Системно-векторный анализ персонажей романа
14. Жить с Чу Ваньнином
В Эрхе нам показали долгий путь двух людей друг к другу, от сердца к сердцу. На этом пути стояли смерть, ненависть, непонимание, жертвы, обман, раскаяние и искупление. Во многом этот путь был зеркальным для обеих сторон. Поэтому, когда все преграды пали, итог мог быть только один. Вместе навсегда.
События, описанные в романе, фантастичны. Но люди вроде Чу Ваньнина и Мо Жаня существуют на самом деле. На что должно быть похоже их взаимодействие с точки зрения системно-векторного анализа?..
Первое и самое главное: люди вроде Чу Ваньнина не смогут жить с одним человеком, даже если их клетка золотая. Если они обрекают себя на полное затворничество и изоляцию — значит, им недолго осталось. И нуждаются они не в прогулках среди толпы, а в живом настоящем Деле.
Уретрально-звуковой комплекс — это история не про личные отношения двух людей. В их любовном романе контекст будет интересней мелодрамы. Люди вроде Чу Ваньнина никогда не станут героями семейной саги про рождение и воспитание общих детей, про измену и развод. Про них не снимут «Аббатство Даунтон». Типаж Чу Ваньнина может проскочить многие сюжеты по касательной, и о каждом эпизоде останется короткий анекдот. В жизни таких людей случается многое — но сама их жизнь не об этом.
НЕВЫНОСИМАЯ ЛЕГКОСТЬ БЫТИЯ
Типаж Чу Ваньнина неприхотлив в быту. Это удобный аспект сожительства с ним, хотя эта простота обманчива.
Например, эти люди всегда знают, что надеть, так что их сборы в путь стремительны: они носят один тип вещей на все сезоны. Это символическая одежда, отражающая их социальную роль. Базовых ролей тут всего три: мятежник, священник и рок-певец, и в уретральном звуковике все они присутствуют одновременно в разных пропорциях.
Зато эти люди никогда не гладят свою одежду, не чистят обувь, не разгребают творческий завал на столе, на полу и полках; все это имеет некий шарм «вольности», небрежности. Однако действительно значимых, актуальных вещей среди завалов у них мало. И они держат их в порядке, под рукой. Это рабочие инструменты. Перо и чернила, гуцинь-гитара. Что еще нужно для креативного мышления?
Тогда откуда бардак?.. Ну — он заводится оттого, что пространство любит этих людей и подкидывает им то и се. Сервиз на 12 персон, медвежью шкуру, глобус Франции, пять кило кокса. Оно как бы ничье. Поэтому ответственности за роскошь этот типаж не несет. Пространство вокруг него сжимается, и он смиренно принимает это как неизбежное зло.
За лишними материальными вещами в его жизни стоят живые люди — дарители, попечители, поклонники, возлюбленные, и выбросить раздать всю эту «красоту» — значит, выбросить человека, его сердце и его добрые намерения. Возможно, он будет втайне рад, если кто-то возьмет на себя грех и всё утилизирует. Но в целом проще сменить локацию на хижину в горах.
Этих людей тяжело загнать на пляж или лыжный курорт, а если они там появятся (судьба завела, ощутили зов подняться на Эльбрус) — то окажутся без крема для загара, аптечки и термобелья, в облегченном варианте. По их поведению никогда не скажешь, что что-то такое им нужно. Поэтому обвинять других, что те ничего не приметили и вовремя не помогли — невозможно.
Люди этого типа непритязательны в пище. Часто они останавливаются на каком-то безопасном для себя виде еды, вроде веганского тофу с зеленью, и больше не заморачиваются. Чу Ваньнин с удовольствием ел мясо, рыбу, выпечку, сладости — но в романе это произошло лишь тогда, когда Мо Жань стал готовить и заказывать еду персонально для него.
При этом со стороны уретральный звуковик всегда выглядит упакованным и равнодушным к низменному быту, мало того — именно он и воспринимается как податель благ/энергий. Это у него всего МНОГО, с избытком, особенно по духовной части, так что вряд ли кто даже задумается, что он может в чем-то нуждаться. Такой человек легко примет угощение (сладкая ерунда, алкоголь), так как пища призвана объединять людей, а с этим человеком хочется объединиться. Но сам он никогда не будет заботиться о хлебе насущном, как та полевая лилия.
Все это осталось в данном архетипе с тех времен, когда был родоплеменной уклад. Звуковой вектор (жрец, поэт) получал жизнеобеспечение типа «подать», «пожертвование» напрямую, таких людей содержал весь социум. Это считалось поддержкой «связи с богами», элементом религиозной практики, и это до сих пор так в православии и в индийских духовных школах. Дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Уретральный вождь же просто брал свою долю из общей, чем подтверждал свой статус на радость остальным. Если из всей добычи вождь не взял хотя бы одну цацку, песцовую шкуру или клык моржа — значит, он никем не доволен, всех оставил сиротами, племя накосячило, и всё идет под откос. Доля вождя определялась сразу — и часто было ясно, что он все не съест и всех пленных баб не оприходует, тогда остальное достанется ближнему кругу. Такое право «первой ночи» (с людьми и с пищей) имеет глубокий ритуальный смысл и символически дожило до наших дней.
