Данмэй (7)

Глава 7


Как всякий дракон, Жунь Юй был терпелив и верен. Он умел ждать, не теряя из виду свою цель. Его мнения о событиях и людях формировались после всестороннего анализа, и уже не менялись — другое дело, они всегда были сложными. Поэтому он мог без всяких противоречий ощущать опасность сквозь симпатию и испытывать сострадание сквозь гнев. Он видел людей насквозь.

Однако люди видели в Повелителе Ночей только то, в чем были загодя убеждены. Поэтому Жунь Юй давно не искал понимания. Его сила раздражала, его мирный нрав делал его безответным, и его привязанность никому не была нужна. Как теперь можно было кому-то признаться, что творится у него в душе? Даже от самого себя он скрывал, что пробуждает в нем Сюй Фэн, если отбросить взятые на себя обязательства. Жунь Юй хорошо понимал стремления Сюй Фэна — но при этом не понимал своих чувств. Прикосновения Сюй Фэна погружали его в неизвестность, и Жунь Юй не знал имени того, что происходит между ними.

О Сюй Фэне ходило много игривых слухов, но все они быстро вскипали и опадали без доказательств, на одной тяге к сплетням. Феникс имел репутацию страстного и успешного сердцееда, чем гордился. Но прежде чем серьезно обвинить Сюй Фэна в безнравственности, следовало закопать себя в землю: Императрица, разумеется, не рассмотрела бы ни одного притязания, а семья обвинителя еще много сотен лет раскаивалась бы в том, что появилась на свет.

У Жунь Юя была репутация непорочного куска льда, поэтому сама мысль о возможности слухов на его счет казалась грязной. Его невеста еще не родилась на свет, и — зная подробности личной жизни небожителей — можно было полагать, что и не появится; так что это дерево не даст плодов. Владыка Вод оставался бездетным, его брак стоял на уважении, а не на страсти. На Жунь Юе проблемы имперской родословной закончатся.

Жунь Юй смирился. У него была холодная кровь и очень много работы с постоянной циркуляцией ци. Его окружала аура вынужденной стерильности, и она же стала неким гарантом безопасности. Но все же ему была свойственна тоска.

Поэтому прикосновения, которые обрушивал на него Сюй Фэн — взрослые и тягучие, требовательные, исключающие случайность — вызывали смесь паники, беспомощности и смятения. Они ошеломляли и угнетали — эти чувства были сильнее всего; они возмущали; они вызывали оторопь, ощущались как нелепые. Жунь Юй не знал, как на них отвечать.

Спасаясь от неизвестности, он сделал все возможное, чтобы вернуть себе власть над происходящим, повернув в знакомое русло. Очевидно, что в ответ на сопротивление фениксу Жунь Юй получит боль. Это было знакомо и не несло угрозы. Как взрослый и вдумчивый небожитель Жунь Юй даже составил соглашение, взяв на себя ответственность за последствия. Теперь и незримый владыка кармы не смог бы обвинить Сюй Фэна в злоупотреблениях. А хранитель мировой добродетели — в том, что он вьет тут гнездо. Мало того — соглашение предполагало, что Сюй Фэн не сможет закрепить свою победу, и будет вынужден начинать сначала всякий раз, как ему взбредет в голову нарушить покой Повелителя Ночей.

Это гарантировало Жунь Юю ясность. Он понимал, что недостоин сострадания и тем более привязанности. Им невозможно дорожить. Его нельзя полюбить настолько, чтобы с ним остаться — вопреки всем другим вариантам. Его никогда не полюбит женщина, потому что он помолвлен с кем-то нерожденным, у кого не будет выбора. Все прочее было непотребством, грехом и не укладывалось в сознании. Влюбленный в деву Сюй Фэн не может любить его сразу по двум причинам. И Сюй Фэн, разумеется, не любил его. Сюй Фэн желал вернуть утраченное, потому что успешный генерал не должен терять свои провинции и области, не должен быть растратчиком. Сюй Фэн желал утвердиться, чтобы его любовная неудача меньше била по самолюбию.

Но, учитывая возвышенную природу огня, следовало допустить, что как всякое небесное создание феникс просто желал пристроить куда-то свой нерастраченный душевный жар. Почувствовать себя принятым.

