Эрха: персонажи между задницей и Богом (10)

Системно-векторный анализ персонажей романа


10. Дверь между адом и раем



Таймлайн в помощь фикрайтеру

О Ши Мэе в этой статье уже написано так много, что пора сделать какой-то внятный вывод.

В отличие от Мо Жаня и Чу Ваньнина характер «Ши Минцзина» не прошел интеграции. При одинаковом векторном наборе он дает две разные психики в разных временных линиях романа.

Он существует в двух отдельных ипостасях: Хуа Бинань и Ши Мэй 1.0.


Граница ада


Мы в целом хорошо представляем себе путь Хуа Бинаня. В девять лет он спасся бегством из Павильона Тяньинь, где его отец съел его мать и стал угрозой самому Бинаню. Именно в этот момент его обонятельная мера включилась на полную мощность, поскольку речь шла о выживании.

Во время скитаний «безымянного сироту» подобрал глава школы Сышен Сюэ Чжэнъюн. Мальчик сказал, что ничего не помнит о себе, включая имя. Сюэ Чжэнъюн фактически усыновил его, поименовав «Сюэ Я», что в переводе означает «рогулька». Постепенно дурацкое имя сменилась на более благозвучное «Ши Мэй» — так большинство учеников называло миловидного юношу по созвучию со словом «сестра».

В школе Сышен Бинань продолжал изучать медицину, которой его обучала мать. Ему должно было быть лет 10-11, когда он стал учеником Чу Ваньнина (известно, что к нему уже присмотрелись учителя, и никто из них не захотел брать его из-за «отсутствия способностей»). И в этот же период его нашла Костяная Бабочка из павильона Тяньинь.

Мать Бинаня собирала их там при жизни, помогая скрывать свои личности. Вот и девушка, нашедшая Бинаня, имела изуродованное или измененное лицо. Она передала Бинаню наследие его матери — записи, находки и планы, включая семя Цветка Ненависти и описание способа открыть пространственно-временные Врата.

Так Бинань оказался наследником плана по спасению Костяных Бабочек.

Через некоторое время он встретился со своей сводной сестрой Му Яньли и рассказал ей о подробностях гибели матери, которую та очень любила. Их отец к этому времени был, вероятно, совсем плох. После его кончины главой Павильона Тяньинь становилась Му Яньли1. Ее поддержка была очень важна.

* * *

Когда в школе Сышен появился Мо Жань, Бинаню было 16 лет. В течение года пятнадцатилетний Мо Жань стал его соучеником и получил свой Цветок.

Известно, что Цветок надо десять лет поливать демонической кровью. Очевидно, что этих десяти лет у Хуа Бинаня не было; у него было лет шесть. Значит, бутон из семени вырастила его мать. Она же и собиралась воспользоваться Цветком, не выходя из павильона Тяньинь: ведь рядом был сильный и властный муж. К несчастью, мужа скосили болезнь и безумие.

…В целом, семье Хуа Бинаня кармически не везло. Его мать не смогла исполнить свой замысел, погибнув от рук «потомка богов». Хуа Бинань выбрал не того. Причем дважды: первым его кандидатом тоже оказался «потомок богов», поведение которого нельзя предугадать на сто процентов, а вторым — Костяная Бабочка Мо Жань. Ведь именно вред представителю своего народа в конечном счете был поставлен Бинаню в вину.

Но в свои 16-17 лет Бинань этого не знал. Он продолжал спускаться с горы Сышен ради изучения медицинских техник, что, вероятно, начал делать, как только обрел почву под ногами. Чтобы не вызывать подозрений у главы пика Сюэ Чжэнъюна, он шел на риск и за пределами школы использовал своё настоящее имя.

В главе 299 он говорит: 
«Репутация Хуа Бинаня становилась всё больше. Дошло до того, что даже сам Цзян Си заметил и пригласил меня. Несмотря на то, что орден Гуюэ относился к костяным бабочкам, как к животным, я пообещал себе, что обязательно как можно скорее займу высокое положение в мире заклинателей и получу всё необходимое, чтобы вернуться домой. С тех пор у меня было две личности: ученик пика Сышэн и лекарь Гуюэе».
Когда Хуа Бинаню исполнилось 20 лет, а Мо Жаню 19, произошел знаменитый Небесный Разлом. Мы точно знаем, что во второй версии повествования к его раскрытию приложил руку Хуа Бинань через Сюй Шуаньлиня. В деле была замешана техника Вэйци Джэньлун и мертвая невеста из Цайдэ Ло Сяньсянь2: та самая девочка с мандаринами, для которой Сюй Шуаньлинь сломал соседское дерево. Младшая сестра Ло Фэнхуа3. Но приложил ли к Разлому руку Хуа Бинань в первой версии истории — неизвестно.

