Эрха: персонажи между задницей и Богом (12)

Системно-векторный анализ персонажей романа


12. Тело это Пламя


Если бы я мог, я хотел бы стать свечой,
чтобы долгой зимней ночью,
стоя в непроглядном мраке на развилке путей,
ты обернулся.

Я хотел бы гореть всю жизнь, освещая твой путь домой.

Эрха, глава 268 ©


Из всего восьмимерного изобилия осталась нерассмотренной только одна мера. Самая главная для жизни живой материи, самая редкая, самая привлекательная. Все мужчины в мире хотят иметь ее у себя, хотя она не гарантирует им ни богатства, ни долгой жизни, ни наслаждения властью, ни здоровья, ни комфортной старости в окружении завоеваний. Все женщины тоже ее хотят, но чаще рядом с собой: чтобы именно такой человек полюбил их. И когда он появляется, готовы идти за ним на край света.

Да, эта мера не дает наслаждения властью и почетом, так как не нуждается ни в каких формах владения, не ощущает их. Но именно этот вектор, абсолютно альтруистичный, решительный и дерзкий, и означает власть — подлинное Лидерство.

В нашем мире полно тренингов Личностного роста и курсов «Как стать хорошим Руководителем», которые сплошь и рядом прокачивают кожный вектор (разумеется, за деньги клиента). Именно там нам посоветуют приобрести ухоженный, дорогой внешний вид, выписать в столбик планы на неделю и на год вперед, ввести в свою речь правильные «властные и уверенные» слова, перестать опаздывать, избегать брани и резких оценок, не совершать важных действий в порыве страстей и всем своим видом излучать счастье.

Что ж, любезный читатель. Это не работает, потому что не работало в течение всей истории человечества, и нет оснований верить, что сработает в будущем. Подобные «качества Лидера» дают лишь хороших посредников и замов, призванных обслуживать тех, кто на самом деле что-то возглавляет.

Подлинное Лидерство стоит на совершенно других вещах.

Прежде всего, это Пассионарность. Ее составными частями является презрение к опасности — вплоть до куража — и абсолютный приоритет общих интересов над собственными. Хотя вернее будет сказать не об «интересах» а о нуждах. Сначала нужно покрыть общий дефицит, от которого зависят жизни всех и каждого, и только потом подумать о себе. Потому что страдания других невыносимы, а собственные — так, издержки производства.

Такие люди-лидеры — одиночки. И хотя все существа в мире им братья, сами себя они полагают в ответе за всех. Судьбоносные обстоятельства, тиски рока, неразрешимый конфликт и всякого рода Апокалипсисы заставляют их мобилизоваться, опьяняя и лишая чувства самосохранения. Считается, что у них нулевой порог опасности («без башни»), то есть они в принципе не чувствуют опасности, только задор. Они не умеют проигрывать, и пока жизнь еще теплится в них — не остановятся. Они летят вперед на очень высокой скорости, потому что то «неведомое», что пугает большинство людей, их влечет и воодушевляет. Они инспираторы. Их пламенный дух словно создан для того, чтобы разрушать все косное, боязливое, заплывшее жиром, неодолимое, ведущее к смерти.

Этот тип психики НЕ ВЫНОСИТ, КОГДА МУЧАЮТ ЛЮДЕЙ. Это надо написать капсом, чтобы всякий Мо Жань или Ши Мэй поняли, где облажались.

И главное — такой человек сам способен вдохновлять всех вокруг. При выборе своих целей он не думает ни о средствах, ни о мнении окружающих. Ему не нужен план или чье-то одобрение, не нужен чужой опыт. Он способен мечтать так, как это делают дети, независимо и беспредельно, без всяких лекал, и жизнь отвечает ему взаимностью. Она подгоняет к его безграничным мечтам безграничные возможности, которыми обладают совокупно другие люди и вселенная. Безграничные мечты заразительны.

Так что люди, идущие вслед за таким человеком, часто в шутку называют его «духовным паровозом».

Такова Уретральная мера — доминантный вектор квартели Времени.

Уретральность, символизируя Будущее (в отличие от анальности, обращенной в Прошлое), воплощает суть Времени как такового, времени как исторического процесса. И Чу Ваньнин — единственный персонаж Эрхи, кто наделен этой мерой в заметной степени1.
1Надо вспомнить, что Вектор — это врожденная ролевая функциональная модель поведения

Но прежде, чем начать петь песню о героике, славе и смерти, надо сделать оговорку. Уретральная мера не очень понятна для культуры Китая. Люди этих качеств есть везде, во всех странах и во всех временах, однако на флаг китайской культуры подняты совсем другие ценности. Альтруизм, главная уретральная черта, не является предметом китайской гордости или предметом медитаций, как, например, для культуры русской.

Поэтому уретральные герои встречаются в китайских новеллах редко и всегда имеют примеси, сбивающие внимание. При этом сама уретральная мера будет показана здесь лишь частично, как кусок айсберга. А все «уретральные вожди» в новеллах окажутся геями (издержки жанра). К тому же пассивными, что не лезет ни в какие ворота.

Тем не менее Вэй Усянь из «Магистра дьвольского культа» вполне идентифицируется как уретральный герой. А вот в «Системе» нет никого подобного.

* * *

Нельзя быть завсегдатаем фикбука и не обратить внимание на то, что символ уретральной меры по факту — сияющий член. Художники веб-манги много знают об этом (как известно, китайская и корейская цензура прикрывает сами-знаете-что просто столбом света). Но еще больше знают об этом древние индусы-шиваиты. Энергия жизни — это безусловно сияющий столб без начала и конца, который не только уничтожает все отжившее, мертвое и лишнее, он уничтожает и саму смерть. Таков космический лингам Шивы.

Слово «лингам» означает «знак», а вовсе не то, что кто-то подумал. От этого же корня произошло слово «лингвистика», шире — «язык» как речь (в латынь санскритское слово «линга» перешло как Lingua = язык, набор смысловых знаков). Так что фраза «глаголом жечь сердца людей» теперь может заиграть по-новому.

Шива, как известно, является носителем предельной мужской полярности (максимум созидательной силы, что китайцы называют «концентрацией ян»). Еще он без сомнений воплощает Звук. Санскрит как язык возник из частей его тела, а вселенная — из ритма его барабана. Так что у Звука и Уретральности, хотя и стоят они на разных уровнях, много общего. Оба этих мужских вектора решают одну и ту же задачу: расширение жизни и сокращение тлена.

Звук делает это в поле смыслообразования, а уретральность — в теле живой материи.


ЖИЗНЬ КАК САМОСОЖЖЕНИЕ

是身如焰 — тело это пламя
Надпись, которую Юньси сделал на своем веере
после съемок «Бессмертия»

Если жизнь Звукового вектора можно определить как Молитву, то жизнь уретрального вектора — это Самосожжение. Та самая агнихотра, что очищает души и утверждает бытие, пока энтропия катит всю вселенную к ядерной зиме. Светя другим, сгораю сам.

Человек с уретральным вектором — это сгусток живой энергии, воплощение желания жить. Но жизнелюбие удивительным способом сочетается в нем с почти наплевательским отношением к своему телу и здоровью. Жизнь и здоровье других представляются ему на порядок важнее его собственных.