Только так Жунь Юй мог защитить свое сердце. Кто не имеет желаний — не смеет ждать, а кто не ждет — не может и потерять.

Он был готов предложить Сюй Фэну свою жизнь, отдать ее по частям. Но вопрос оказался более сложным.

Феникс был очень сильным соперником. И он не выносил границ. Он возился с головой Жунь Юя так долго, что было ясно: это месть. Сюй Фэн крутил из прядей неизвестное сооружение, распускал, собирал так и эдак, зарывался носом в затылок, прочесывал волосы пальцами и снова что-то плел, и все это время издавал странный звук, похожий на тихое курлыканье. Это было умилительно и ужасно. Жунь Юй сцепил пальцы и поклялся забыть все это, едва за Сюй Фэном закроется дверь. Наконец, феникс прекратил дурачиться и просто поднял волосы Жунь Юя вверх, закрутив на макушке в узел отшельника*. Зафиксировав его шпилькой, он провел пальцами по открытой шее, и Жунь Юй ощутил на ней горячее дыхание.

— Не двигайся, — прошептал Сюй Фэн.

Первое касание было легким, словно феникс оценивал фактуру кожи, потом с глубоким нажимом, продавившим выступы и пустоты позвонков. Потом ощущения смешались. Руки Сюй Фэна, жесткие от постоянных тренировок с оружием, гладили ребристый рельеф медитативно, как рукоять меча. Казалось, они завязли в шее.

— Чего добивается Повелитель Пламени? — глухо спросил Жунь Юй. От происходящего за спиной пробивала дрожь.

— Я знаю, — произнес феникс, касаясь губами границы его волос, — что Повелитель Ночей не будет соединять со мной свою энергию. Прошу его мне доверять.

— Это невыносимо, — опустил голову Жунь Юй, уходя от касаний, но тут же откинул ее назад, отгоняя Сюй Фэна, — прошу тебя, Фэн-эр…

— Я хочу увидеть лицо Повелителя Ночей, — наклонил его к себе Сюй Фэн и после пары рывков опустил на пол. День приблизился к полудню, и по-хорошему Жунь Юй нуждался в отдыхе; Сюй Фэн подложил ладонь под его голову. Лицо Жунь Юя было примечательным. Казалось, под его кожей бегут облака.

— Я глубоко уважаю ваше высочество, — тихо заверил феникс, — но я не уйду, пока не получу то, зачем пришел.

Жунь Юй мгновенно напрягся, как тетива, даже его спина прогнулась, готовая оторваться от пола. Лишь усилием воли он заставил себя расслабиться, однако от его кожи пошел знакомый морозный холод, странным образом сочетаясь с лихорадочным жаром. Этот жар не давал Сюй Фэну покоя.

Проведя рукой над телом Жунь Юя, феникс оценил баланс ци и наиболее проницаемые зоны; самыми удобными ожидаемо оказались горло и странная зона над сердцем. Помня, как яростно Жунь Юй обычно оберегает свой шрам, Сюй Фэн направил шоу цзюэ ему под кадык, чтобы вытянуть прочь остатки огненного элемента. Это была известнейшая ручная печать «Бессмертный меч» — жест, охраняющий жизнь**. Лицо Жунь Юя исказилось, но, вероятно, он принял решение терпеть; это было странно, поскольку температура его тела начала выравниваться, пока оно не стало прохладным, как обычно. Морозная аура отторжения при этом сохранилась, но феникса это не заботило. Он следил за лицом Жунь Юя и не понимал, откуда на нем это болезненное выражение, ведь он приносит облегчение.

Видимо, нет. Жунь Юя прошила судорога, он схватил воздух ртом и сбил руку Сюй Фэна. Феникс стряхнул пальцы и дотронулся тыльной стороной фаланг до этого места, которое его так влекло. Жунь Юй перехватил его руку; оба движения были медленными, пробными, почти бессильными.

— Что у тебя здесь? — тихо спросил Сюй Фэн. Он почти шептал, так как в голосе не было надобности: они находились слишком близко друг от друга.

— Прошу Повелителя Пламени простить меня.

— Так что у тебя здесь? — не унимался Сюй Фэн. — Тебе больно?