Известно лишь, как он им воспользовался: Хуа Бинань разыграл свою смерть.

Мо Жань остался скорбеть и сатанеть, а Хуа Бинань превратился в Мастера Ханьлиня.

Через год двадцатилетний Мо Жань освоил технику Вэйци Джэньлун. К 22-м годам он покорил пик Сышен и расправился с орденами Заклинателей. На исходе этой войны он взял в плен Чу Ваньнина и в конце концов объявил себя Тасянь-цзюнем — Императором, наступающим на Бессмертных.

23-летний Хуа Бинань, скрытый маской, стал его тайным советником.

Через три-четыре года Чу Ваньнин догадался, что Мо Жань отравлен, открыл пространственно-временные Врата и вернулся на 10 лет назад. Там он внес изменения в «новое прошлое» (мир 1.0).

Может показаться странным, как столь сильный стратег, как Бинань, все держащий под контролем, мог «упустить» Чу Ваньнина. Ведь он постоянно незримо присутствовал при своем Императоре, подглядывал за пленником и знал все его шаги. Чу Ваньнин не просто читал книжки в библиотеке — он использовал свое божественное оружие Цзюгэ, и вообще портал во времени и пространстве не самое незаметное дело. От него в небе дыра.

Ответ прост: все происходящее было Бинаню на руку. Он был уверен, что Чу Ваньнин вернется в прошлое и убьет там Мо Жаня. Что он сделает это, когда Мо Жань еще маленький. Еще до всякого Цветка. И тогда… никто не помешает первоначальному плану.

Чу Ваньнин не мог знать, что Мо Жань подменил его, приняв Цветок. Не знал, кто был садовником. Глупый учитель сделает так, что в мире 0.1 носителем цветка будет сам Чу Ваньнин.

При этом он будет думать, что спас себя и весь мир.

Очень круто!

«— Что бы ты ни пытался сделать, уже слишком поздно! Знаешь, что ты должен был сделать, чтобы предотвратить все это?! — скаля зубы в бессильной злобе, обезумевший Ши Мэй продолжал кричать на Чу Ваньнина.

Дождь обрушился на них, но не погасил его ненависть.

— В той жизни ты должен был открыть Врата Жизни и Смерти, вернуться в прошлое, убить Мо Жаня, разорвать его труп на куски и сжечь его в пепел! Ты должен был его убить!

Глаза Чу Ваньнина были ледяными.

— Какое еще искупление грехов? Смех да и только! Лишь потому, что ты хотел спасти его, что ты не хотел его убивать — мы пришли к такому итогу! Разве ты не хотел остановить меня? Если бы ты убил его раньше, тогда все было бы кончено! Что бы мне тогда оставалось делать?! Это ты втянул два бренных мира во все это! Нет, только подумай, ярчайшая звезда небосклона Юйхэн, Бессмертный Бэйдоу, что ты натворил?! Это ты ничего не сделал! Я же просто использовал оставленный тобой пространственно-временной разлом, чтобы вновь открыть Врата Жизни и Смерти… Ха-ха-ха…

…Смех его был липким, как паутина, и зловещим, как у стервятника. Ши Мэй делал все возможное, использовал самые порочные слова, чтобы оскорбить и проклясть человека перед ним.

Любовь, уважение. Они исчезли под проливным дождем».
Глава 302

…Хуа Бинань действительно воспользовался трещиной, оставшейся от пространственно-временной техники, чтобы проникнуть в мир 1.0. Сам он не имел силы на ее применение, и кроме того — у него не было божественного оружия (обязательное условие!)

Новый мир 1.0 стал для Бинаня очередной доской для игры. Так и было задумано. План включал в себя два мира.

В мире 0.1 Бинань мог постоянно носить свое настоящее имя. Он был на 10 лет старше своей 17-летней копии — Ши Мэя. Юный Ши Мэй был отличной ширмой и расходным материалом.