Не удивительно, что таким людям всегда жарко. Если бы Золотое ядро Чу Ваньнина не было повреждено с детства и дважды разбито в каждом из миров (0.5 — поединок с Мо Жанем; 1.0 — спасение Мо Жаня, долгая лестница) — неизвестно, простужался бы он так легко. В любом случае маленький Чу Ваньнин легко отдал свой зимний плащ замерзшему Мо Жаню.

Это равенство с каждым членом общества, бескорыстие, щедрость, пренебрежение статусом — другая черта данного типа людей. Не удивительно, что многие их ненавидят. С таким подходом всей иерархии конец! (Совершенно безосновательное утверждение, так как вокруг таких людей и создается иерархия. С ними во главе).

Такой человек не копит ни благ, ни имущества, ему ничто не принадлежит, но всё принадлежит всем. Отсюда и отсутствие стремления сохранить свое тело. Часто кажется, что эти люди беспечны по отношению к своему будущему (еще бы! Инстинкт помогает им никогда не ошибаться). Тем не менее, их счета к жизни всегда гамбургские: «Лечить так лечить, любить так любить, гулять так гулять! Стрелять так стрелять…» Эта «утиная охота» очень отличается от китайских стихотворений об утках и журавлях, где и близко нет никакой удали, шапка оземь, либо пан, либо пропал. Никто не машет осенним уткам вслед, передергивая затвор: ушли, сволочи, да и черт с вами.

Вообще разного рода шапкозакидательство — чисто уретральная фишка. Вспомним характерный выход Чу Ваньнина из ордена Жуфэн: он снял свой дорогой гуань, знак Наставника, и бросил его на пол. Есть и другой герой, что швырнул корону на пол ради Человека. Какой смысл в символике власти, если власть не в том?.. Настоящий лидер и в грязной яме приковывает к себе взгляд. Ему не нужны атрибуты, чтобы окрестный социум сделал его центром тяготения.

Способность бросать места, дела, предметы и людей (буквально — в воды Волги), резкость и стремительность очень характерна для этого вектора. Резкость Чу Ваньнина стала притчей во языцех, но как она далека от несдержанной истеричности! Люди уретральной меры бросают, что имеют, потому что Будущее не ждет. Такова их биохимия. Они слишком быстрые и уже сделали свою часть работы (часто она оказывается сделана лучше, мощнее и креативнее, чем у других). А материальный мир тормозит, долго запрягает, и ожидание невыносимо.

Человек уретральной меры готов делать все, что угодно — но он не умеет ждать. Он чувствует, что пока застревает в хламе, рутине и мутной недосказанности — он просасывает тактику ведения войны.

А жизнь уретрального вектора — это вечная Война.

Ведь мир, какой он есть — это поле битвы между грузом прошлого и зовом будущего. И если древние гири победят, в Грядущем может вообще никого не остаться. Только трупы.

Так что у людей уретральной меры очень специфическое чувство ответственности. Когда никто не может решиться сделать первый или самый последний, роковой шаг — эти люди выходят и делают.

«Если не я — то кто?» — настоящий девиз этой модели поведения.

И дело тут не только в совести. Человек уретральной меры счастлив под давлением. Прессинг позволяет ему раскрывать свой потенциал, жить на полную катушку. Спокойная жизнь, особенно в застойных формах (не так и отличных от застоя богатых даосских школ), заставляет его страдать, прозябать и маяться (другое название спермотоксикоза). Так что он найдет себе Противостояние, битву с дьяволом, даже пожертвовав домом и семьей2.
2Еще одно объяснение ухода Чу Ваньнина от приемного отца и бегства из монастыря

Любовь к персональному риску тут может доходить до лихости, эйфории («Ебать, как крут!» — сказал о Чу Ваньнине Мо Жань), так что эти люди пьют не шампанское, а водку или ром (в китайских новеллах с их цветочным вином показателем будет не крепость, а количество). У них хорошая устойчивость к алкоголю. Вспомним, сколько мог выпить Чу Ваньнин без всяких последствий для себя, когда перепил «пьяную тыкву».

…Правда, у них плохая память. В силу того, что данный вектор живет Будущим, факты прошлого не имеют для него ценности, а подчас и тяготят. Так что даже собственное детство такие люди помнят смутно, а из их взрослой биографии могут испариться целые годы (постоянный стресс столь же затирается, как и будничная жизнь). Удивительно, какое значение это приобретает в Эрхе, где тема возвращения в прошлое — ведущая.

Еще у них неважно с пониманием людей. Это объясняется как неспособностью видеть в них угрозу, так и подходом на уровне «тут все свои». Очень злую шутку эта черта сыграла с Чу Ваньнином в истории Цветка Восьми Страданий.

Уретральные люди легко оказываются на вершине жизни как самые отчаянные и самые бесстрашные. Но нет специально созданных для них профессий. Они могут заниматься чем угодно, так как движутся лишь в том направлении, в котором хотят. Так что Вождь — их профессия.

Поэтому при всей внешней простоте к ним льнут символы царской власти. Артефактные клинки, венцы и жезлы, драгоценные камни, китайские драконы. Чаще всего это золото.

…Цвет Хуайши и Тяньвэнь.

Кажется, что описанный вектор — предел мечтаний, и в чем-то так оно есть. Однако в неразвитом, фрустрированном состоянии он может проявлять противоположные качества: тщеславие, категоричность, жажду подавить всех вокруг и даже трусость.

Увы, категоричность — одно из свойств Чу Ваньнина, последствия чего он прочувствовал на себе. Другие черты уретрального вектора в неврозе — боязнь высоты и отказ от половой жизни.

Но писать автор будет не о неврозе, а о норме.


ПЕСНЬ ЛЮБВИ НА ПОЛЕ БОЯ

В отличие от «верхних» мер, где много психологизма, эмоций и так называемой «работы ума», уретральный вектор — мера животная. То есть он руководствуется рефлексом, который работает мимо рассудка, просто как дар природы. Эту меру невозможно подделать. Можно взять на вооружение ее «ценности», чтобы до определенного предела достоверно их изображать. Но когда предел наступает — все становится понятно.

Этот предел — смерть и муки ради других людей. Без всякой оплаты и благодарности, без надежды на «память потомков». В поведении людей этого вектора совершенно нет мазохизма или удовольствия от своей героической роли. Можно сказать — сама природа выталкивает их вперед, когда остальные тормозят, спорят, трусят или прикидывают варианты.

Собственно, это и есть настоящий героизм. Но в отличие от единичного подвига, эта мера ведет себя так всегда. Она всегда отвечает за неких «других людей», даже когда им ничто не угрожает. В мирное время эти люди возглавляют других, чтобы проложить всем путь в светлое завтра. Власть сама по себе совершенно им не нужна (этим грешат как раз другие векторы — амбициозная Кожа и хозяйственный Зад). Просто они знают, что нужно делать, чтобы жизнь вокруг них не закончилась, а как раз цвела и мчалась вперед, как скоростной поезд.

Люди этой меры горят всю жизнь, с рождения, и сгорают молодыми. Их запах сводит с ума (особенно носителей обонятельного вектора).