Уретрально-звуковой комплекс совмещает эти два типа поведения. То есть он не сеет и не жнет, а просто берет то, что жизнь ему оставила или поднесла.
Даже если такие люди зарабатывают много денег, они все равно не вкладываются в свой личный быт и рацион. Деньги предпочтительно вкладывать в работу (на людей), а прочее по остаточному принципу.
* * *
Уретральный звуковик является единственным типом, который равнодушен к собственным детям. Дети здесь как бы тоже часть «материального умножения», которое ему не принадлежит; дети заводятся и всё. Звуковой вождь как типаж совмещает в себе юношу и мудреца, иметь детей от него кажется привлекательным (будучи источником жизни, он и источник детей). Но параллельно закрадываются подозрения, что заниматься ими он не будет1.
1Если звуковым вождем является женщина — она типичная «кукушка» (детей воспитывают няньки, родственники, детдома). Характерен пример Марины Цветаевой, где все не просто, так что это не вопрос вины, а вопрос архетипа.
Вспомним, как после пожара в Жуфэн Чу Ваньнину дали подержать спасенного ребенка. Младенец расплакался, и Чу Ваньнин не знал, что с ним делать. И чем строже хмурился, тем хуже было. Даже конфета не помогла.
Чем сильнее власть Звука в звуковом вожде, чем меньше вероятность, что дети появятся. Эрха исключает их рождение. Детей в романе хочет Мо Жань, так как анальный вектор чадолюбив. Вот поэтому в другом китайском романе — «Магистре дьявольского культа» — ребенок, сопровождавший Вэй Усяня, был усыновлен Лань Ванцзы. Сам Вэй Усянь никак не годился в отцы и благополучно погиб, вообще не думая про мелкого мальчонку.
ВСЕ СЛОЖНО
То, что для кожной меры является вожделенной «халявой», уретрально-звуковой типаж переживает как формулу, тип функционального общественного договора, пришедшего из тьмы времен. На самом деле, люди вроде Чу Ваньнина об этом не задумываются, поскольку происходящее вокруг кажется им естественным.
Выглядит это так: рядом со звуковым вождем всегда (ВСЕГДА!) заводятся несколько человек, следящих, чтобы ему всего хватало. А точнее, следящих, чтобы он не занимался изнурительным физическим трудом для поддержания своей жизни. Он совершенно точно для этого не предназначен, о чем нам повествует знаменитая «колхозная арка» Эрхи. Чу Ваньнину до тридцати лет не приходилось пахать на страде, хотя, как мы видим, он быстро освоил это занятие. Но он был растерян. И не потому, что не барское это дело, а потому, что в его возрасте стыдно быть настолько дезориентированным и неловким.
Это начинается с самого рождения, даже если ребенок сирота. Кто-то его непременно накормит (пополнит запасы), кто-то изредка будет стирать неудобное облачение (царскую мантию), кто-то подметет/вынесет хлам (алко-тару). Кто-то станет приносить игрушки (трудные задачи, тяжкие квесты, детективные расследования, чужие несделанные уроки). Так у маленького Чу Ваньнина был в распоряжении целый монастырь с налаженным бытом. Кажется, что это исключительное условие, не всем сиротам так везет с общежитием.
Но так произойдет в любом месте, где появится звуковой вождь2.
2В греческой мифологии такое положение вещей отражает Дионис (уретрально-звуковой тип "дионисийского" образца). Волхвов и пастухов с дарами тоже не станем забывать.
Во взрослом возрасте его будут сопровождать ученики, фанаты, послушницы, добрые самаритянки, наиболее чуткая часть его огромной «аудитории». Два мужских вектора в связке (в одном человеке) не очень хороши в хозяйственных вопросах, зато щедры на отдачу.
Разумеется, все это может в один момент кончиться — когда уретральный звуковик срывается с места и несется в неведомые дали. На новом месте структура с изумительной скоростью нарастает снова. Это закон природы.
Что будет, если такой человек останется в полной изоляции и никто не сможет его обслуживать? Ничего. Он будет жить так. Стирать методом «просто опустил в воду и вынул, делов-то», спать в напильниках и питаться цикадами. Но стоит ему выйти к людям во всеоружии — как все бытовые пустоты снова заполнятся.
Конечно, бывают времена и места, где творятся катаклизмы, народ нищ и озлоблен, и каждый думает лишь о себе. Это переживаемо: голод и нищета просто часть общей судьбы народа. Но с другой стороны — это то самое время, когда народ нужно объединить во имя спасительной идеи, благодаря которой все и выберутся из злобы и нищеты, или хотя бы получат надежду, что еще не все потеряно. И никто лучше звукового вождя не знает, как этого добиться.
Из всего этого следует непреложный факт: звуковой вождь — типаж Чу Ваньнина — не сможет прожить жизнь с одним человеком. Домик на отшибе подойдет Лань Ванцзы или булкаговскому Мастеру (анальные звуковики), но Чу Ваньнин другой. И дело тут не в том, что никто и никогда не заменит звуковому вождю весь мир. Мир не отпустит его, формула «один для всех, все для одного» будет работать.