В новом мире Бинань подготовил почву для получения человеческих жертв, свел с ума Сюй Шуаньлиня, научил его пространственно-временной технике (тайны которой он постиг благодаря Ваньнину — вот что значит хороший Учитель!) и технике Вэйци Джэньлун. И сделал из него «фальшивого Гоученя». Тасянь-цзюнь был его главной, самой сильной фигурой (пешка № 1). А Шуаньлинь — второй по силе и значению (пешка № 2). В каждом мире теперь находилось по своему темному лорду.

Их задачей было обеспечить добровольные тела для Моста Жертв и поддержание прохода между мирами в режиме постоянной работы.

* * *

Известно, что все знаковые события в мире 1.0 происходят быстрей, чем в исходной линии романа. Небесный разлом опережает оригинальную катастрофу на 3 года. История с фальшивым Гоученем случается, когда Ши Мэю 1.0 все еще 17 лет — через четыре месяца после «посещения» мира Чу Ваньнином.

У Хуа Бинаня не было времени все это подготовить, если только Тасянь-цзюнь не открывал для него Врата в более ранние периоды этого мира (а это не только возможно, но и подтверждается интересом Императора к этой технике, о чем он сообщал Ваньнину). В этом случае, начав действовать «в далеком прошлом», Хуа Бинань получал достаточно времени и на сбор информации, и на теневое присутствие в истории Ло Фэнхуа, и на вражду братьев Наньгун, и на многолетнюю ненависть обиженного Шуаньлиня. И на Персиковый источник. И на аттракционы озера Цзиньчэн.

Но нам важны не цифры, а то, что Хуа Бинань до смерти Чу Ваньнина жил на два мира.

Он с вероятностью встречался с юным Ши Мэем и посвятил его в «их общий» план. Возможно, он делился с ним медицинскими навыками. Но был ли юный Ши Мэй сам мастером Ханьлинем, Хуа Бинанем 1.0 и учеником секты Гуюэ?..

Видимо, нет. Разве что опосредованно. Это совершенно излишне, и лишь запутывает историю. Хуа Бинань может быть только один.

* * *

…Когда Бинаню исполнился 31 год, Чу Ваньнин погиб в бою за пик Куньлунь. Через два года Тасянь-цзюнь покончил с собой от тоски.

Хуа Бинань смог поднять труп Тасянь-цзюня и снова поставил его в строй. Но делать в старом мире 0.5 временно стало нечего; труп Императора был меланхоличен и плохо подчинялся. Так что 33-летний Хуа Бинань «прописался» в мире 1.0, где юному Ши Мэю все еще 17 лет*.

*Теперь разница между мирами составила 16 лет, и понимать этот парадокс читатель не должен.

Теперь к большому плану по подчинению мира 1.0 добавился еще один пункт: для восстановления умершего Императора Бинаню было необходимо золотое ядро Мо Жаня 1.0. Хорошо, что он остался жив! Поэтому на юного Мо Жаня во второй временной линии романа постоянно идет охота.

В этом мире события разворачиваются в течение 8 лет.

Все они идут к финальному коллапсу, план Бинаня идеально срабатывает, хотя влияние Чу Ваньнина оказывается намного бо́льшим, чем могло казаться в начале. Ваньнин не только действует сам, но изменяет поведение всех своих учеников. В результате Бинань даже не может воспользоваться безропотным Ши Мэем, который выворачивается из-под его контроля, потеряв глаза.

Интересно, что врожденная мстительность обонятельной меры не может спустить этого самовольства. В какой-то момент Хуа Бинань обнаруживает, что молодой Ши Мэй, уже потеряв зрение, играет против него. И делает это так, как сделал бы сам Бинань: из тени, из-за спины. Ши Мэй отпускает из заточения на горе Цзяо Ваньнина (которого Бинань спрятал для себя, как деликатес), он берет под контроль сознание мертвого Тасянь-цзюня во время казни Мо Жаня, давая Ваньнину спасти ученика и скрыться. На это может быть лишь один ответ: смерть.
«— Я надеюсь, старшая сестра Му сделает для меня несколько дел.

— Говори.

— Нужно, — Бинань вздохнул, казалось, с сожалением, — вместо меня убить одного человека.

— Кого?

— Меня самого.

Му Яньли мгновенно обернулась и пристально посмотрела на него:

— Тебя из этой жизни?

— Ага.

— Ты с ума сошел? Ты что, действительно говоришь серьезно?.. Он, как бы то ни
было, тоже…

Она умолкла не в силах продолжать, поскольку увидела, как Бинань поднял свои
мягкие густые ресницы.