Они пахнут сексом. Причем этот секс плодотворен. От него бывают дети, расширение горизонтов и границ, уверенность в завтрашнем дне и полное оправдание всех, кто в нем когда-то поучаствовал. Они что-то порождают во время него, и это «нечто» напрямую связано с жизнью.

Обычно с первого взгляда бывает понятно, что такой человек не может никому принадлежать, как ураган или стихия, так как он абсолютно свободен. Но именно поэтому столь же ясно делается, что его хватит на очень многих. Всем достанется! Гигантские эпические гаремы из древних сказок (или 16.000 жен Кришны, о чем говорят пураны) — отсюда.

Еще эти люди пахнут брутальностью. Той самой, которая, как смелость, берет города. Им абсолютно чуждо насилие, потому что их задача — увеличивать жизнь, а не угнетать ее. Однако их энергия так велика, что может восприниматься грозно, а то и опасно.

Не всякая красавица, особенно бледная и анемичная (зрительная или звуковая), выдержит секс с таким человеком. Но, к счастью, эти люди никого не добиваются против воли. Они просто всегда готовы. Они — это предложение, сделанное природой всем остальным.

* * *

У уретрального вектора четырехмерное либидо. Оно названо так, поскольку соединяет в себе качества четырех царств:

• минерального (цикличность, неутомимость, стойкость), что присуще мышечному вектору;
• растительного (привязчивость, настойчивость, сила), что присуще анальному вектору;
• животного (подвижность, требовательность, эффективность и непривязанность к партнеру), что присуще кожному вектору;
• и человеческого (альтруизм)

Эти качества местами кажутся взаимоисключающими, но в том и суть естественной гармонии, что никакого противоречия внутри меры нет. Уретральному вектору не присуща догматическая верность — это стреноживает его и не дает выхода потенциалу, что заложен в нем природой. Однако, как бы ни был высок его темперамент, он никогда не «давит», не проламывает другого человека (скорее так увлекает, что нельзя отказать). Он совершенно вменяем в сексуальном поле из-за природного запрета на насилие. И при этом способен практически на любые сексуальные эксперименты, так как не ограничен никакими запретами или рамками. В этом его альтруизм.

Другая часть этого альтруизма там, где люди не равны: есть красивые и уродливые, престижные и отверженные, юные и старые, уверенные в себе и полностью отчаявшиеся. Есть женщины, что давно забили на себя болт и смирились, что никто их не полюбит. То есть, никто не даст им даже детей.

…Вот для таких, забивших на себя и отверженных, и существует на свете уретральный вектор. Он вообще «не выбирает» людей, не видит между ними разницы. Если он чувствует, что забракованная всеми особь все же хочет потомство и способна его иметь — он поможет.

Это не значит, что придется жениться. Вовсе нет. Но без поддержки такие дети, как и их мать, не останутся.

Конечно, речи о потомстве и особях звучат неприглядно и грубо, так как родом из пещерных времен. В продвинутом цивилизованном мире картина может быть более тонкой. Например, люди, лишенные шансов на уважение, работу, самореализацию, лечение или социальные гарантии, получат помощь от человека уретральной меры. Он впряжется и восстановит справедливость. В отличие от кожного законника, он не станет ходить по чиновникам и писать петиции — он просто все сделает сам: либо из своего кармана, либо «поставит» нуждающегося на рабочее место рядом с собой, либо гаркнет на нужных людей (тут возможны и силовые методы) — и все магически разрешится.

В каком-то смысле он сам тянется к разного рода неликвиду, к отбросам общества и его жертвам — потому что если не он, то кто?.. Кто осветит такую жизнь пятью хлебами и двумя рыбинами?..3
3Из такого неликвида можно даже взять учеников, что сделал не только автор Нагорной проповеди, но и Чу Ваньнин

Будучи внутренне независимым, носитель уретрального вектора не связывает себя нерасторжимым обязательством с теми, кому он помог или кого возглавил («Не клянитесь!»). Он уйдет, когда ощутит необходимость — но будет помнить обо всех, кто попал в орбиту его внимания, приглядывать издалека. И если окрестные хищники захотят взять реванш — они об этом пожалеют.

Удивительно, как этот подход виден в Чу Ваньнине по отношению к Ши Мэю. Забракованный всеми мальчик, которого никто не хотел брать в ученики, был подобран и пригрет Чу Ваньнином. Ваньнин пас его все время, пока тот был жив — брал на боевые задания, хотя Ши Мэй не блистал, ограждал от возможных нападок лишь силой своего имени. И христоматийно для уретрального вектора отреагировал на его «смерть»: не показал и виду, будто что-то произошло.

Это прошитое в костях требование не поддаваться отчаянию на виду у всего войска (племени), чтобы не лишать остальных уверенности, не давать никому повода пугаться, паниковать; чтобы не отвлекаться и не тормозить самому. Уретральный вектор — это горящий факел, и в классических случаях он даже не видит, сколько вокруг него мертвых, раненых, дезертиров, сколько у него самого ран. Его способна остановить только собственная смерть или очевидная Победа. Пока ни того, ни другого нет — дело не сделано. Когда будет сделано — тогда и слезы по павшим.

Боль эти люди переживают так, словно ее нет — особенно в бою. Кажется, что их ничто не берет, они способны воевать со страшными травмами, продолжают идти вперед, оставляя на бесконечных ступенях кровавый след, словно Цель сама по себе снабжает их энергией. Так происходит оттого, что «личной боли» как бы не существует — она разлита по всему социуму, всей стае, всему «народу», за который уретральный вектор взял ответственность. За который он и сражается.

Боль Чу Ваньнина, когда он тащил на себе Мо Жаня, должна ощущаться им просто как утомление тела, которое обязано доползти до конца горы даже ценой самоуничтожения — потому что боль Мо Жаня и всей Школы, что теряет учеников, и — шире — всего мира Заклинателей, которых терзают то демоны, то Небесные Разломы, неизмеримо больше. Личная боль совершенно тонет в общественной.

Ведь читатель помнит, зачем Чу Ваньнин спустился со своей буддийской горы. Он сошел «в мир» как таковой, а не в конкретную Школу или общность. Так что именно тогда, уходя от Хуайцзуя, он подписался спасать всех, кого встретит по пути, то есть все человечество.

«Если я не спасу других — как смогу спасти себя?»

…Как и в случае никому не нужного Ши Мэя, подросток-Ваньнин «обогрел» голодного маленького Мо Жаня, которого отверг весь мир. Даже учитель Хуайцзуй был не прочь оставить того умирать. Но для уретрального вектора не существует Авторитетов.

Нет в мире ни одного внешнего Закона, которому подчиняются люди уретральной меры. Исторически все законы появляются лишь тогда, когда уретральный человек (естественный вождь) уже начал действовать, когда вокруг него образовалась «стая», произошла первая социализация и сделаны первые завоевания. Для их сохранения, как и для распределения добычи/пищи, и нужен Закон. Закон касается всех, кроме уретрального вождя.