Жунь Юй ухмыльнулся и промолчал.

— Так не пойдет, — подтянулся на локте Сюй Фэн. — Я рассчитываю на искренность, Жунь-гэ, которая всегда была между нами… тебе лучше сказать, иначе…

…Обычное возражение «иначе что?» не успело прозвучать — феникс коснулся заветного места губами. Жунь Юя передернуло. Сюй Фэн ощутил, как под двумя слоями тонкой кисеи формируется ледяная твердая чешуя. Это было фантастическим переживанием, потому что под губами Сюй Фэна тоже образовался перламутр. Он так приятно холодил… пока Сюй Фэн не отстранился. И тут он, наконец, все понял.

— Нилин, — пробормотал он.

Нилин — обратная чешуя дракона — была легендарной шуткой, давно разошедшейся в обыденной речи поговоркой***. Кошки бесятся, когда их гладят против шерсти, а драконы — когда против чешуи. Считалось, что только ветер может безболезненно касаться места с обратной чешуей. Разумеется, этот нилин никто из людей никогда не видел. И не верил, что он существует. Потому что увидеть нилин — значит понять, куда пустить смертельную стрелу.

— Просто не трогай, — уперся ему в плечо ладонью Жунь Юй.

— Почему ты сказал об этом только сейчас? — Сюй Фэн обнаружил, что ему снова трудно дышать, не то жаркий гнев, не то стыд горячим потоком разливался в груди. Он столько раз хватал Жунь Юя за горло, и не смог правильно истолковать реакцию.

— Я не сказал, — отвернулся Жунь Юй.

Феникс поднялся на руках. Все тело Жунь Юя, включая его лицо, мерцало. Плотные ряды брони покрывали шею и грудь, уходя под одежду; руки и скулы содержали лишь рисунок пластин, намек — вероятно, здесь не ощущалась угроза. Сюй Фэн с огромным трудом подавил желание проверить, как обстоит дело с ногами; глаза и без того едва справлялись с впечатлениями. Плотный перламутр выглядел живым, он дышал; так вот откуда на его поясной подвеске перламутровое обрамление. Феникс теряет за жизнь лишь одно перо. Сколько чешуек теряет дракон?.. Единственная темная зона, лишенная и защиты и блеска, находилась в области сердца. Та самая ороговевшая рана с неровными краями. Какая-то догадка, тень допущения пронеслась в голове, но Сюй Фэн не успел ее ухватить. Борясь с перебоем дыхания, он сдвинул край бледных одежд и положил руку на странную, ничем не защищенную область. А свою голову — на чешую.

— Отдохни, — пробормотал он, гладя неровную поверхность и грея ее белым свечением из ладони. — Это то, что я хотел. Больше ничего. Только это.

Из губ феникса шел почти неуловимый пар, как от поверхности горячего чая. Его волосы пахли сладким дымом курений, летним лугом, прогретой черепицей крыш нижнего мира, но самым сильным, самым желанным запахом был горький аромат осеннего костра, который стелился под всеми запахами Небес тонким, постоянным шлейфом. Сам Сюй Фэн вряд ли чувствовал его, обычно его перебивал горячий металл и благовония. Но для Жунь Юя это был запах всех печалей и потерь, которые не минуют ни одного небожителя, которые нагонят даже счастливцев; он не мог перед ним устоять. Его собственная меланхолия жадно впитывала этот запах, сливалась с ним, и Жунь Юй чувствовал себя не таким одиноким.

Его броня — рефлекс, знак недостаточного владения собой — втянулась под кожу; в ней не было никакой нужды. Хотя она спасала от бешеного ритма чужого сердцебиения. Сердце Сюй Фэна билось так, словно он пронзил собой шесть миров, едва не проиграв ведущую битву, и теперь не может успокоиться. Словно во сне Жунь Юй опустил руку на спину феникса, неумело прижал его к себе. Родное тело, наполненное жизнью, изгоняло холод, сулило драгоценное тепло. Хорошо, что Сюй Фэн, зарывшийся лицом в его одежды, не видел влаги в глазах Жунь Юя. Из покрасневшего угла глаза вытекла капля, и не было никакой возможности ее смахнуть.