— Он, как бы то ни было, тоже является мной? — Бинань улыбнулся. — Это правда. Но он так же и предатель. Если бы он не отпустил Чу Ваньнина, то кто бы выпустил преступника? […] Благодаря тому, что он за моей спиной изучил несколько заклинаний, этот слепец заметает следы и убегает так быстро, что я не могу сейчас догнать его и разорвать на куски.

Му Яньли, не сдержавшись, сказала:

— Я знаю, что он и правда совершил все эти бесстыжие поступки, однако, он, в конце концов, нам родной.

— Он это я. Когда два этих смертных мира в конце сольются, одного меня будет достаточно […]. Я по-прежнему и Хуа Бинань и Ши Минцзин. А он? Он помнит лишь то, что он Ши Минцзин и давно забыл, кто такой Хуа Бинань».
К счастью, исполнить задуманное не получилось.

* * *

В конце пути Хуа Бинань спасает Костяных Бабочек путем неисчислимых жертв, последней из которых становится сам. Он фанатично исполнил план своей матери и погиб в Двери между адом и раем.

Это очень красивая героическая смерть. Для народа дегу Хуа Бинань стал освободителем, он сделал невозможное, бросил вызов Небесам и вернул свою расу домой.

Но в глазах читателя Хуа Бинань выглядит подонком — не столько из-за поступков, которые с точки зрения Костяной Бабочки оправданы, сколько из-за озвучки своих личных (так и хочется сказать «человеческих») черт характера. Из-за того, что он за человек.

Как только он раскрывает рот в пещере Лонсюшань — его ставки начинают падать, и даже подлинная история его матери и всего клана дегу не может это изменить. Полная картина, вскрытая Бинанем, вызывает ужас, понимание, даже уважение — потому что не каждому доступен такой размах и такая целеустремленность. Но не вызывает никакого принятия. Полностью раскрыв себя перед победой, Хуа Бинань обнажает и свою бесчувственную натуру манипулятора.

Конечно, люди в целом для него враги, так что они «заслужили». Удивительно лишь, что наибольший цинизм Хуа Бинаня направлен на двух человек, которые по отношению к Бабочкам стоят скорее на стороне Бинаня. Это «сам-бабочка» Мо Жань, который индифферентен к данному вопросу, и Чу Ваньнин, четко озвучивший свою позицию: «Они не животные».

Это два посторонних человека в жизни Бинаня, любившие его сильнее прочих. Один сделал его своим идеальным возлюбленным, другой — учеником.

Хуа Бинань не просто не «видит» и не чувствует этих людей (а ведь рядом с ними он был дольше, чем с кем-либо еще). Кажется, что им он персонально мстит. Из зависти, из ревности, от обиды, от того, что оба они не демонстрируют нужного поведения. Хотя их слабые места отлично изучены, и в них воткнуто по гвоздю. Они должны стать совершенно управляемыми. Но то один, то другой внезапно путает все карты, заставляя Бинаня усомниться в собственном влиянии.

При этом Мо Жань вызывает лишь досаду. Его самоубийство как Тасянь-цзюня — крайне раздражающая, мощная помеха. Вот чего человеку не хватало?!.. И хотя он все равно никуда не денется, осадочек остался.

Чу Ваньнин как достойный противник и объект желания внушает целую гамму чувств. Самое сильное из них — грядущий кайф, когда ключик подойдет к замку, и человек выдаст нужный отклик. Примет неизбежное:
«Не беспокойся. Очень скоро Мо Жаня не станет, и с этого момента ты будешь со мной».
«Когда большое дело увенчается успехом, у меня будет достаточно энергии, чтобы постепенно растопить и отшлифовать тебя».
      Реплики Бинаня, глава 246

Суть удовольствия в обонятельном векторе — делать людей ведомыми. И Сюй Шуаньлиня, и орден Жуфен, и весь павильон Тяньинь, что осудил Мо Жаня и вырвал у него золотое ядро. И учителя.


Единственное, что Хуа Бинань не способен понять — как можно быть побежденной добычей, но все еще сопротивляться, вредить, не признавать краха. Как можно окончательно надеваться на вбитый гвоздь, словно «выживание» — и психическое, и моральное — это пустой звук?..

Как можно рушить все представления о себе и своих слабых местах, ведь совершенно очевидно, что Мо Жань — самое ценное, что есть у Чу Ваньнина! Это проверено опытом двух жизней!