Почему так?.. Потому что «под законом» такой человек никогда не сделает то, зачем рожден. Не раздвинет границы пространства и своего времени, не совершит невозможного во имя общей неясной Мечты, не приблизит сияющее Завтра, разбив все ограничения. Не поможет дерзкой Мечте другого, которую все считают блажью, осуществиться4. И все люди в мире останутся просто мартышками без капли достоинства.
4отличный пример — Рагнар Лодброк из сериала «Викинги», поддержавший корабельщика Флоки, что мечтал о невиданных драккарах

Служа жизни как таковой, человек уретральной меры никогда не станет возвышаться над кем-либо иным. Он «природно-нравственен». Он лоялен к Авторитетам и прислушается к более умному человеку. Но никакой Авторитет в жизни уретрального вектора не выдержит конфликта с его природным альтруизмом, который переживается как горение внутри. Как пылающее сердце, готовое сокрушить любую преграду, пока заложенная природой миссия не будет исполнена.

Уретральный вектор — единственный из всех, кто получает наслаждение, отдавая.

Все остальные вектора — берут. Даже Звук, прежде чем отдать полученную информацию, должен «услышать», получить ее. Уретральный же вектор сразу появляется на свет с огромным количеством энергии, и при отдаче черпает ее только из себя.

…Поэтому к середине жизни у него ее и не остается. У Христа все закончилось в 33 года, а у Чу Ваньнина в 32 разбилось Золотое ядро.

У этого так называемого «животного альтруизма» может быть множество форм, в том числе совершенно бунтарских, бандитстких, анархических — но все они опознаются как качества уретральной меры по характерной «милости к падшим».

Что до преград, то Закон/Запрет тут занимает последнее место. Есть вещи куда более тугоплавкие и сковывающие, как тюремные кандалы. Равнодушие, презрение к людям, подлый обман, все формы торжества сильных над слабыми, сытых над голодными, невежество, неправедный захват чужого жизненного пространства, насилие над невинными, убийство надежд. Привычное, обыденное злишко, против которого никто не посмел поднять свой голос. Маленькая девочка с мандаринами, выданная замуж ради рецепта пудры и выкинутая на мороз, когда подвернулась более выгодная партия. Да кому какое дело, что там было, а что замерзла насмерть — сама виновата. Несчастная жена главы жирного ордена Жуфэн, которому оружие показалось ценней, чем сердце матери собственного сына. Кому какое дело до жизни обеспеченных людей. Чумазый полуживой ребенок в снегу, лучше не трогать. Великое правосудие небесного Павильона Тяньинь. Уже не важно, кто и насколько виноват: знающие люди решили, что виновен — значит, виновен, им виднее. Науськанное кликушей народное месиво, где каждый думает лишь о себе и готов стоптать соседа. И в итоге рожденное трусостью, наплевательством, слепотой — приходит огромное Зло.

Как в финале Эрхи, когда два мира должны были погибнуть, чтобы победила кучка демонов.

Вот это — Преграды. И сметать их надо любой личной ценой. Если в финале придется умереть — наплевать.

Ирония в том, что человеческий Закон все еще несовершенен и подчас утверждает маленькое локальное Право (например, неприкосновенность заказчика или же неподсудность Главы своей Школы) — а в итоге побеждает большое Бесправие. Так что да, к черту такой закон.

Можно сказать, что никто не чувствует сущность Закона, его идеальное измерение, лучше, чем человек уретральной меры. «Уретральный вождь» естественно справедлив, и любой закон для него вторичен. Это единственный тип психики, рожденный без преступных намерений (негоже мучить людей!). Ему претит Сила, что обирает и гнобит других лишь на том основании, что она сильней. Конечно, такой человек способен лично ликвидировать душегуба (характерно для пещерных времен, где удар львиной лапой решает проблему сразу и доходчиво), и таким образом превентивно спасти остальных, даже если кто-то этого не понимает. Но главным в нем остается контроль пространства как покровительство: на подотчетных ему территориях все должно быть по-людски.

Часто вопрос «какую территорию вы контролируете?» выглядит грубым, архаичным, слишком лобовым. Рисуются схемы мафии, что держат целые районы, или стратегические карты войск. Но для уретральника это очень простой, невинный вопрос. Он контролирует территорию четырьмя мерами своего либидо в самом прямом смысле. Вся эта территория — его собственное социальное тело; на ней он точно ощущает нехватки и избытки, кто обожрался, а кто голодает, кого притеснили, кто зарвался, чего не хватает для полноты и счастья. Уретральник в принципе живет «общественным телом». И потому так щедр. Он легко делится тем, что имеет, со всеми — от Ночных Стражей и навыков до остатков личной энергии. Всякое искусственное ранжирование рядом с ним загибается, остается только действительность.

Он банально лучше любого закона.

Одно из ярчайших проявлений его милосердия — «справедливость по нехваткам». Кто больше всех нуждается — тот и получит ресурсы первым. Ни социальное положение, ни полезность для общества, ни раса, ни вера, ни любое иное отличие тут не имеет значения. Зато когда наступает беда и война — тоже никаких скидок. Все отдают, что имеют, на равных — и богатые, и бедные, и знаменитые, и слабые. «На равных» — это не одинаковая доля; это означает, что у всех останется одинаковый остаток. И от ста миллиардов, и от ста рублей. Каждый будет жить на пять копеек, пока общая беда не минует.

Люди, нуждающиеся в помощи, могут ненавидеть уретрального человека лично — по причине зависти, жадности, самомнения, потому что их планы сломаны, по причине ревности… несть им числа. Но для описанной формы «правления» это не имеет значения. «Все» — это все. У уретральников очень короткая память на плохое. Смотря вперед поверх голов, они по-царски не замечают ненавистников, потому что те тоже люди.

Уретральный менталитет является интернациональным, он легко принимает в себя новое и не закрывается от других (высокая экстравертность). Помощь другим для него естественна, так как сильный должен помогать слабому, стыдно вести себя иначе. Стыдно думать только о себе.

В уретральной мере это не является сознательной установкой — это рефлекс. Осознание его приходит потом, как и определенные нравственные идеи, которые могут объяснять и сопровождать такое поведение. Однако чаще всего эти идеи очень просты, вроде того, что «все мы люди», «нельзя быть сволочью», «всякая жизнь драгоценна» и «поступать надо по-человечески».

Если бы все люди были такими, закон бы не понадобился (либо имел иное назначение). Но частотность уретральной меры в мире очень низкая. Люди с этим вектором редки. Их даже меньше, чем обонятельников. И в целом природу можно понять — двум доминантным самцам нечего делать рядом друг с другом.

Итак, уретральный вождь один на тысячу ли, а народа обычно очень много.

Поэтому с древнейших времен до наших дней сохраняется атавизм: королям закон не писан (если счастлив Государь — то все в его царстве идет как надо). Давно уже в мире Главнейшие Должности в государствах и на предприятиях занимают люди без уретральной меры. Так что им на деле очень нужен ограничивающий их Закон. Но в эпических сказаниях до сих пор можно прочесть о связи естественной добродетели с царской короной. Дхармараджа5  — титул праведного царя в Индии.

Другой его титул — Чакравартин6: тот, кто вращает колесо Времени.