Пусть сегодня самообман станет реальностью. Жунь Юй закрыл тяжелые веки.

Рассеянный свет на полу сместился, тихо вздыхали под теплым воздухом бирюзовые завесы. Сюй Фэну казалось, что его тело стало невесомым, растворилось в этой свежей полумгле, он почти не дышал — но с каждым вдохом в него словно вливался целительный, пьянящий эликсир. Он не решался пошевелиться. Не решался тревожить шелк голой кожи под своей щекой. Только его пальцы двигались, лаская рельеф уязвимого шрама, единственной защитой которого могла быть лишь ткань. Это стоило ему волевого усилия. Его сердце неистово колотилось, и феникс пытался замедлить его ритм тремя мантрами, прочитанными подряд двадцать восемь раз.

* * *

Сказав, что он не убийца, Сюй Фэн действительно выразил свою суть: даже самая изящная вещь, будучи сломанной, теряет ценность. Быть принятым — совсем не то же самое, что утвердиться на руинах, поэтому подписанные слова он понял иначе. Если бы он был кем-то другим — он давно забрал бы свое без церемоний, просто пользуясь правом будущего императора. Но после такого и тысяча лет в сансаре не смыли бы с него пятен. Кому нужна победа, если после нее ты противен сам себе?.. Судя по всему, Жунь Юй действительно был крайне утонченным существом, и грубый напор ему претил. А поскольку Сюй Фэн желал и дальше греться в лучах его улыбки, мягкой, как жемчужный свет луны — следовало идти другим путем.

Все, что нельзя сломать, можно взять измором.

Если бы Жунь Юй не понимал желаний Сюй Фэна — он не заикался бы ни о каких условиях, не было бы опасных разговоров, намеков, прикрытых истомой глаз и этого скрытого плеска в голосе, словно где-то там, за преградой, течет тенистый и свежий ручей, обещающий забвение. Никто в Небесном царстве не мог дать Сюй Фэну отдых. Не то чтобы он бы утомлен — но необходимость быть лучшим, ежедневный придворный этикет, стража, что охраняла его даже по ночам, оценивающие взгляды отца, придирки матери, капризная Суй Хэ, сотня важных мелочей, которыми нельзя пренебречь, подобающее поведение, подобающий облик, подобающие стремления — кто сможет выдержать это каждый день год за годом?.. Единственной отдушиной была война. Однако желать нарушения мира между шестью царствами может лишь демон, проклятый на семь воплощений вперед.

У Сюй Фэна был его личный остров покоя и радости, к несчастью, отнятый временем и социальными условностями. Он долго крепился, глядя на его крутые берега. Чем хуже была видимость, чем гуще туман, чем больше расстояние — тем прекрасней он выглядел, и тем больше манил. Казалось, с его безжизненных скал на Сюй Фэна тоже смотрит кто-то внимательный и чуткий, незаменимый, ждущий лишь его, созданный для него — но стоило приблизиться, как мираж исчезал. Оставалась только неизбывная печаль и тлен, и дым на траве.

Что-то древнее и темное просыпалось в Сюй Фэне от этой недоступности, невозможности вступить в тенистые воды, достичь вершины и забыть там обо всех долгах. Если бы не приличия — он поднялся бы в воздух и неостановимо кричал, пока еще есть силы, потому что в ином случае он сжег бы Небеса без минуты сожалений.

Жажда, которой нет названия — что может знать об этом холодный Повелитель Ночей?..

* * *

События меж тем неслись своим чередом, и в некоторые из них нужно было вмешаться.

Небесная Императрица никак не могла успокоиться в связи с ранением сына, поэтому отправила Суй Хэ выяснить, как именно в этом замешан Жунь Юй. В ее душе бушевало дымное пламя, побуждающее к действию, но отчего-то вся ее стратегия перестала приносить плоды. Сюй Фэн не оттолкнул Жунь Юя, даже не заподозрил его; они не поссорились. Как такое возможно? Ее светоносный, лелеемый сын прилип к выродку и даже смеет ей перечить. Он таскается в дальний дворец Небесных Сфер — аналог «холодного дворца» мира людей, куда ссылают опальных императорских любовниц и их отродья — словно там намазано медом. В то время как животворный и сладчайший мед все время находится у него перед глазами — с белыми руками, густыми ресницами и мягким веером из павлиньих перьев, готовый ко всему.