«Ши Мэй посмотрел на золотой свет и внезапно сошел с ума, его взгляд стал взглядом дикого зверя:

— Ты хочешь убить его?! Ты действительно хочешь убить его… У тебя есть сердце, у тебя есть сердце?!

В его темных глазах текли эмоции, но некому было их различить:

— У меня нет сердца, — ответил Чу Ваньнин».
Глава 299

И в этой бесконечной зацикленности на себе, на своей правоте, «в своей мере» умник и стратег Хуа Бинань выглядит… тупым.

Это похоже на классический финал сказок, где самый свирепый инфернальный Злодей вдруг выглядит слабым и жалким, потому что проявляет свою ограниченность. Он не может понять нечто очевидное — и это полностью лишает его таинственной ауры.

Как такой глупец может владеть всем миром?..

Подобная картина характерна для обонятельного вектора, когда его носитель начинает праздновать победу до окончания войны и теряет бдительность. И когда бесконечное внутреннее доминирование обоняния не способно распознать в своем поле влияния другого доминанта. Так бывает, когда личные ценности обоняния и его эго застилают ему глаза (отбивает нюх).

Хотя, нет. Застилают глаза. Иначе зрение Ши Мэя было бы в порядке.

Широко известные «100 правил Темного Властелина» учитывают этот шаблон и рекомендуют быть осмотрительным:
    • 6. Я не буду злорадствовать над участью моего врага перед тем, как убить его.
    • 7. Когда я возьму в плен моего противника, и он скажет: «Прежде, чем убить меня, скажи, хотя бы, в чем дело!», я скажу: «Нет», и застрелю его.
Хуа Бинань провел жизнь в войне и политике, в области наиболее интересного для себя напряжения. Он играл в пространстве взаимодействия сил, и сам стал самой влиятельной силой. Он «занял высокое положение в мире заклинателей, получил всё необходимое», как и мечтал, и легко жертвовал кем угодно, как возобновляемым ресурсом. Он был неуловим и непобедим.

Возможно, он спланировал свой рай, который наступит, «когда большое дело будет сделано»: это будет обладание Чу Ваньнином, которому придется прогнуться под Бинаня. Последний победный штрих.

…К несчастью, вся жизнь Бинаня прошла с видом на ландшафты ада.

«Должно быть, он недооценил Чу Ваньнина или слишком высоко оценил себя. Раньше он был уверен, что Чу Ваньнин может стать его игрушкой. Пока цепь была тугой, было неплохо поддернуть ее для удовольствия. Но не в этот момент.

— Если бы я начал все сначала… — персиковые глаза вспыхнули гневом и холодным светом, — я определенно убил бы тебя».
Глава 306

Зрительная мера Хуа Бинаня, полностью подчиненная обонянию, тем не менее, не исчезла без следа: ведь всякий вектор — это врожденная фиксация внимания. Обоняние фиксируется на силе и безопасности, кожа — на контроле, а зрение — на красоте.

Обладание красотой, присвоение ее и контроль ее эмоций, управление ее чувствами, наслаждение ее сдачей во владение — таков запрос обонятельной меры со зрением. Собственная красота тут тоже имеет значение — и Хуа Бинань действительно красив. Эта красота будет проявляться и в его манере контроля: мягком, плотном, лишенным грубости, окружающим жертву кольцом вакуума. У жертвы не останется выхода: ее окном в мир будет только Хуа Бинань. Он действительно «позаботится» об учителе.

В целом именно такая картина — по мнению Хуа Бинаня — ждала бы мир заклинателей, если бы Чу Ваньнин стал носителем Цветка Ненависти.

Увы.

Даже убить дикого кота, почти раздавленного обстоятельствами, не удалось.

Ад на то и ад, что никогда не дает желаемого.




Граница рая


О Ши Мэе 1.0 — том самом юноше, которого мы видим на всем протяжении романа, пока не срываются маски — на деле известно куда меньше. Кроме того, что начало его жизни было точно таким же: он родился в Павильоне Тяньинь у Костяной Бабочки и «потомка богов»; его воспитывала и обучала любящая мать, которую впоследствии безумный отец съел на глазах сына. Ши Мэй знал, кто он, и знал, что обречен скрываться.

В девять лет он покинул дом и бежал в «нижний мир заклинателей», где его подобрал Сюэ Чжэнъюн, глава пика Сышен.