…потому что уретральный вождь, «истинный государь», всегда связан со временем — он вращает его колесо в том темпе, который необходим текущему моменту.
5санскр. धर्मराज: dharma-rāja — «повелитель закона», царь справедливости. В «Махабхарате» этот титул носит Юдхиштхира
6санскр. चक्रवर्तिन् — cakra-vartin — букв. «тот, который поворачивает колесо»


* * *

Выше сказано, что уретральная мера полигамна. В подавляющем большинстве случаев она еще и гетеросексуальна, так как именно такова ее видовая роль. Эта мера с мужской полярностью и самым большим, игривым темпераментом. Но это не значит, что у такого человека не может быть жены, которой он предан. В любом случае, легенды и сказки о таких героях всегда называют одну Королеву, достойную своего Короля (часто все и кончается их свадьбой, а что дальше — не наше дело).

Забегая вперед, надо сказать, что у Чу Ваньнина все же ведущей мерой является Звук, который отключает либидо. Сочетание же двух доминантных векторов — уретрального и звукового — дает один из самых сложных комплексов в системном анализе. Его предельным выражением является Суицидальный комплекс. Но об этом будет сказано в другом месте.

Пока надо сказать, что при всем описанном великолепии и самом высоком ранге в обществе люди уретральной меры не уверены в себе. Они, не собирая сокровищ на земле и никого не попирая, часто совершенно не осознают, как выглядят в глазах других людей. Они живут общественными нуждами и интересами будущего, отчего их собственное эго как бы размазано по всей временной шкале — начиная с данной минуты и заканчиваясь за горизонтом. Они уверенно владеют пространством, где служат источником сил для всех, кто к ним прибился, но совершенно не уверены, что могут брать/хотеть хоть что-то для себя. Им как бы ничего не надо, самим. Они счастливы отдавать и знают, что предложить, но когда встает вопрос об их собственной нужде, им часто просто нечего ответить.

Нет спасителя у спасителя.


ИСТИННЫЙ ИМПЕРАТОР, НАСТУПИВШИЙ НА ВСЕХ

Если бы Звук у старейшины Юйхэна был проявлен слабо либо вовсе отсутствовал (и все остальные векторы тоже ослаблены) — мы читали бы совсем иную книгу. Зато она показала бы нижние меры, как они есть.

В этой истории два обладателя самых мощных темпераментов — уретрального (Ваньнин) и анального (Мо Жань) — все еще сшибались бы не на жизнь, а насмерть. Но Мо Жань занял бы неизбежную пассивную позицию, как Ло Бинхэ (не только энергетически, но и физически, что в целом пристало «ученику»), обожал и ненавидел, а потом Чу Ваньнин бы умер за него и за всех других.

Или — если б книга была попроще (Ши Мэй без обоняния) — мы имели бы классический треугольник, где анальная мера (Мо Жань) тянется к уретральной (Чу Ваньнин), а уретральная — к кожно-зрительной (Ши Мэй и Сун Цютун). А кожно-зрительная, как и врал Ши Мэй — к анальной (неясно, насколько правдивой была Сун Цютун, но она таки вышла за Мо Жаня).

Однако правда в том, что справиться с самой отбитой бабочкой может лишь уретральный вектор. Обычно кожная бабочка успевает бросить ухажера первой, чтобы насытиться его ревностью и игрой в догонялки. Но уретральная мера еще быстрей. Внутренняя скорость уретральника, принадлежащего квартели Времени, так высока, что бабочка не успевает понять, что произошло, как уже оказывается «в плену».

В этой паре нет характерного «садо-мазохистского сценария», что часто воспроизводится кожно-зрительной мерой (так как в уретре нет садизма), зато есть постоянный риск. И риск этот похлеще мордобоя. Так внутренне свободный уретральный мужчина способен выбросить женщину за борт, если она мешает делу, бесит товарищей, является яблоком раздора — как сделал Стенька Разин.

И это почти то же, что сделал Чу Ваньнин 0.5 с Ши Мэем в глазах Мо Жаня.

Еще в этой паре мужчина не ревнует. Строго говоря, он не ревнует ни в какой паре. Если его не хотят — он самоустраняется. Уретральный вектор на рефлексе отказывается от того, что «ему не принадлежит» (сиречь принадлежит другому члену общности, за благо которой вписался «вождь»), так что если выбор сделан не в его пользу, если предпочли другого, так тому и быть. Он, борец по натуре, не будет биться за свое счастье, ведь оно ничего не значит перед болью и любовью другого. К тому же в мире полно женщин и мужчин; все они так и так принадлежат ему.

Так что человек уретральной меры не будет принуждать кого-то к любви. Но если напротив лишь каприз, флирт, особая игра, призванная набить цену — он не станет церемониться и просто подгребет свое.

Здесь находится непаханое поле для фанфикшна, где ставший Императором Чу Ваньнин реально женат на Сун Цютун из жалости, чтоб не пришибли, а не на джентльменах голубого клуба. Его супруга должна быть постоянно беременна, доводя этим джентльменов до полного дна, а китайское стекло — до принципиально иной остроты. Возможно, джентльменам даже перепадали бы ночи с бессмертным Бэйдоу, но где законная супруга, а где вы, простые гетайры.

Хотя, все же, это маловероятно. Носители уретрального менталитета лишены прагматики в отношениях и будут строить их лишь с теми, с кем свела судьба. И это не может быть толпа людей одновременно. Главным регулятором отношений тут является не закон, а стыд. Закон ограничивает, стесняет — даже закон о правилах гарема — поэтому он ментально отвергается. А когда перед людьми стыдно, совсем иной разговор.

Еще в книге, где Императором, наступившим на Бессмертных, стал бы Чу Ваньнин (без Звука!) — мы увидели бы и совсем иной тип правления.

В царстве Ваньнина царил бы бардак, полный приживал, что вовремя выносят и рассовывают по карманам награбленное, щедро вываленное на общак (евнухи в ужасе), и кто-то уже пристроил родственников на теплые места (император не снисходит заметить, евнухи сплетничают). Вокруг и в перспективе постоянная война, пик Сышен похож на военный лагерь, все чрезвычайно возбуждены и заняты, в пагодах живут какие-то беглые бабочки, что укрылись тут от заклинательских аппетитов, император спит в доспехе. А то и в боевом шатре. Зато Сун Цютун в качестве жены имела бы и пятерых детей, если б захотела. Она все так же ревновала бы своего мужа к каждому столбу, грозила ножом или ядом, врывалась в его спальню растрепанная и гневная, как фурия — и получала очередное покорение амазонок, полное страсти, боевых захватов и довольного утомления.

А когда дело бы окончательно запахло керосином, потому что Император на грани суицида, убежала бы с анальным конюхом7.
7Все это крайне похоже на жизнь Александра Македонского

Тот факт, что Мо Жань не дал Сун Цютун детей, сильнее всего свидетельствует, что Мо Жань в качестве Тасянь-цзюня не имеет никакой уретральности, это чистый и незамутненный анал (сорри).

Самый популярный пример, где уретральная мера сочеталась браком с кожно-зрительной — Король Артур (уретральный вождь) и Гвиневера (кожно-зрительная охотница). Это золотое сочетание. Его можно обнаружить в любой эпической классике. Победоносный правитель-новатор и его красавица-жена.