Ну ничего, это просто вопрос времени. Когда дева Суй Хэ обнаружит правду и огласит ее, феникс поймет, кто ему друг, а кто нет.

Суй Хэ первым делом вызвала доверенного «стража Повелителя Ночей» и приказала ему шпионить за Жунь Юем. А если страж откажется — он оскорбит Императрицу лично, нарушит субординацию и понесет наказание. А если справится — он, юный и наверняка жаждущий славы — будет переведен в престижную гвардию феникса. Это куда лучше, чем гнить в мрачном безлюдном дворце.

Во вторую очередь Суй Хэ наладила шпионаж в Царстве демонов. Что там на самом деле произошло, кто был замешан. Это дало быстрый результат: выяснилось, что Жунь Юй не при чем, зато при чем некая цветочная дева Цзинь Ми, Императрица была права, когда ее подозревала.

Теперь Ту Яо желала лично взглянуть на упомянутую деву и, возможно, стереть ее в порошок. Она не знала, кто зачал и родил Цзинь Ми, и страшно было представить, что будет в случае понимания.

Наивная и энергичная Цзинь Ми сидела под замком в родном водном зеркале. По активности Суй Хэ Жунь Юй понимал, что близится катастрофа. Дева Куань Лу, повсеместно считаемая «стражем», служила Повелителю Ночей по своей воле и не горела желанием перебираться в казармы. Поэтому безыскусно сдала Суй Хэ и стоящую за ней Императрицу. О сестре следовало позаботиться. Феникс не мог ее посетить из-за наложенного запрета и из-за сердечной раны, а Жунь Юй мог. У него никогда не было сестры.

Ее следовало забрать и спрятать, пока Императрица не явилась к цветочным девам и не устроила там разгром. Слово Императора на нее не распространялось, и это являлось наглядной иллюстрацией тех бед, что приносит неудачная женитьба.

Тут следует сказать, что Жунь Юй оказался прав, оказавшись на ход впереди — Императрица действительно посетила царство Цветов и устроила там разгром. Но никого не нашла. Старейшины тоже не знали, где беглянка, и даже феникс, которого мать вызвала на допрос, не смог ничего ей сказать. По замешательству на его лице Ту Яо поняла, что он не лжет.

…Нежный, ребячливый тип отношений был для Жунь Юя отрадой. Невинные прогулки за пределами царства Цветов. Виноградная шпилька Цзинь Ми, подаренная в залог открытости и приязни. Цзинь Ми искренне восхищалась Повелителем Ночей — ведь он создал для нее звездопад, бродил с ней по Млечному Пути, мог беспрепятственно ходить сквозь водное зеркало, исполнял мелкие прихоти с безмятежной улыбкой, и был полон различных захватывающих возможностей! У него был собственный дворец и титул, он занимал высокое положение! Кроме того, Повелитель Ночей показал ей царство смертных, приставил к ней покровителя из духов Земли и подарил дом.

Это был небольшой, но удобный павильон на воде с длинным языком деревянной платформы, где можно пить чай и играть в вэйци. Его резная пагода на фоне туманов радовала глаз. По берегам рос бамбук, и ни один поэт не отказался бы созерцать Луну в воде, сидя у резных перил и попивая сладкое вино.

Теперь Цзинь Ми могла столетия жить без печали, вдали от затворов и вражды. Жунь Юй даже придал ей временный облик мужчины, чтобы ее не опознали (самое спорное из решений, но прежде так сделал и феникс). Он нашел ей красивое мужское имя — Лин Гуань, «духовный свет».

С духовностью у юной Цзинь Ми обстояло средне, что объяснялось молодостью, невежеством, отсутствием всякой духовной практики и годами изоляции в женском обществе. Она умела выращивать злаки, готовить и шить, но не понимала музыки. Когда Жунь Юй играл ей на цине — она скучала. Холодные звездные просторы оставляли ее равнодушной, зато еда, выпивка, блеск торговых рядов и шумные развлечения приводили в восторг. Это было так мило. Столь невысокие запросы очень легко покрыть.