Через некоторое время он стал учеником Чу Ваньнина. Вскоре его нашла Костяная Бабочка из павильона Тяньинь и передала ему наследие его матери.

Как и Хуа Бинань, в какой-то момент Ши Мэй встретился со своей сводной сестрой Му Яньли, рассказал ей о подробностях гибели матери и Плане Спасения Бабочек.

Из последних глав романа мы узнаем, что Му Яньли 0.5 погибла от болезни, так что этот персонаж, как и Мо Жань с Ваньнином, избежал удвоения. Для Ши Мэя это всегда одна и та же старшая сестра, для Хуа Бинаня — ее более молодая копия.

…В свой срок в школе пика Сышен появляется Мо Жань. Ши Мэй использует на нем проклятие Цветка Ненависти и любовный приворот.

Потом Мо Жань просыпается в борделе с полной памятью Императора Тасянь-цзюня — и с этого времени обе версии мира расходятся.

* * *

В мире 1.0 события происходят не только раньше оригинальной временной шкалы, но и наполняются другими деталями. Становятся более концентрированными.

Например, Мо Жань, помня, что однажды потерял любимого Ши Мэя, теперь демонстрирует свою приязнь куда сильней. Роль Чу Ваньнина как учителя в этой версии мира раскрывается полнее, чему Ши Мэй, как ученик, оказывается свидетелем. Все ученики Ваньнина здесь гораздо глубже погружены в тайны и опасности мира заклинателей, чем в старой реальности.

Их выборы более драматичны. А задачи — трудней.

Именно в этой версии мира Чу Ваньнин обратился против заказчика из города Цайдэ, не в силах спустить людскую подлость. И Ши Мэй подставился под Тяньвэнь, чтобы остановить учителя.

Здесь Ши Мэй вместе с Мо Жанем и Сюэ Мэном ждал на коленях, пока Ваньнин принимал наказание за несдержанность.

Здесь Ши Мэй выбрал себе божественное оружие — но оно оказалось фальшивкой. И Ваньнин сказал ему, что талантливому медику подобное не нужно.

В этом мире Ши Мэй стоял над гробом учителя и ощущал, что ничто не останется прежним. Явная симпатия Мо Жаня, столь горячая поначалу, стала хрупкой. Слова любви, которые Мо Жань почти сказал ему под Небесным Разломом, теперь — после смерти Ваньнина — уже не будут сказаны никогда.

Чувство вины запечатало Мо Жаню рот. Наследие матери Ши Мэя оказалось слабее нее.

Ши Мэй знал, что сам он слаб вернуть душу Чу Ваньнина с того света.

В этом новом мире Ши Мэй 1.0 вообще часто оказывался слаб.

Но главное — Ши Мэй смог увидеть своими глазами, что Чу Ваньнин готов пойти ради Мо Жаня на все.

Так случилось во время первого же общего приключения в Цайдэ с призрачной свадьбой: там Ваньнин закрыл Мо Жаня своим телом, получив тяжелую рану (в первой версии этого не было, как и самой свадьбы). Так было на дне озера Цзиньчэн, где Чу Ваньнин снова спас Мо Жаня, а перед тем раскрыл его шкатулку с божественным оружием (при этом оружие Мо Жаня оказалось копией Тяньвэни Чу Ваньнина. Не самое приятное доказательство связи душ!)

И, конечно, во время Небесного Разлома, который раскрылся на три года раньше. Спасая Мо Жаня, Чу Ваньнин погиб.

* * *

У Ши Мэя в этом мире не было возможности разыграть свою смерть. Мо Жань, помня о прошлой трагедии, просто оттеснил его, не пустил навстречу опасности (по тексту романа кажется, что Ши Мэй на деле ничего и не планировал, а просто растерялся как обычный старшеклассник).

Во всех ключевых событиях мира 1.0 Ши Мэй оказывается статистом. Он словно отстранен на периферию, пока пьеса пишется для двух других главных героев. С одной стороны, ему это выгодно и удобно. Но с другой — он наблюдает не ту картину, какую бы хотел.

По иронии судьбы, охота Хуа Бинаня на Мо Жаня ставит студента Мо в действительно опасные ситуации (Например, его чуть не принесли в жертву на дне озера Цзиньчэн). А использование в мире 1.0 запретных техник, которыми владел только Тасянь-цзюнь, вызывает живейшую тревогу бывшего Императора. Гонит Мо Жаня в эпицентр, под удар. Но чем жестче делаются условия для Мо Жаня — тем ярче проявляется жертвенная и защитная натура Чу Ваньнина, который раз за разом спасает своего ученика. Да, он не делает разницы между своими учениками. Но никто из них и не попадает в смертельные обстоятельства!

