань Лу. Кто бы еще из Небожителей таскался по борделям центральной равнины?.. Но она ошиблась.
ИСТОРИЯ ОДНОГО ВОЗНЕСЕНИЯ
Славный город Чанъань был древней столицей нескольких династий, жизнь била там ключом. Знаменитый на всю округу чайный дом, полный лучших цветочных девушек, никогда не гасил огней. Там собирались как молодые бездельники, так и местные таланты, а также чиновники, заговорщики и торговцы порохом. Юный страж тогда был бездельником из семьи купца. Он первый раз пришел в чайный дом вместе с компанией постарше. И то лишь потому, что стоял праздничный день.
Это был Цинмин, «праздник света», он же день поминовения усопших. В общем зале курились благовония, ожидалось музыкальное представление. Один из завсегдатаев дома, старый друг хозяйки, пришел сюда со своим гучженом. У него была слава мастера боевых искусств, он жил в горах. И на гучжэне, по слухам, играл просто исключительно.
Мастер сидел за отдельным столом, недалеко от музыкальной платформы. Даже издали он казался сильным и ловким мужчиной, любителем хорошо закусить. Весь стол перед ним был заставлен дорогой снедью, и девушки из чайной пару раз подходили сменить блюда. Мастер красиво улыбался.
Но куда интереснее оказался его спутник. Мастер пришел с другом. Друг выглядел как бродячий даос. С ног до головы он был закутан в какое-то тряпье, и вдобавок сверху покрыт плащом. В довершение маскировки его голову венчала широкая плетеная шляпа с серым покрывалом.
Компания юного купца стала строить предположения, кто бы это мог быть. Подозрения на девушку отпали сразу. Закутанный двигался как мужчина, знающий придворный этикет, хотя из-под тряпья выглядывали только кончики светлых пальцев. Большее доверие вызвал слух, что это больной в лепре или образованный калека, подобранный ради накопления духовных заслуг. А может быть и жертва правительственной травли.
А может быть это один их тех странных людей, что работают на императорский тайный сыск.
Постепенно вокруг сгустились винные пары, и заезжий мастер расчехлил гучжэн. Пока он устраивался на платформе, чайные девы стали приставать к его закутанному другу. Слово за слово, и одна вынесла гуцинь. Стол тут же расчистили, водрузили на него инструмент, но даос отказался снимать свою шляпу и плащ. Однако из тряпья показались, наконец, его руки.
Сын купца был любопытным мальчишкой. Поэтому побежал вниз, чтобы устроиться поближе. К этому моменту даоса обсидели пять дев, прикрыв лица веерами. Они сидели прямо на полу и шептались. С этого места серая вуаль даоса казалась прозрачной, так как за ней висел большой фонарь. Свет пронизывал преграду и позволял увидеть лицо.
Это было лицо Небожителя. Даже при столь плохом освещении кожа казалась белее нефрита, ресницы чернее ночи, а от всего остального хотелось прослезиться. Чайные девы так стерли себе глаза, пытаясь не пялиться, что те и правда намокли.
Закутанный Небожитель не обращал внимания на толчею, сидел с закрытыми веками, глубоко уйдя в себя. Его худые пальцы гладили струны, подкручивали колки. Потом заиграл гучжэн. И в какой-то момент ему ответил гуцинь.
В общей сложности было сыграно несколько песен, гуцинь то солировал, то вторил. Группа на полу сильно разрослась. Иногда закутанный даос поднимал голову и смотрел на своего друга с гучжэном. Тогда становился виден изысканный профиль и длинная, очень красивая шея. Несколько раз чайные девы пытались подсесть к музыканту с предложением чая или вина. Каждый раз он поднимал руку в изящном жесте отрицания. Его голос был тихим и мягким, но предложить угощение дважды никто не посмел.