Но в шести царствах никому нельзя было доверять. Особенно юным неразвитым духам, не способным нести ответственность за собственную жизнь. Жунь Юй себя переоценил.

…Воспользовавшись его щедростью и отсутствием контроля, юная дева при первой возможности сбежала к любимому фениксу и вновь оказалась на Небесах. Момент для своего появления она выбрала крайне неудачно. Это был День Рождения Императрицы.

Деву, как две капли воды похожую на лучшую любовницу Императора, никто не ждал. До ее обнаружения среди гостей Императрица Ту Яо, крайне раздосадованная неудачными поисками, довольствовалась придирками к Жунь Юю. Его простая и грубая шпилька так оскорбительна для торжественного дня! В какой яме он ее подобрал? Не желает ли публично бросить тень на семью, что поскупилась даже на такую мелочь?.. Не выражение ли это презрения лично к ней?

Жунь Юй отставил кубок вина и лучезарно улыбнулся:

— Небесная Императрица неправильно поняла мой выбор. Золото, алмазы и нефрит не столь драгоценны для меня, как эта простая шпилька из виноградной лозы, потому что ее подарил мне друг. Она очень значима, и как нельзя больше подходит к дружескому застолью, устроенному в честь Небесной Императрицы.

Ответ был безупречным, и Ту Яо поджала губы.

— Эта лоза и правда необычна, — вставил слово миротворца Император. — Твой близкий друг сегодня здесь?

На лице Жунь Юя не дрогнул ни один мускул, когда он ответил, балансируя между правдой и умолчанием:

— Мой друг не божество и не небожитель, он всего лишь дух, поэтому его не пригласили.

…Конечно, он не мог не заметить Цзинь Ми в зале. На ней была созданная им личина.

— Какая потеря, — развернулся к жене Тай Вэй, и в этот момент раздался пронзительный визг. Цзинь Ми увидела мышь. Она визжала столько времени, сколько потребовалось для поимки грызуна, ручного питомца Главы Зодиака — который, как известно, тоже Мышь.

— Кто этот несдержанный дух? — сузила глаза Императрица, чтобы видеть сквозь иллюзию. — Почему он не показывает нам свой истинный облик?!

— Ах, — понеслись по залу шепотки, — не этого ли юношу мы видели в царстве смертных рядом с Повелителем Ночей?.. Не тот ли это юноша из платанового дворца, которого бросил Сюй Фэн?.. Нет-нет, очевидно же, что этот юноша сам бросил Второго принца ради Первого! Ах, нет, говорят, что оба они влюбились в одного бессмертного, и из-за этого вышел конфликт!

Самый громкий шепот шел из уст владыки Змей, красавца и распутника:

— Я всегда говорил, раз Небесный Император так охоч до женщин, ему это ещё аукнется, а теперь я нашёл подтверждение своим словам. Кто бы мог подумать, что оба его сына любят мужчин!

Это было невыносимо, и должно было быть прервано немедленно. Императрица метнула вперед свою золотую заколку, и чужая личина рассеялась. Цзинь Ми предстала, как она есть.

Жунь Юй закрыл глаза, феникс широко распахнул свои. «Ах, воскресла давно почившая Повелительница Цветов!» — закричали в зале. Император встал. На его лице застыло выражение глубокого шока. Он вообще не знал ни про какую Цзинь Ми и сердечные дела своих детей.

Теперь он, пораженный внешним сходством и неудобными выкриками, устроил ожидаемый допрос. Из него все Небесное Царство выяснило, как зовут словоохотливую деву, откуда она родом, сколько ей лет, и что она дважды спасла феникса. Глаза Небесного Императора стали стеклянными. Видимо, он уже догадался, кто перед ним.

— И эта дева дважды спасла моего сына?.. — не поверила Ту Яо.

— Это так, — глухо подтвердил Сюй Фэн.

— Ну, если это так, — елейно сказала Ту Яо, — Небесный Император и я должны поблагодарить ее за спасение принца Сюй Фэна.

— Ах, ерунда! — засмущалась Цзинь Ми. — Он уже расплатился со мной за это шестьюстами лет духовных сил!

— Раз вопрос решился, — сквозь зубы сказала Императрица, — прошу гостей успокоиться, выпить вина и насладится прекрасным танцем принцессы Суй Хэ!