Каждый из векторов имеет представление о взаимообмене с внешним миром. Жизнь среди людей — это обмен энергией, а у энергии много форм. Кожный вектор оплачивает внимание к себе прямым финансированием и рационализаторством (в чем очень преуспел и Чу Ваньнин с его инженерными способностями). Энергия анального вектора — забота, хозяйственная рука, передача навыков (вспомним арку с уборкой риса!). Мышечный вектор отплачивает миру физическим трудом, в том числе и на поле боя. У обоняния есть управленческий дар, у зрения — сочувствие, у оральности — забористые истории, сплетни и кулинария, у звука — креативность и свет далеких звезд.
А в уретральном векторе есть только секс. Его можно сублимировать так и эдак, в чем сильно преуспела культура. Но в целом всем давно ясно, что бегут охотней и дальше за тем, что сильнее пахнет Жизнью. Так что мир не отпускает так просто людей, которые самим фактом своего существования усиливают жизнь, обещают ее дальнейшее цветение.
Этот закон природы часто бьет по самолюбию людей других мер.
Люди вроде Чу Ваньнина кажутся исключительными, словно они наделены чарами, которые оболванили всех вокруг («опиум для народа»). Спустить это на тормозах нельзя. Так что и любят, и ненавидят их так мощно, словно это что-то генетическое.
В целом так оно и есть.
* * *
В финале Эрхе мы имеем канонный вариант L'amour de trois, когда на одного Чу Ваньнина фактически приходится два партнера: Мо Жань и Тасянь-цзюнь. Оба они заключены в одном теле, но натуры персонажей различны.
Однако сам Чу Ваньнин двойственен, так как звуковой вождь содержит в себе два противоположных темперамента. Было бы хорошо, если бы все разделились по интересам. Но так не бывает. А бывает вот что.
Чу Ваньнин не сможет заниматься любовью по первому требованию (а тем более каждый день) — это мечта китайских авторов. В своем звуковом режиме такие люди не хотят никакого супружеского долга, им необходимо одиночество, тишина и, желательно, темнота. Они проводят в космосе половину жизни, а поскольку темперамент у них все же отчасти уретральный — мешать им может быть опасно.
Так что на звуковой фазе, длина которой известна лишь Небесам, Ваньнин не будет расположен к игрищам с Мо Жанем, и тому придется уступить. Столь любимый фанфикшном элемент принуждения и насилия в реальной ситуации не пройдет. Уретрально-звуковые люди заняты своей миссией всю жизнь, и она им важней семейной жизни. Невозможно поймать ветер и остановить лаву. Чу Ваньнин, в целом более чем склонный к компромиссам, постепенно прогнет Мо Жаня вместе с остатком императора Тасяня, если те хотят иметь на Чу Ваньнина какие-то права. В ином случае он уйдет.
…Он и раньше так делал — ведь чем иным, как не «уходом от мира», являются его периодические многодневные медитации?.. Сколько раз вообще Чу Ваньнин «отсутствовал» в реальности? Он умирал и пребывал за гранью восприятия, он проваливался в собственное измерение, когда возвращал память души (чем пытался воспользоваться Хуа Бинань), он, наконец, пять лет пролежал в коме. Превращаясь в ребенка, он менял модус своего привычного существования. Даже его плен в какой-то степени является «сокрытием от мира» (который в лице Сюэ Мэна продолжал его требовать назад).
Так что легко представить себе бессмертного Юйхэна на горном плато в позе Будды: ушел в самадхи, когда вернется — не сказал.
К счастью, Чу Ваньнин живет с прокаченным мастером Мо, который ведет себя в лучших традициях женского романа. То есть демонстрирует сердечность и понимание, а бонусом может пропасть из дома на весь день (наслаждайтесь личным пространством).
Тасяню, конечно, не позавидуешь.
На уретральной фазе Чу Ваньнин действительно будет так горяч, как мы читаем. И очень инициативен. Но — увы — в этом режиме он не может принадлежать только одному человеку. Ему будет необходима социальная среда, причем в активном состоянии. Ему нужно выходить к людям и что-то делать вместе с ними. Чу Ваньнин провел в этом режиме почти половину романа, наводя шорох среди заклинателей. Так что садовыми гномами и «божествами флоры», которыми распоряжается Ваньнин как прямой господин растительности, тут дело не ограничится.
Эта деятельность так или иначе будет связана со Словом.
Звуковой вождь — это всегда большой масштаб. Потому лучше всего Чу Ваньнину было бы стать горным Учителем, классическим сянь-цзунши3, к которому каждое полнолуние идут толпы страждущих и проблемных мирян. Некоторые из услышанных проблем неизбежно повлекут за собой прямое вмешательство или детективный квест. Отсюда два шага до Бейкер-стрит, аналога горной пещеры с мудрым драконом внутри.