Пока девы обсуждали посетителя, сын купца слушал музыку. Если у кого-то и возникли сомнения — музыка их развеивала. Обычный смертный так играть не мог. В звуках циня растворялись и пропадали все радости окружающей обстановки, исчезала кричащая обивка стен, фальшивые блестки мерцали, как дальние звезды, бамбуковые занавески шелестели юной листвой, звук льющегося чая скрывал шум ливня, и все лица делались прекрасными.
Наконец, музыкант встал, низко поклонился и сказал, что ненадолго выйдет.
Назад он не вернулся. Уже и мастер с гучжэном забрал плату и вышел прочь. Ушли сытые посетители. Пришли новые. И только глубоко очарованные девы шептались до утра.
С тех пор сын купца стал приходить каждый день в надежде снова застать таинственного гостя. Разумеется, по городу разлетелся слух о чудесном посещении, чайный дом сделал хорошие деньги. Появились новые напитки «Приют Небожителя», «Путешествие на Куньлунь» и прочее в том же духе. Чем обильнее звучала эта тема, тем больше оставалось надежд, что бессмертный господин зайдет, словно он все еще неподалеку. Потом в Чанъане случилось покушение на государя, началась военная компания, и сын купца ушел в ополчение. К этому времени стало ясно, что семейное дело ему оставлять нельзя, так как он блаженный.
Потом война закончилась, бывший сын купца вернулся в город и устроился охранником в этот чайный дом. Там он ждал своего небожителя до самой смерти. В конечном итоге ему выделили комнату с видом на входную дверь. За это время бордель пару раз горел, пережил нападение бандитов, полное разорение и новое процветание при новом государе. Каждая чайная девушка считала вечного охранника членом их общей семьи и относилась к нему с почтением.
Солнце всходило и заходило, звезды наполняли небосвод, менялись весны и осени, законы и чиновники, но все людские страсти были просто водой под мостом. В этой суетной, пестрой, изменчивой жизни не было никакого особого смысла. Он появлялся лишь при допущении, что где-то там, свыше, существует совершенная гармония и совершенная красота. Правда, для смертных она всегда закутана в какое-то тряпье.
Счастлив тот, кто смог на миг заглянуть за завесу.
Умер охранник в глубокой старости на посту, совершенно просветленным. Неожиданно для себя сразу после смерти он вознесся и был причислен к небожителям сам. Оказывается, таинственный музыкант, что однажды посетил бордель Чанъаня, был сам Нефритовый Император. Такая верность Небесам не должна оставаться без награды.
Так что, едва вознесясь, страж был определен прямо по месту интересов: в стражу Императора.
* * *
У нового товарища Куань Лу было самое обычное лицо, освещенное глубоким чувством сопричастности. Император Юй-хуанди был его тайной любовью и самой большой драгоценностью. Страж смотрел на него во все глаза, и все еще не мог насмотреться.
Можно себе представить, что он пережил на ночном посту! Он стоял в карауле уже трижды и в перерывах успел наслушаться сплетен из казарм. Оснований для сплетен не было, но чужие фантазии заразительны. Достаточно знать, что Юй-ди закрылся с владыкой Мертвых, который, по слухам, древнейший дракон. Два дракона в зале предков — что бы это могло быть?.. Отчего такая плотная охрана?.. Еще и тайные распоряжения?..
Молодой страж еще не отошел от своей земной жизни, его речь была необычной для Небес. Зато с ним получалось хорошо молчать, когда выдавался момент.
Между тем прошли пятые сутки без всяких перемен.
Изнутри Храма Предков не доносилось ни единого звука, ни скрипа, ни вздоха, там была стерильная тишина. Никто не жег благовония, обычно помогающие в медитации. С одной стороны, так и должно быть при глубоком самадхи****, но с другой — транс молодых небожителей всегда более поверхностный. Только древние просветленные духи, парящие на лотосах, могут столь глубоко погружаться в незримое, что становятся почти прозрачными для обычных глаз.