Так что именно Ши Мэй становится тем человеком, кто обращает внимание Мо Жаня на заботу Ваньнина о нем.

Отчасти он искренен.

А отчасти — пытается справиться с собственной завистью.

Пребывающий в иллюзиях Мо Жань приписывает Ши Мэю все заслуги Чу Ваньнина. И если бы дело ограничилось только пельменями!.. В глазах Мо Жаня Ши Мэй — его спаситель, тот, кто вырвался из опьяняющего морока ради друга, сжег ноги и руки, истек кровью, спасая Мо. Тот, кто предан, кто придет на помощь, не забудет. Кто любит его с робостью и надеждой, кто сужден ему небесами.

…Но все это на деле относится только к Чу Ваньнину. Нетрудно сложить два и два — раны учителя и спасенную жизнь Мо Жаня. Тупого и заблудшего Мо Жаня любят так, как Ши Мэю и не снилось.

Животное, теплое, игривое, окрашенное флиртом чувство Мо Жаня никогда не встанет на одну ступень с этой саморазрушительной, самоотверженной, холодной страстью, которую можно наблюдать в Чу Ваньнине. Ее можно было бы посчитать чувством долга — но страсть остается страстью, даже если хочет спрятаться за другими именами.

Поэтому чем больше в Мо Жане застарелой ненависти к учителю, чем больше в нем пренебрежения — тем сильнее Ши Мэй презирает его. Тупой Мо Жань ничтожен. А учитель жалок. Рай нашедших друг друга душ потерян, от этого собственная тоска не так велика.

Обонятельная мера прекрасно знает, что скрыто в Чу Ваньнине. И, однажды отказавшись заразить его своим Цветком, обречена принять последствия.

Ши Мэй не может направить на себя внимание Ваньнина из-за необходимости оставаться в тени. Не может лезть лапами во все лужи, как глупый хаски. Наследие обонятельного вектора заставляет его брезговать провокативным поведением, импульсивностью, любой яркостью. Окутывает меланхолией. Он может только ждать.

Однако Зрение знает: кто не выделяется — тот ничего не стоит.

Если бы мир вокруг был более обыденным и менее сложным — как в версии 0.5 — все текло бы своим чередом без мучительных вспышек чужих эмоций, смятения и бросков на амбразуры. Рай никогда бы не расцвел; в однажды отравленном саду все было бы мертво.

Земля Людей никогда не будет раем для Костяной Бабочки. А если так — она не будет раем и ни для кого другого.

Но что-то пошло не так. И теперь сквозь неприятие, стыд, робость, гнев и обиду, сквозь все ужасные и несправедливые слова, сквозь ложную приязнь и ложную память все сильнее и сильнее проступает видение Рая.

Образ глубокой любви, что не смеет назвать себя, но не перестает быть, оставаясь собой и за границей смерти.

Учитель погиб, вынося ученика с поля боя, потому что обещал вернуть его домой. Теперь вся лестница на пик Сышен в его крови.

Ученик спустился в ад, чтобы вернуть назад душу учителя.

* * *

В мире 1.0 есть пятилетняя лакуна, когда Чу Ваньнин «спал после смерти», находясь в подобии комы, а его ученики были предоставлены сами себе.

По истечении этого срока Мо Жаню исполнилось 22 года, а Ши Мэю 23. Но теперь Мо Жань больше не был Императором Тасянь-цзюнем. Он стал белым Мастером Мо, копирующим своего учителя.

Ши Мэй не стал его тайным советником и кукловодом. Он стал помощником Хуа Бинаня и с этого времени подменял того по необходимости, пользуясь его маской и титулом «Ханьлинь Шеншоу».

Медицинские навыки Ши Мэя не уступали мастерству Хуа Бинаня. В главе 183, когда пик Сышен принимает беженцев после разгрома школы Жуфэн, мы видим в руках Ши Мэя лекарства с личным гербом мастера Ханьлиня. Вызывает сомнение способность Хуа Бинаня наготовить дармовой мази для всех пострадавших (хотя формально «дар» оплачен главой ордена Гуюэ). Эти лекарства мог сделать сам Ши Мэй.