3仙宗师 — xiān zōngshī — бессмертный наставник
Партнер Чу Ваньнина должен делать единственное: не мешать. Дело, требующее вмешательства, люди вроде Юйхэна находят себе сами. В этом они ультимативны (дважды доминантны), и часто оказывается, что до того, как решение будет оглашено, они уже что-то сделали в этом направлении: собрали информацию, обдумали концепт, написали десять фрагментов к будущей конституции и разработали дешевый сплав для Ночных Стражей массового производства.
Тут обычно выясняется, что выбрали они совсем не то дело, которое авторитетной группе лиц кажется самым важным, большим и безотлагательным. Не то, за которое советуют взяться спонсоры. Опера будет не на тот сюжет, новая разработка никак не поможет богатым стать еще богаче, публичная лекция в ООН полностью перечеркнет модную повестку, породив тонны хейта, а вместо открытия конференции в Калифорнии молодой ученый поедет в дебри Амазонки. Мнение партнера имеет для таких людей совещательную ценность, а доводы против обычно приводят к тому, что решение делается окончательным. Но теперь партнер, который как бы всегда имеет вип-приглашение поучаствовать в очередном предприятии, не учитывается. Если он откажется участвовать — это ничего не изменит. Просто все дело сделается без него.
Управлять такими людьми совершенно невозможно. Они уступчивы в неважном, бытовом (куда потратить общие деньги, где отдыхать, что заказать на ужин), но чертовски упрямы в том, что касается смысла их жизни.
Самое отвратительное, что может случиться в союзе «абстрактного Мо Жаня» с Чу Ваньнином — это манкирование собственной значимостью. Либо я — либо дело; либо я — либо весь мир. Часто случается, что «абстрактный Мо Жань», ставящий такие условия (не обязательно их озвучивать напрямую), внезапно заболевает. Падает с лестницы, подцепляет редкий вирус, попадает в автоаварию. Получает травмы от случайных хулиганов. Теперь он нуждается в уходе. Это хороший способ «задержать» рядом с собой активного упрямца, чтобы не ехал на Амазонку, а подумал над своими приоритетами.
Здесь мы будем иметь непопулярный случай, когда мир и дело выиграют, а манипулятор останется в проигрыше. Такие решения могут стоить многих нервов, тайных слез, саморазрушительных мыслей, вынужденных уступок, но результат всегда один. С больным можно остаться, если дело терпит. Но есть дела вроде Небесных Разломов, которые не ждут.
Умные Мо Жани, которые действительно любят своих Чу Ваньнинов, должны быть готовы не ревновать их к их деятельности. Обычно уретральные звуковики так и так вступают в брак со «своими», с людьми из той же творческой среды или профессиональной страты. Стандарт индийского гуру: женат на ученице. Вот и Чу Ваньнин выбрал себе человека из своего круга. Это обеспечивает базовое взаимопонимание, общую палитру жизни. Но одинаковая среда и даже профессия — не панацея. Дважды доминантный типаж не способен к соавторству. Он, может быть, и хочет, и готов — но у него не получается. Он будет возничим этой колесницы, иначе просто никто никуда не доедет.
Не потому, что ему так хочется, а потому, что иначе не выйдет. Дурное (по их мнению) руководство над собой эти люди не выносят настолько, что просто отворачиваются и делают все по-своему.
…То есть да, иди ты в жопу, архиепископ, опера будет на немецком языке. Путь итальянцы поцелуют меня в зад!4
4общий смысл речей Моцарта перед написанием «Женитьбы Фигаро» (нетолерантное либретто) и «Волшебная флейта» (не тот язык). Во всех «жопах» отражена анальная мера германского менталитета.
Партнерам таких людей, особенно если речь о браке, часто может не хватать квалификации, знаний или физических параметров (нет способностей, нет стратегического мышления, нет энергии и т.д.), чтобы за ними угнаться. Спутники звуковых вождей как правило все понимают, но не могут «подключиться» к деятельности своего избранника на равных. Так жена Пушкина Наталья Гончарова владела несколькими языками и имела блестящее образование, однако реформа русской словесности шла без нее.
СЕРДЦА ТРЕХ
Ради интереса можно рассмотреть каждого из учеников Чу Ваньнина как его возможного спутника жизни. Это будет неаутентично, поскольку сразу загонит нас в жанр «все геи». Однако, если исключить секс, картина станет более правдоподобной. В этом случае спутник — и есть спутник.
Спутник № 1: Конкурент
Кожно-обонятельный Ши Минцзин/Бинань с его средним темпераментом и хорошей скоростью реакций дает вариант делового партнера, который не прочь сам перехватить управление: я и муза, и антрепренер, и казначей, и держатель контрольного пакета акций (половина доходов выведена через офшоры и пропала без следа). А еду мы заказываем на дом доставкой!
Ведущие меры Чу Ваньнина имеют мужские полярности. Ведущие меры Бинаня меняют полярность в зависимости от обстоятельств. Они женские во время мира (управитель, слушатель-советник) и мужские во время войны (хищник-конкурент). Нерациональный, слишком беспечный (бессребренный) образ жизни Чу Ваньнина не будет устраивать Бинаня. Но мягко окультурить его, как пристало женщине, Бинань не сможет.