* * *

В уретральном векторе, как и во всех животных мерах, нет «любви» в привычном нам смысле — как зацикленности на партнере, эмоциональной сосредоточенности на нем, взрыва бабочек в животе (сорри за опасный каламбур), жажды быть обласканным, укутанным заботой. Или — как нередко бывает — жажды подчинить себе любимого, полностью обладать им. На бессознательном уровне уретральный вектор любит все живое и просто позволяет собой пользоваться, потому что это правильно, хорошо и празднично. Он как океан, которого хватит на всех, и который рад быть океаном. Некоторые лодки симпатичнее других, но заливать волной он будет всех одинаково.

Забота же его душит. Это одна из неудобных черт для анального партнера (не повезло, Мо Жань), который как раз способен прилипнуть и удушить заботой, а то и контролем. Контроль, конечно, не пройдет, потому что уретральная мера абсолютно взрывоопасна — но душная забота может доставить много поганых минут.

Дело будет складываться так: сначала никакой особой заботы или повышенного внимания к себе уретральный человек не заметит. Он просто будет пользоваться из всего предложенного тем, что ему сейчас необходимо, игнорируя ненужные дары (спасибо, положите на комод). Ведь никакого интереса к «личной собственности» он не испытывает и наращивать ее не намерен. Разве что это экстраординарные статусные вещи (именной Макаров). Но анальная мера, как известно, обидчива — так что вскоре начнутся претензии из серии «вы мной пренебрегаете и любите не так». В чисто мужских коллективах это претензии на значимость, битва самолюбий, темные обидки и публичные разборки, например во время пира/совещания/военного совета. Я так стараюсь и жопу рву, а вы меня не цените и не выделяете.

Что тут сказать. Скорее всего, жопа будет порвана, а ее хозяин посажен наместником в дальнюю командорию. Хозяйствуй на славу. Но пока этого не случилось, уретральный человек будет уходить от давления либо за счет своей скорости, либо прямой силой (хлоп лапой по возмутителю). Правды ради надо сказать, не всякий представитель анальной меры поведет себя так. А только тот, кто имеет чувства и хочет эксклюзивных отношений.

Как не вспомнить печальную историю про сорванную яблоневую ветвь. Мо Жань был совершенно искренен, когда рвал ее и дарил учителю. Но получил лишь побои. Реакцию Чу Ваньнина можно рассмотреть по массе наличных у него векторов — например, по кожному (нарушение продразверстки и дисциплины), по зрительному (зачем ты обидел госпожу Ван и погубил красоту), по звуковому (слишком громкое заявление! смущает), по мышечному (мужику цветы? да вы охерели) и даже по анальному (если пацан рвет цветы — его надо больше бить, чтоб лучше отжимался). Но на уровне уретрального вектора этот незначительный дар возмущает лишь тогда, когда действительно приносит обществу вред (ценное аптекарское растение убито). Эгоизм дарителя к тому же требует особого внимания в ответ, выглядит как взнос в симпатию, как покупка лояльности, то есть является манипуляцией (посягает на волю).

Возможно, именно за это превратное толкование Чу Ваньнин в будущем просил прощения у Мо Жаня. При этом Ваньнин мог и не ошибаться, истолковав жест Мо Жаня как бессознательное подлизывание. В любом случае, чувство вины за чьи-то мучения, не важно, физические или душевные — самое слабое место уретрального вектора.

Поэтому, если есть выбор, он предпочтет кожную меру (высокоранговые эгоисты), а особенно кожно-зрительную (эгоисты-котики).

Фактором привлекательности для уретральника тут выступает артистичность, красота, выносливость (что свойственна коже), а также внутренняя скорость психических процессов. Как уже говорилось, уретральные люди самые стремительные. Только кожа может хоть как-то за ними успевать.

Интересно, что уретральник ощущает кожника как пустое место (в хорошем буддийском смысле). Кожа никак не может задеть директора прайда, а все ее понты уретральник воспринимает как невинное или глупое позерство. Другое дело сама Кожа, не получившая желаемого. Рядом с уретрой, которую не удалось прогнуть, она ощущает глубинное унижение вплоть до отрицания своей сущности. Для кожников любой уретральный уклад — это диктатура. Какая такая защита нищего в беде (самодурство)?.. Какие такие равные права на блага и подрезание нахапанного?.. Каждый пусть живет тем, что заработал!8
8В этом причина всех политсанкций и яростных воплей последнего времени, так как именно англосакская культура (особенно США) является мировым примером Кожного менталитета.

…Но вернемся к скорости.

Интересно, как развивались отношения Чу Ваньнина и Ши Мэя сразу после знакомства. Когда учитель встретил красивого мальчика под дождем. За один проход до жилых комнат Ши Мэй успел сказать, что никому не нужен, показать Чу Ваньнину свои книги и намекнуть про пилюли Гуюэ. Получить ответ, что Костяные Бабочки — не еда, а люди. Пособирать с учителем червей, что вылезли на дорогу (и промокнуть, так что учитель прикрыл его зонтом). Напеть ему скрытых комплиментов про великую мудрость и доброту. Посетовать, что не пускают в библиотеку. И получить его жетон на пояс (знак ученичества), которым Ваньнин обвязал его собственноручно.

То есть за одну встречу Ши Мэй добился того, что Ваньнин фактически признал его своим учеником.

Или, вернее, Чу Ваньнин понял, что «если не я, то никто» — и решил не тянуть. В конечном итоге, взять ученика — не проблема, то ли дело навсегда остаться без учителя.

Сравните это с тем, как Мо Жань брал Чу Ваньнина долгим измором, чтобы стать учеником. Правда, этому измору предшествовал мгновенный и мощный наскок под яблоней: «Это все равно будешь ты!»

…Бедный Мо Жань просто не знал, что с уретральными вождями так не разговаривают. Хотя посыл был совершенно правильный. И как бы ни развивался текст — уже тогда всё между этими героями было решено.

* * *

Как неоднократно говорилось, Чу Ваньнин является божеством, рожденным священной древесиной Шеньнуна. В момент «рождения» его тело было охвачено сиянием, распространяя вокруг животворный свет. Этот золотой свет, отраженный Тяньвэнью, всю жизнь окутывал его, как и запах весенних цветов.

Но при том носитель этого света бесконечно далек от сусальной «благости». Самое частое чувство, что испытывает Чу Ваньнин — гнев. Он вспыхивает от малейшей искры, как щепа (канон пару раз прошелся по этому качеству), но быстро отходит. Гнев на все перекосы мира словно родился вместе с ним, просто спал до времени.

Именно гнев, столь характерный для уретрального вектора, гнал Чу Ваньнина на его золотом драконе к Мо Жаню, когда тот умирал на платформе павильона Тяньинь. Все цвета и символы этой акции спасения — золото, кровь, разбитое и истекающее светом сердце, полет, гнев, самопожертвование — уретральны.

Гнев, одетый в золотые тона, достигает апогея в конце романа, полностью теряя личную окраску.

«Искусство расчленения мертвых было связано с древней битвой богов и демонов. Согласно легенде, после войны человеческий род понес тяжелые потери. Те, кто выжил, остались в море трупов и вскоре заразились тяжелыми болезнями. Единственным, кто мог спасти мир, оказался Шеньнун.

Поэтому он поместил росток священного дерева Шэньму на востоке Полярного моря. Священное дерево поднялось до Девяти небес и достигло корнями края бездны. На нем распустились бессчетные виды ветвей и миллионы цветов и плодов. Тогда Шеньнун применил заклинание Десяти Тысяч Гробов Шеньму.