Какой смысл стоять на главном посту, если нет прав принять решение?.. Двери Храма Предков не имели замков и затворов, они просто прикрывались. Стража стояла к ним спиной. Так что на шестой день Куань Лу отступила назад и зашла внутрь.
С первого взгляда стало ясно, что это не самадхи. В полутьме на чистом полу лежал ее господин, укрытый верхними одеждами, как покрывалом. Его тело было изогнуто, словно упало с высоты и осталось в случайной позе. Ни одна медитация не выглядит так. Но радовало, что об ее господине позаботились. Тай И наверняка сделал все как надо.
Однако Тай И теперь недоступен. Что, если при нем все было как надо, а теперь стало как не надо?..
Из уважения к приказу Куань Лу не стала подходить. Она вышла наружу, дала знак сменить ее и нашла Лиса.
Лис тоже не мог получить никаких сведений от Тай И, всё произошедшее в Храме Предков окутывала непроницаемая тайна. Дань Чжу уже пожалел, что не взялся за дело сам, как ему намекали. Не подготовил все заранее на самый крайний случай.
Самый крайний случай — это кома. Цзинь Ми впадала в такую дважды, когда пережила потрясение. Это не такое редкое явление, и совершенно безопасное для бессмертных. Если, конечно, они не правители шести миров. За полгода императорской комы Небеса осадят войска демонов, птиц и кто знает, какие еще. Просто оттого, что можно! А тут нет даже отчаянного полководца вроде Сюй Фэна!
— Я знаю, что Сюй Фэн замешан в этом! — процедила Куань Лу. — Он единственный, кто доставляет неприятности Его Величеству!
— Верно, верно, — хлопнул в ладоши Лис. — Но он же и единственный, кто может поднять его на ноги! Ах, как неудобно, что Сюй Фэна нельзя призвать на Небеса!
— Но ради спасения Его Величества… Может быть… Стража на вратах не посмеет возражать, если ей прикажет дядя императора…
— Ах, пропустить Сюй Фэна в небесное царство может только лично Юй-ди. Видно, тоже полагал, что стража ненадежна…
— Но тогда единственное, что остается — это переправить Его Величество в царство Смертных, — подвела итог Куань Лу. — Я сделаю это.
— Хм, — погладил свой висок Лис. — Вот это поворот!.. Как бы не вышло скандала… Однако если на седьмой день Его Величество не выйдет ко двору, скандал будет еще больше…
— У меня в Страже есть нужный человек, — сказала Куань Лу. — Он отлично знает царство Смертных и сможет изобразить охранника или купца. Надо договориться, что сказать по прибытии.
— Надо понять, где Сюй Фэн, — сказал Лис. — Пойду к деве Юань Цзы. Ах, только бы не военные окопы.
— Надо понять, как скрыть задуманное от Лунной Стражи.
— Никак, — отмахнулся Лис. — Я просто зайду внутрь, чтобы поднести Его Величеству тысячелетний чай. Переправлю его в царство смертных и вернусь. Потом выйду наружу. Вероятно, окажется, что Юй-ди будет медитировать еще пару дней сверх срока.
— Если так просто попасть на храмовую территорию из других царств… Может ли оказаться, что кто-то уже проник к Его Величеству прежде?.. Зачем тогда такая охрана?..
— Нет-нет, — погрозил пальцем Лис. — В Храме Предков позволить себе такое могут только члены императорской семьи.
_________________________________________________________
Примечания:
*Яньци (雁栖, «приют диких гусей») - озеро в 50 км от Пекина
**Стихотворение Ду Фу
***Императорский дворец в северной столице (Бэйцзин - 北京, Beijing; повсеместно произносится «Пекин») называется «Пурпурным» в честь небесного Пурпурного дворца, где обитает Нефритовый Император. Герои этой главы не лгут!
****Самадхи – полное погружение в объект медитации, сопровождающееся замедлением всех жизненных процессов.