В целом кожнику не хватит смирения, чтобы всегда оставаться вторым. Звуковой вождь этого чувствовать не будет, а кожник будет. Потому что звуковой вождь не конкурирует, а кожнику, особенно с обонянием, это необходимо. Но его попытки изменить статус-кво всегда будут грубыми, явными для другой стороны, как бы недостаточно праведными. Немного недоговоренности, немного утрирований и иронии, немного кидалова, немного критики, немного финансового давления. Любовь любовью, а медаль чемпиона — не пустой звук.
Хорошо, что опасного червя гу подселяют только в китайской фантастике. Хотя в современных реалиях можно подделать человеку диагноз, чтобы он типа болел, и зависел от особых снадобий, и сдался.
…Кожа без обоняния так далеко не пойдет. Она тоже тяготеет к управлению партнером — но не так аморальна. Но конкурирование с партнером останется. Это типично для японского сёнена. Так что в конце сакура непременно облетит, и друзья-враги закончат свое упражнение.
Спутник № 2: Верный падаван
В отношениях с учителем Сюэ Мэн занимает точное сыновнее место, как и пристало китайскому ученику в отношении отца-наставника. И этот ученик, пока жив (актуален) его учитель — не вырастет. Это так же традиционно и архаично, как конфуцианский канон или как мышечная (бесполая) мера Сюэ Мэна. Рядом с подлинным золотоглазым фениксом «маленький феникс» сам не полетит. Он очень восприимчив из-за Зрения (женская полярность), так что учить его Чу Ваньнин сможет всю жизнь. Более внимательного, старательного, восторженного — и поверхностного — ученика у Чу Ваннина никогда не будет. В этом нет никакой вины Сюэ Мэна. Он просто не сможет понять некоторых тонкостей и глубин, потому что в нем нет мер, способных вибрировать в нужном диапазоне. Но он будет обожать Чу Ваньнина до смерти. Копировать какие-то позы и жесты. Все за ним записывать. И перевирать.
Как булгаковский Левий Матфей.
В этом союзе нет двусмысленности, потому что мышечная мера как основа темперамента не способна пойти против природы: с папой не спят. Мышечная мера допускает статусное изнасилование отцовской фигурой, но для этого надо сильно провиниться. Хороший мальчик Сюэ Мэн так не накосячит, а любимый Чу Ваньнин не способен на подобное живодерство. Он как бы слишком воздушен, возвышен, и одновременно конкретен: наказывать надо плеткой, а прочее от лукавого. Поэтому рядом с ним Сюэ Мэн будет чувствовать себя в безопасности и под защитой.
Конечно, отцовская фигура может бить ученика, в этом нет ничего такого. И, конечно, за папу можно порвать пасть любому недоброжелателю. Как мы знаем, отец Сюэ Мэна погиб, а своего физического отца (Цзян Си) «маленький феникс» за человека не считает. Ревнует при этом, хочет быть значимым и любимым. Но место занято — у Цзян Си есть привлекательный преемник. Сюэ Мэн растерян и одинок. На этом фоне близкий и давно обожаемый Чу Ваньнин имеет все шансы стать персоной номер один, затмившей горизонт.
…Именно поэтому вменяемый человек Чу Ваньнин должен сделать все от себя зависящее, чтобы отстегнуть Сюэ Мэна. Только без грандиозной фигуры наставника тот сможет стать главой ордена.
Но если бы такая ситуация развивалась в жизни, а не в романе с раз навсегда прописанными судьбами — псевдосемья из учителя и ученика могла бы существовать долго. Даже женившись, Сюэ Мэн продолжал бы следовать избранному паттерну. Возможно, это пример самой чистой любви из всех здесь изложенных.
Спутник № 3: Жена гения
Есть знаменитый троп «жена гения»: терпеливая домработница, незначительный довесок чужого величия, ходячий борщ. А также дармовая секретарша, стенографистка и страж порога (в буквальном смысле слова). Любой человек, живущий с Чу Ваньнином, прочувствует эту роль на себе. Но классическим типажом для «жены гения» является Мо Жань.
Он сексуально-подкованный домосед, склонный к сентиментальности и обидам, кухонный гигант. И, как всякая собака-хаски, хороший сторож.
Мощная нижняя мера с женской полярностью прекрасно дополняет мужские векторы Чу Ваньнина. Верхняя бесполая мера ничего не определяет, однако она обладает качеством обобщения (объединение в «животном»), что дает специфическую возможность видеть в Чу Ваньнине человека из плоти, крови и потребностей. Такого же, как все.
…Тут не идет речи о том, что канонный Мо Жань попал именно в такой переплет — речь о типаже с анальным вектором. Анальная мера притягивается к уретральной, потому что всякому Прошлому необходимо Будущее.
Но это не гарантирует гармонии и счастья. Проблема, как всегда, в Звуке.