Корни священного древа поднялись, его ветви мгновенно расползлись по всему миру заклинателей. Они обвили гниющие трупы и превратили их в пепел… Этот пепел стал плодородной почвой, и на ней выросли новые цветущие деревья.

Это самая старая запись о Шеньму Яньди* в анналах истории.

Глаза Чу Ваньнина сияли от яркого света, собранного в его руках.

Он произносил заклинание Божественного Леса. Он был всего лишь сломанной ветвью Яньди, но тоже мог применять эту магию, потому что являлся частью Священного Древа».
(глава 299)
*9Яньди - огненный император, одно из имен Шеньнуна

Этим заклятием Жизни, что разрушает Смерть, Чу Ваньнин убил Тасянь-цзюня.

Жизнь погребла живого мертвеца.


ОПУС МАГНА

Мы, читатели китайских новелл, привыкли к худосочным холодным героям, изящно закутанным в ткань до самого горла — воплощению недоступности и кристального нравственного облика. Именно так должен выглядеть возвышенный даос. Почти всегда он одет в белое — социальный траур по мирскому. Его родной стихией часто является вода в ледяной фракции (снег). Фильмы и манга настолько укрепили этот образ, что он автоматически появляется перед глазами при упоминании какого-нибудь горного наставника, учителя Дао, если в тексте нет особых оговорок. Вот и Чу Ваньнин, казалось бы, тоже выглядит так.

Но это не так! Облик Чу Ваньнина описан как изящный — но он далеко не так «зашнурован», как пристало моралфагам, и далеко не всегда бел.

«В утреннем тумане показался силуэт Чу Ваньнина. В свободных одеждах, чьи длинные рукава трепетали на ветру, он медленно ступал по мокрому известняку дорожки. На его плечи был наброшен длинный серебристо-голубой верхний халат классического кроя, украшенный по краям причудливой вышивкой. При каждом его движении золотая нить тускло вспыхивала в первых лучах солнца, подобно бегущей по воде сияющей ряби. Собранные в простой пучок волосы были скреплены шпилькой из белого нефрита, украшенной вырезанным из рубина цветком сливы».
глава 149

В новогоднюю ночь Чу Ваньнин появляется в зале пика Сышен в алом плаще (очередной знак царской власти, глава 52 ). В могиле Чу Ваньнина лежит его одежда, и она тоже алая.

Мы не один раз видим его в купальне частично раздетым (банный халат характерно расходится на груди, знак горячей крови), видим его в порванной красной мантии после экспедиции в Цайдэ, когда Чу Ваньнин превратил свой свадебный наряд в лоскуты («Что между нами может быть неверно понято?..»), часто видим его раненым, что предполагает и испорченную одежду. Двести ударов железным прутом вряд ли сохранили Ваньнину целостность его одеяния.

К тому же «малокровный» Чу Ваньнин, судя по тексту, совсем не так мерзляв, как внушает нам фанфикшн.

Взрослый Чу Ваньнин тренируется с мечом в исподнем, покрытый испариной. Кровь часто бросается ему в лицо, расцвечивая розовым и алым то мочки ушей, то скулы, то шею. Он вообще довольно часто краснеет, отчего его кожа должна нагреваться. Он лечит раны в холодном пруду энергией растений (сцена с големами). Зимой он способен простоять на коленях в снегу несколько суток, хотя для наказанных китайцев это норма, что сигналит о покорности, а не о температурном иммунитете. Но мы точно знаем, что Ваньнин во всех смыслах «горяч» во время секса. Конечно, когда Тасянь-цзюнь довел своего учителя до края, картина изменилась. Умирающее тело Ваньнина холодное, как свойственно всем живым существам. Но даже будучи полностью сломанным, Чу Ваньнин остается не хрупким цветком, а пламенеющей яблоней.

Чу Ваньнина, что предпочитает носить белое, автор Эрхи постоянно соединяет с алым цветом. Это и цвет крови, и цвет алых лотосов, и цветы крабовых яблонь, и брачные одежды (трижды, что редко даже для данмэя), и рубины. Конечно, знаменитая рубиновая подвеска как раз и призвана была сохранять тепло (из-за поврежденного ядра). Но проблема с теплом у Ваньнина не в том, что он от природы мерзнет, а в том, что он его бездумно и отчаянно тратит. Всегда в ущерб себе.

Как ничто другое это свидетельствует о «неразумных затратах» уретральной меры. И если присмотреться — мы найдем другое ее проявление во внешнем облике персонажа. Это хаос, что его окружает. Заваленная деталями и бумагами комната, кровать как рабочее место (нет личного пространства), отсутствие чашек и мисок (нет личного имущества), пыльные книги, которые надо протирать и сортировать. Наверняка нет гребней: мы ни разу не видим расчески в руках Ваньнина — ей пользуется Ши Мэй. А Чу Ваньнин расчесывается пальцами, когда собирает волосы в простой хвост. Достойно удивления, что его одежды образцовы, то есть достаточно строги. Видимо, как раз настолько, что никакая небрежность им не повредит.

На деле Чу Ваньнину свойственна не аккуратность, а лаконизм. В дораме или манге этого не будет — там все утонет в детальках, блестяшках и фурнитуре. И это верно: пусть глаз зрителя радуется. Однако в жизни люди вроде Чу Ваньнина носили бы однотонную мантию на такой же халат; только их пояс может быть интересным (например, там редкая дорогая подвеска). Пестрота дешевит, а самые яркие цвета, как известно — красный, белый, черный. В нашем случае это белый монохром. Лучший вариант, чтобы выглядеть чисто и царственно, но без заморочек.

И лучший способ не терять времени на сборы. Люди уретральной меры остро чувствуют время, хотя способность пять лет лежать на печи, а потом в момент подхватиться и ринуться в гущу жизни — их визитная карточка. Они максимально продуктивны на пике активности, за которым следует неминуемый спад и долгое плато. Но даже на спаде они не тратят время на себя (то есть не ждут реакции среды на свой демарш). Они держат внимание на планировании будущего, предпочитая двигаться дальше.

Поэтому часто в тот момент, когда Удача уже вышла навстречу такому человеку, он отворачивается, не дождавшись желаемого. В реальности Эрхи именно это происходит между тормозом Мо Жанем и нетерпеливым Чу Ваньнином, которому давно все ясно.

Обычно читатель обращает внимание на чувства фокального персонажа (Мо Жань), фанфикшн же тем более делает ученика нападающим, а учителя — мятущейся дамой в осаде.

Но Чу Ваньнин во всех реальностях успел первым. Он выбрал маленького Мо Жаня как проводника в мир боли и страданий, который надо спасать (этот факт взрослый Мо Жань забыл). Он отказал ему под яблоней, почуяв неладное (любовь к ученику аморальна и бесперспективна). Он понял, что любит, когда Мо Жань уже отравился цветком. Он просто ждал и не дожидался, каждый раз ставя на себе крест.

Мо Жань бежал в своем темпе и, как положено анальному вектору, погружался то в обидки, то в сантименты, то в насилие, то в битву с грязью.