…Разумеется, дело не могло кончиться так просто. Но никакой возможности вывести Цзинь Ми прочь или хотя контролировать ее не представлялось. Принцы вынуждены были сидеть за императорским столом как прибитые, а Цзинь Ми наслаждалась вниманием соседей.

Девы царства птиц исполнили прекрасный танец летящих перьев, Суй Хэ была на высоте. После этого ее пригласили сесть рядом с Сюй Фэном, сегодня был хороший день для оглашения помолвки. Постепенно внимание гостей переключилось. Поползли одобрительные шепотки насчет красивой пары.

— Ваше Величество, только взгляните на Повелителя Пламени и Суй Хэ, — разливалась Ту Яо, — разве они не похожи на людей, изображённых на картине в моих покоях?.. Она называется «Влюблённые созданы друг для друга, словно жемчуг и нефрит». Право, это пробуждает трогательные воспоминания!..

— Тетя дразнит меня, — покраснела Суй Хэ, опустив изогнутые ресницы.

Цзинь Ми услышала в словах про жемчуг и нефрит что-то знакомое. Нефрит считался ярчайшим выразителем мужского начала, а жемчуг женского. Почему никто не подхватил речь императрицы, не поддержал ее фривольную игру слов?.. Поощренная недавней любезностью, Цзинь Ми развернулась к императорскому столу и громко заявила:

— А, так Повелительница царства Птиц и его высочество Повелитель Пламени занимаются взаимным самосовершенствованием!

На весь зал мгновенно опустилась тишина. Здесь не было ни одного существа, кто не знал бы, что за процесс назывался «взаимным самосовершенствованием», и как непристойно говорить об этом участникам, даже состоящим в браке. Феникс подавился, Небесный Император закрыл глаза ладонью, а на Суй Хэ было жалко смотреть.

— Что ты сказала?! — взревела Небесная Императрица.

Цзинь Ми невинно ответила:

— Ничего особенного, я лишь хотела узнать побольше об этом способе приобретения духовных сил!.. Чтобы в будущем мы могли все вместе… совершенствоваться…

— Ты… мы никогда… — выдавила Суй Хэ.

…Вот теперь ситуацию следовало спасать.

— Повелители Грома и Молний! — приказала Ту Яо страшным голосом. — Немедленно схватите этот ничтожный дух и казните на месте!

— Стойте! — закричали разом несколько заинтересованных лиц. — Сегодня празднество, к которому присоединились бессмертные из всех Царств! Зачем отнимать чью-то жизнь в такой счастливый день!

— Я прошу матушку трижды подумать! — бросился ей под ноги феникс. Он все еще не отошел от потрясения, увидев здесь Цзинь Ми, и его сердечная рана пробудилась, давая иррациональную надежду неясно на что.

— Верно, верно, — внес свою лепту побледневший император. — Юная Цзинь Ми пришла издалека, она не знает наших порядков, но незнание это не грех!

— В Небесном Царстве свои правила, — стальным тоном отчеканила Императрица, — в мире смертных — свои, и эта разница должна блюстись неукоснительно! Без соблюдения основных законов о какой гармонии может идти речь?.. Сегодня это ничтожество оскорбило Небесную семью и ранило нашу гордость! Она оскорбила все царство Птиц! Опорочила моего сына в глазах всех бессмертных! Это неслыханно! Как мы можем спустить ей подобное?!

Жунь Юй вышел из-за стола. Было понятно, что ситуация будет лишь расти, как снежный ком, и Ту Яо так или иначе найдет, на ком сорваться. Она завелась еще на деревянной шпильке, и с того времени быстро продвинулась в сторону искупительных смертей.

— Если Небесная императрица хочет найти виновного, — встал на колени Повелитель Ночей, подняв белые рукава, — пожалуйста, накажите меня. Юная дева Цзинь Ми — мой близкий друг. Если бы я не дал ей понять, что она вольна жить, как пожелает, ее бы тут не было. Я беру на себя полную ответственность за всё произошедшее.

— О, — глаза Небесной Императрицы стали кокетливыми, — сейчас я вижу, что ваши шпильки парные. Не это ли тот самый друг, о котором ты упоминал?.. Если я правильно помню, Повелитель Ночей сказал, что его друг не пришел. Так это была ложь?