Некоторые люди, влюбленные в типаж Чу Ваньнина, думают, что тепло родного дома и внимание — именно то, чего тому не хватает. Надо просто потерпеть, доказать свою незаменимость, эффективность и преданность, пока их звезда не перебесится. В целом, если звезда доживет до шестидесяти, подорвав свое здоровье на гребне жизни, так и будет. Но в девяноста процентах случаев терпение у жены гения кончается раньше.
Потому что терпение не работает. Работает только настоящая любовь. Она должна быть обоюдной. Эта та самая любовь, которая не завидует, не превозносится, не бесчинствует, не ищет своего, все покрывает, всему верит. Это любовь с широко раскрытыми глазами.
Говоря языком данной статьи, у партнера Чу Ваньнина должен быть развит Звук.
МОЛЧАНИЕ ЯГНЯТ
Хорошо развитый Звук означает такое положение, когда один партнер понимает другого без слов. Молчание одного усиливает концентрацию и когнитивные способности другого. Помогает ему мыслить или, напротив, успокаивать ум. Конечно, в случае скандала/противостояния молчание одного точно также разбивает разум другого.
Сильные звуковики молча отыгрывают друг у друга потерянные очки, молча возражают и молча примиряются. Скорость мысли намного выше скорости слов, и умение «слышать» содержание чужого сознания без озвучки очень бережет время.
Сильный Звук способен причесать «оральность», сделав высказывания более ёмкими, уместными и блестящими. Это как если бы хабалка с базара вдруг стала сыпать афоризмами лучших производителей. В целом Мо Жань хорош во владении словом, хотя его юмор солоноват. Единственное, чего ему не хватает — умения молчать, когда говорит тело.
В целом уретральные звуковики — как Чу Ваньнин — лояльны к брани; они хорошо владеют матом и способны на нем пересказать Ницше. Однако мат как уникальный полисемантический язык (тремя корнями можно передать все богатство абстрактного контекста) — это одно дело. Когда же мат обретает половую конкретику, безыскусно указывает именно на то, что и означает, он мучителен, неуместен, слишком «громок». Носителя Звуковой меры корежит от физиологии и от собственной причастности к ней. Пошлая, фривольная, похотливая речь способна заставить Звук отдать телу «приказ» прекращать возню.
Конечно, из тактичности и любви к партнеру звуковик может делать над собой усилия, превозмогать, как бы не придавать значения услышанному. В китайских новеллах стыд является синонимом возбуждения, то есть он желателен. Говорят, гонконгские проститутки мастерски изображают его, чтобы завести клиентов. Но во всем остальном мире знаком правильно идущего процесса является не стыд, а радость и свобода. Что ж, в процессе с превозмоганием о них можно забыть.
В уретрально-звуковой связке возможны моменты, когда Звук отдает управление уретре, тут вообще не важно, кто и что сказал. Но так будет не всегда. Звук доминирует над всеми мерами, и сбросить его со счетов либо «приручить» не получится.
Так что чем меньше похабства будет изрекать Мо Жань — тем раскованней и целостнее будет Чу Ваньнин. Он и так отлично слышит, что у Мо Жаня на уме. Люди без развитых звуковых мер вынуждены оговаривать, кто и что хочет получить, кому куда что будет лучше. Звуковик слышит это по ритму дыхания, по тембру вздохов или стонов, по всем акустическим сигналам без семантики (без слов). Слышит работу чужого воображения. Знает, что будет дальше, и способен показать, готов к этому или нет. Секс — это животное дело, и людская речь вносит сюда диссонанс, некстати напоминая о природе ангелов, которую используют не по назначению.
Особенно с элементом самолюбования, самоутверждения, как это любит Мо Жань.
ДВА РОДА ЭМПАТИИ
Зрение, источник сочувствия, эволюционно является залогом той любви-эмпатии, про которую мы читаем в книжках. И на деле у Мо Жаня есть эта зрительная мера: он постоянно любуется и Чу Ваньнином и Ши Мэем, он чувствителен к красоте. Он способен к оглушительному сопереживанию, которое мы наблюдаем в конце романа.
Но Зрение склонно к иллюзиям, прекраснодушию, слепому обожанию и страху облажаться (и тут же погибнуть!). Зрение без звуковой поддержки дает пример разбитой жизни, которая безвозмездно отдана жестокому Идолу. Такой не обернется на плач и не вернет все, как было. Примерно так и случилось со «зрительным» Сюэ Мэном в экстрах: Чу Ваньнин, тень которого виднелась на крыше, не спустился и не прижал ученика к сердцу.
Ранее уже говорилось, что любовь как род зрительной эмпатии подразумевает сопереживание, сочувствие, восприимчивость к чужой слабости или боли. Корень слова «эмпатия» — патос (греч. Πάθος) — сам по себе означает «боль», «страдание» (отсюда и слово «патология»). Так что эмпатию можно считать и отзеркаленной жалостью к себе. Бедный, бедный!.. Я бедный, и он бедный, и всех жалко. Мо Жань, когда на него упало Искупление, жалел себя и все лучше и лучше понимал Чу Ваньнина. Его он тоже жалел.