Как ни печально это говорить, у чистого уретрального вектора не хватает терпения на подобное. Мо Жань, позиционированный как рьяный и распутный самец, так долго жевал канат в отношении Чу Ваньнина (которого сдерживал и аскетичный Звук, и моральный кодекс учителя), что так и не смог «дойти до конца». Никто не знает, что было бы, признайся Мо Жань полноценно и искренне еще до смерти во время Небесного Разлома (до Небесного Разлома в мире 1.0, так как в версии 0.5 это стало невозможным из-за Цветка). То есть дай он понять, что любовь Чу Ваньнина не является для ученика ни принуждением, ни нелепостью. Что она желанна.

…Чем глубже погружаешься в психику героев Эрхи, тем сильнее понимаешь, насколько Мо Жань несчастный скот. Он реально несчастен в силу объективных факторов, и он скот по личной склонности, которую довел до предела демонический Цветок.

Судьба наградила его любовью очень хорошего человека, для которого камнем преткновения являлась лишь собственная Гордость. Уретральная мера не конкурирует и не соревнуется, чтобы выиграть и гордиться; она без того везде Первая, так задумала природа. Так что гордость тут — просто видовое свойство лидера. Именно гордость не дает ему отступать, поворачивать назад. Поэтому самое болезненное, что можно сделать с таким человеком — понизить его в ранге.

Подложить под себя, пользуясь бессилием и ранами, жениться, как на женщине. И восемь лет этим попрекать, похохатывать.

Это фатальный пиздец, если читатель понимает. Не удивительно, что Чу Ваньнин выбрал смерть. Он выбрал ее по многим причинам, в том числе и потому, что не было иного выбора (спасти людей на Куньлунь можно только так). К этому времени Чу Ваньнин уже отдал Мо Жаню все, что имел — куски души, части памяти, разум, здоровье, тело и достоинство. У него осталась только свобода умереть.

И, конечно, он умер как герой.

Истек кровью на снегу.

Это самый главный Знак Уретральности — неостановимая кровь, что постоянно течет из Чу Ваньнина подобно древесному соку. На всем протяжении книги она, пролитая из ран, оживляет мертвечину, истребляет морок, спасает чью-то жизнь и побеждает чью-то смерть. Это и кровь на коронации Тасянь-цзюня, что заставила его передумать, и кровь в свадебном гробу, и кровь на дне озера Цзиньчэн, и кровь на тысяче ступеней, и даже кровь в пещере Лонсюшань, точка невозврата для Мо Жаня.

Для мифического сознания кровотечение предшествует ране, оно первично и превращает тело в Грааль. Рана лишь освобождает и раскрывает суть раненого героя как молодого божества. Кровоточащие стигматы и сердца всегда вызывают глубокую эмоциональную реакцию. Сердце Чу Ваньнина было повреждено им самим в ранней юности. Такая рана говорит не только о страдании, но и о сочувствии, о нескончаемом излиянии божественной сущности в этот мир. Людской и божественный космос оказываются связаны благодаря мистерии крови.

Кровотечение является символом уязвимости, чувствительности, беззащитности и наивности, что свойственны юности. Но оно также указывает и на агрессию внешнего мира, где действуют паталогические силы. Эта кровожадная агрессия связана с судьбой героя, но он не знает, что она связана также и с его характером.

Часто кровоточащий герой не способен или не хочет остановить кровотечение, потому что по сути оно прекрасно. Зачем останавливать поток, в котором скрывается цветение?

Подобно дереву Шеньму, что превратило пепел трупов в новые побеги, кровь молодого божества является самой жизнью, витальностью, что льется наружу. Броня тела пробита, сосуд расколот, но никто словно не чувствует запаха крови, а вместо него ощущает аромат цветов.

Обычно такая кровь не свертывается. Магически, мифически, сюжетно. Она становится разливом психических сил и присваивает герою сверхчеловеческие силы. И потому истекающий кровью герой участвует во властной игре, господствуя за счет равнодушия к себе. Его безличная отзывчивость и самопожертвование удерживают его в высоте.

Благодаря ранам тело их носителя преображается в Тело Славы. Из-за крови оно приобретает красный оттенок алхимического алого льва — философского камня.

Неспособность контейнировать текущую кровь указывает и на неспособность героя сдерживать собственный эрос. Он льется из героя и через героя. Герой кормит своей кровью других, и потому может быть опустошен. В его любви можно обнаружить удивительный недостаток: если бы он разумно, нарциссически любил себя, то не оказался бы ранен.

Душа скрывается в чаше раны, как жизненный сок — в Граале, и потому именно душа является целью кровопотерь. Мистерия крови — один из видов Опуса Магна10, что происходит не в трактатах алхимиков, а рядом с нами.
10Opus Magna — Великое Делание, магистерий алхимии



PS. В Системно-векторном анализе каждая мера имеет цвет и символ. Так, Зрительная мера — это зеленый круг, Мышечная — черный кирпич, Звуковая — Синяя бесконечность и т.д. Фигурой Уретрального вектора является алый треугольник вершиной вверх. Тут и добавить нечего. 

───────༺༻───────



ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Известно, что Ло Юньси, сыгравший Чу Ваньнина, дал интервью после съемок, где сказал неожиданную вещь. По его признанию он никогда не играл подобного персонажа и с некоторым трудом смоделировал его внутренний мир, так как у того общественное благо полностью перекрывает личное. «Я редко сталкивался с такими персонажами, как Чу Ваньнин. Они почти не встречаются в жизни. Это типаж, который ставит себя на последнее место, а благо окружающих людей и мироздания — на первое». И далее: «У этого персонажа «высокий старт» (то есть он сразу является целостным, крутым, состоявшимся героем). Как я могу интерпретировать столь впечатляющий характер?..»

Это кажется странным, поскольку для Китая общественное всегда стоит выше личного, о чем много сказано в «мышечной» главе этой статьи. К тому же Юньси сыграл много жертвенных положительных героев. Но, вероятно, эти слова все же правдивы. В психике Чу Ваньнина нет «ошибок роста», когда персонаж приходит от эгоизма или инфантильности к пониманию, что благо всех людей — это именно то, чего хочет компартия. В психике Чу Ваньнина нет смирения и отчаяния, когда жизнь делает тебя козлом отпущения, и это надо просто принять. Даже его отношения с отцом (Хуайцзуй) не длятся долгой драмой, терзая непризнанностью в глазах родителя или сыновним долгом. Чу Ваньнин абсолютно другой.

И не удивительно, что чуткий актер Ло Юньси хорошо ощутил эту разницу между стандартными героями китайских дорам и уретральной мерой Чу Ваньнина, которая «почти не встречается в жизни».



Примечания:

*Россия является страной уретральной культуры по признанию всех практиков системно-векторного анализа. «Бесстрашие и обостренное чувство справедливости» – так определяют русских французы

«Умные, упрямые, духовные, многогранные, холодные. Дружелюбные и грубые. Загадочная русская душа» - так определяют русских британцы (описана уретрально-звуковая связка)

**Желающий сделать чумовой полит-прогноз может рассмотреть взаимоотношения Китая и России сквозь призму Чу Ваньнина и Ши Мэя (кто-то кого-то водит за нос, но не может без него обойтись). Может быть, это даже кого-то обезопасит. Если бы те, кто должен, читали Эрху!)) 


В последней главе использована работа Джеймса Хиллмана