Жунь Юй смотрел на подбородок Императрицы, чтобы при соблюдении правил этикета она могла видеть его глаза. Они были ясными и пустыми.

— Если ты хочешь помочь этой паршивке, взяв вину на себя, — Ту Яо сделала вид, что сомневается, — тебе придётся принять наказание уже за два преступления. Посильной ли будет для тебя эта ноша?..

Жунь Юй плавно опустил голову на руки:

— Небесная Императрица может выбрать любое наказание. Она не услышит от меня ни слова жалобы.

Глаза Ту Яо сверкнули. Из ее ладони молниеносно вылетел луч белого света, Небесный Император не успел заблокировать его рукой. Жунь Юй выпрямился, готовясь принять удар.

…С самого рождения близость и родство были сопряжены для Жунь Юя с подчинением, а подчинение — с телесным уроном. Он не помнил причин — но его душа и тело несли следы травм. С того момента, как он вступил в Небесный дворец Пурпурных Облаков, боль от родственников стала его ежедневной реальностью. Его били за проступки, за принесенное разочарование и за ошибки Сюй Фэна, наказывали за неловкие манеры и погрешности в этикете, наказывали по оплошности, по сложившейся привычке, наказывали просто так. Никто в семье и свите Императора не обладал магией воды, основным инструментом наказания были разные формы пламени, и скидку на взаимодействие с водной стихией не делали. Наказаниями при дворе по традиции ведала Императрица, и ее бы устроило, если бы Жунь Юй остался калекой. Она действовала по регламенту, и если кто-то не смог этого вынести — в том нет ее вины. Жунь Юй привык защищать основной дантянь, опуская туда весь поток энергии, потому что хрупкое золотое ядро — единственное сокровище, что у него было.

Его сердечная область — место формирования истинного оружия и истинного облика — так и оставалась в плачевном состоянии, поскольку всегда подвергалась расправе; все, чего Жунь Юй достигал упорными медитациями, оказывалось разрушено, не успев вызреть. Ситуация изменилась лишь тогда, когда он получил титул Повелителя Ночей. Если бы Жунь Юй был озлобленным настороженным духом или выучился лгать, ему было бы легче. Но он был доверчив, он хотел родителей и дом, так что небо падало на него несколько раз.

Сначала урон был неотъемлемой частью родства, потом стал его единственным доказательством. Только близкие, заинтересованные люди, переполненные чувствами, могут нанести травму собственноручно — вместо того, чтобы отдать нарушителя в руки специальных дворцовых служащих. Императрица поступала так постоянно, и толкала к этому же Сюй Фэна.

Из-за своего гнева на Жунь Юя Ту Яо теряла лицо.

…Но не в этот раз.

Глаза Ту Яо сверкнули. Из ее ладони вылетел смертоносный луч белого света, Небесный Император не успел заблокировать его рукой. Лезвие света двигалось быстро, так что никто не успел среагировать, когда на полпути оно внезапно сменило траекторию, обогнуло Жунь Юя и ударило в Цзинь Ми.

В тот же миг вокруг Цзинь Ми встало крылатое золотое сияние, от которого лезвие света отскочило, как от алмазного щита.

— Перо феникса! — посерела лицом Императрица.

…Да, влюбленный Сюй Фэн подарил деве Цветов свою самую главную реликвию — совершенную защиту, перо феникса****.

___________________________________________________________

Примечания:

*Узел отшельника — имеется в виду капарда или джата, скрученные в пучок волосы на макушке.

**Шоу цзюэ — дословно: «тайное наставление (метод) рук», ручная печать в даосизме. «Бессмертный меч» — самый знаменитый жест с двумя выпрямленными пальцами, указательным и средним, остальные прижаты к ладони; аналог индийской прана-мудры.

***Нилин — 逆鳞 (nì lín) — обратная чешуя под горлом дракона. Выражение 触逆鳞 — «затрагивать чешую дракона, посаженную против ворса» (по трактату 说难 Хань Фэй-цзы) — используется в значении: затрагивать больное место, неосторожно возбуждать ярость.

****В этой главе использован большой фрагмент оригинала.