Жалость не без оснований называют недовыжатым страхом. Нам жалко тех, в чьей ситуации или шкуре мы страшимся оказаться: голодных хромых котят, бездомных животных, одиноких грязных песиков, забытых рыбок. Старую куклу, которую променяли на новую. Жалко покосившиеся погосты, увядшие цветы, а некоторым жалко даже отвергнутые знаки препинания. Так работает олицетворение. Ветошь и кусок пластика ничего не чувствуют — за них обильно чувствуем мы. Люди, не сочувствующие животным — черствые и плохие. На этом приеме построена сентиментальная литература, выжимающая слезу.
Что уж говорить о страданиях людей. О бездомных голодных сиротках, вроде Мо Жаня и Ши Мэя. Как говорится, не приведи господь!
Зрение, живущее страхом, способно получить от него и удовольствие — так что читать о чужих страданиях, при всем сочувствии, очень приятно. Ведь это не с нами. Путь он еще пострадает, а мы поплачем и кайфанем.
Однако эмпатия свойственна и Звуку. Но тут она совершенно другая.
Звуковая эмпатия никак не связана с жалостью. Здесь это чистое осмысление, осознание чужих нехваток и сильнейшее желание наполнить их наслаждением, а не состраданием. Звук бесстрашен, так что он не боится оказаться на месте потерпевшего и не наделяет его своими эмоциями.
Именно так повел себя Чу Ваньнин в плену, отдавшись Тасянь-цзюню. Он его не жалел и не примерял его роль на себя. Он четко видел его жажду, нехватку — и восполнил ее без вопросов. Жалость, связанная с драмой Цветка Ненависти, пришла позже. И в ней действительно был страх: оказаться дрянным учителем до самого конца, не исправить сделанное, насколько это возможно.
Точно так же Ваньнин не жалел Ши Мэя — однако он сделал именно то, что тому было необходимо: взял в ученики.
Зрительная эмпатия заставляет человека так же «болеть», как и то, на что он смотрит. Зрительник болеет за компанию. Звуковая эмпатия заставляет человека видеть, что излечит то, на что он смотрит. Иногда радикально.
Поэтому звуковой эмпат часто выглядит как человек жестокий, лишённый жалости и сочувствия. Он не плачет, не умиляется, не разливает вокруг «душевность», не пишет трогательных постов о рваных книжках, которые «ищут хозяина» (ну, как бы он сам о себе написал, брошенном и потрепанном). Словом, он не «добряк». Поэтому он не станет кормить голодного котенка, чтобы выставить его вон, как только тот отъестся. Он найдет ему хозяина через интернет либо — если все совсем скверно — возьмет к себе на постоянной основе.
Зрительная эмпатия — это давайте вместе поплачем. Звуковая — я сделаю тебя счастливым, но ты про меня забудешь. Потому что, скорее всего, будешь ненавидеть все то время, пока я исправляю твою жизнь.
ПЛОХОЙ МУЖ
В обсуждении этой статьи возникло заключение, что носители уретрально-звукового комплекса скверные супруги. На них нельзя положиться, они ничего не дают в отношениях и вдобавок потенциально не верны. И сосредоточены на своей гениальной работе.
Мы не будем никого оправдывать, к тому же — по чести — мало кто из нас жил с таким человеком. Хотя память чтения различных биографий выносит какие-то жалобы на невыносимость и скорбь, что этот ужасный человек так рано умер.
Чу Ваньнин, как много раз оговаривалось, имеет в себе все векторные меры, и наиболее остро мы ощущаем в нем Кожу (самоограничения, рациональность, техничность, собранность), Звук (холодность, сдержанность) и Зрение (деликатность, осторожность в отношениях, подчас близкую к пугливости; способность сострадать). Эти качества могут сделать его вполне человечным супругом, который будет предан своему избраннику, по привычке обвиняя самого себя в любых конфликтах. Кожа знает, что она должна приносить пользу, в том числе и в браке. Зрение влюбчиво и стремится не видеть в партнере недостатки. Звук мудр. Правда, секс будет не фонтан, но это дело десятое.
Однако автор этой статьи поставил перед собой задачу рассмотреть те психические меры Чу Ваньнина, которые не так очевидны, зато дают специфическую проблематику «мироспасения» и заставляют читателей влюбляться в этот тип.
Это правда, что уретральные звуковики часто не вступают в брак; для них это внешняя формальность, никак не влияющая на собственное решение быть с человеком или не быть. Правда, что партнеры считают их жестокими, эгоцентричными и «принадлежащими кому угодно, только не мне». Тогда зачем с ними связываться?..
Затем, что эти люди подключают своих партнеров к областям высокого смыслового напряжения, где интересно и красиво. Вокруг них возникает движняк, потому что духовный паровоз везет многих и многих, маня свободой и ясностью, и всегда кто-то дополнительно садится в него по дороге со своим имуществом, а кто-то сходит, и какие-то загадки бытия раскрываются. Рядом с ними рутина отступает, вокруг плещется звездный океан. Они расширяют возможности своих партнеров, придают их жизни смысл. Не в животном пласте «заведем семью, родим детей, продолжимся в потомках = жизнь прошла не зря!» а в человеческом пласте: мы прикоснемся к истине и станем как боги.
Эти люди дают вкус счастья и полноты. Да, они не смотрят на своего партнера. Зато смотреть с ними в одну сторону и значит Жить с большой буквы.
Им потому и хочется все отдать, как всегда хотелось Мо Жаню — чтоб они продолжали, не умирали. Чтобы через них можно было прикоснуться к тонким вибрациям небес.
Мо Жань в своих ранних версиях был постоянно зол на Чу Ваньнина, потому что не видел его настоящего, имел искаженное, предвзятое мнение о нем. Он не мог его исчерпывающе укусить, хотя, казалось, уже размазал по земле — и чувствовал неудовлетворенность. Но «токсичным» в итоге оказался вовсе не Чу Ваньнин, а сам Мо Жань.
Звуковые вожди не «воспитывают» своих спутников, не ограничивают их и не «работают над отношениями». Они просто идут вместе с ними вперед. Ведь жизнь это путь, где предстоит так много сделать; так что да — они невнимательны к внутренним драмам попутчиков. «Приняв» их единожды как часть своей жизни, они предоставляют им возможность быть собой. Я не ограничиваю твою свободу, потому что тебе доверяю, а ты не ограничивай мою.
Людей, которым дана свобода в отношениях, часто заносит. «Становясь собой», они сталкиваются с собственной натурой: со своей же хищностью, недолюбленностью, ущербностью или обиженностью, со старыми детскими травмами. Им не удается повесить свои проблемы на звукового вождя, так как тот не сведущ в психологии (не анализирует людей); он создан для синтеза. Но именно он имеет все шансы оказаться главным героем переноса, то есть главным гадом, источником боли и неудач.
Мо Жань в отношениях с Чу Ваньнином столкнулся сам с собой так, что и врагу не пожелаешь — и это было целительно.
* * *
Автор Эрхи написала некое послесловие, где объясняла, что Мо Жань в романе развивается, поднимается вверх от псины к Человеку. А Чу Ваньнин, замороженный «небесностью», спускается к Человеку, как бы вочеловечивается. Это, действительно, встреча двух одиночества на мосту между небом и землей.
Задача Ваньнина в «браке» — продолжать одухотворять Мо Жаня и двигаться вместе с ним, не теряя своей человечности. Это такой акт, которым как бы искупается грешная природа всего человечества. Самый что ни на есть божественный промысел.
Мо Жань в романе — высокоранговый демон. В конце книги он, наконец, это осознал. И убедился, что полностью принят Чу Ваньнином. Так что бессмертный Юйхэн даст ему общий Дом-рай, где нет ни демона, ни человека, ни небожителя, а есть лишь свобода и принятие.
Муж из него плохой, зато спутник на тропе самосовершенствования хороший.
ФИНАЛЬНЫЙ ТРОП
В конце романа оба героя символически «отбыли в Валинор», то есть после всех смертей поселились на дальней горе, они «живые мертвецы». Из всех литературных аналогов это более всего похоже на толкиеновских же Берена и Лютиень («Квэнта Сильмариллион»). Лютиень, полуэльф-полудух, спасла человека из царства мертвых, где и оставила свое бессмертие. Теперь они оба живут на острове Балар, куда заказан вход другим. С этого острова они ни разу не вышли в мир, никто не знает точную дату их смерти и никто не видел их тел.
Примерно это же происходит с Мерлином и леди Нимуэ, Владычицей Озера. Когда история Артура завершилась, Мерлин ушел в зачарованную пещеру, где воссоединился со своей возлюбленной, что его соблазнила. И с тех пор так и не появился перед людьми.
Однако у Мо Жаня и Чу Ваньнина такого условия нет, разве что архетипически, как троп.
Надо отдать должное автору — экстры Эрхи показывают, что после финала жизнь этой пары негерметична; там появляются собака, растительные духи и даже Ши Мэй. Мы видим город, деревню и ресторанчик с «меню героев», куда затворники приходят на обед. Еще нам дают множество вариантов «другого существования» в будущем, в аналоге некой компьютерной игры. История закончена счастливым браком, вроде бы и сказке конец — но конца быть не может, так как герои вроде Чу Ваньнина всегда стремятся вырваться за рамки повествования. Причем вырваться вперед, а не назад.
То есть — в Alternative Universe (AU).
…«Вырваться назад» в подобных ситуациях означает вернуться в канон за уточнениями. Так поступают экстры «Магистра дьявольского культа» (особенно характерна вставка про Сюэ Яна, который впервые встречает даоджанов). И, конечно, так поступает фанфикшн.
Удивительно, но факт: ни в одном фэндоме процент AU так не превышает «вканон», как в фэндоме Эрхи. Мы читаем множество историй про современного Чу Ваньнина, а иногда он попадает в другой мир (фэнтази, средневековье, омегаверс). Встречается даже «Темный Чу Ваньнин», пораженный цветком Ненависти — вот уж действительно альтернативный вариант.
Об этом и будет следующая глава.