Если читатель все еще помнит про сферу интересов обонятельного вектора, его это не удивит. Обонятельная мера видит уязвимости людей и стремится взять под контроль незримые опасности. То есть те, что не видны невооруженным глазом (как микробы), либо те, что еще не наступили (поэтому защититься от них нужно уже сейчас, пока не поздно). Одна из очевидных сфер самореализации здесь — вирусология, биохомия и — шире — медицина.

Болезни губят людей, но если вовремя и правильно лечиться — жизнь будет спасена.

В научной сфере обонятельный вектор незаменим. Ведь наука, как и финансовое дело, разведка или большая политика, стоит вне морали. Рефлексия — ничто, результат — всё.

Но когда медицина переходит к практике, спасая людские жизни, у нее появляется воистину человеческое лицо.

* * *

В финале романа все герои так или иначе принимают свои прежние жизни. Их прошлое продолжается в их будущем. И только Бинань и Ши Мэй совершенно разделяются, отталкиваются друг от друга.

Ши Мэй безупречно следует Плану, пока речь не заходит о Золотом Ядре Мо Жаня. Отнять ядро у взрослого и сильного заклинателя сложно. Для этого оно должно быть разбито. А чтобы довести Мо Жаня до «последнего волшебства» — жертвы собственным ядром — необходимо вывести против него несметную армию мертвых пешек, которая крушит то, что нужно защитить. Например, пик Сышен.

Вопрос встал о тотальном выкашивании людей мира 1.0, и Ши Мэй усомнился.

Судя по всему, Хуа Бинань информировал Ши Мэя не очень подробно. Ши Мэй знал лишь то, что касалось его непосредственных задач. Он полностью вверил свою жизнь Бинаню, который был старшей версией его самого.

«— Я всегда сотрудничал с тобой. С тех пор, как ты пришел ко мне и рассказал правду о моей прошлой жизни, я помогал тебе много лет. Пока ты скрывался в засаде в Гуюэ, я делал все, что ты мне говорил, на пике Сышен. Несмотря на некоторые различия и замешательство, твои мысли — это мои мысли, а твои стремления — мои. Потому что у нас есть одна общая черта: не принимать в расчет свою жизнь и смерть».
Глава 265

При этом на Ши Мэе лежало куда меньше ответственности за реализацию Плана, чем на Хуа Бинане. В предательствах и бойнях он участвовал лишь пассивно. Не знал задач Павильона Тяньинь на финишной прямой, не осознавал точное количество жертв, не знал, как управлять Цветком Ненависти на его последнем этапе. Будучи согласным со всеми шагами Плана, он был скорее исполнителем, но не инициатором.

И в результате две версии одного героя — Хуа Бинань и Ши Мэй — разошлись в принципиальном вопросе.

«За пределами горы Цзяо тучи плотно покрыли небо. Поднялся ветер, и ветви растений мрачно качалась туда-сюда. Словно бесчисленное множество людей горько плакало, не находя себе места. Ши Мэй сказал:

— Я очень хочу знать, как велика была жертва, которую ты принес ради нашей цели в прошлой жизни. Скажи мне правду.

Хуа Бинань не ожидал этого вопроса. Он нахмурился, его глаза сверкнули:

— Разве я тебе не говорил? Это нормально, когда умирают невинные люди, ведь если подумать о том, как мы были ущемлены раньше…

— Некоторые — это сколько?

Лицо Хуа Бинаня заметно потемнело. Это было необычно, поскольку он всегда скрывал свои эмоции.

— Некоторые — это просто некоторые. Неужели я должен регистрировать все невинные жертвы и показывать их тебе?

Ши Мэй слабо улыбнулся:

— Разве ты уже не сделал выбор за меня? Я не делал того, что делал ты, и лично не шел по твоему пути, но знал все последствия каждого шага. Я принял твои решения. Но…

Хуа Бинань прищурил глаза, шаг за шагом спустился по длинным ступеням и остановился:

— Но что?

— …Но у меня все еще осталась совесть».
Глава 265

Итак, У Ши Мэя осталась совесть. Ему было жаль Мо Жаня 0.5, жаль Сюй Шуаньлиня, который не предал своего коварного «друга» даже перед смертью. Чувство раскаяния выросло из всей его жизни в мире 1.0, который уже не походил на прежний. И хотя Бинань стремился убедить Ши Мэя, что тот сожалеет лишь о потерянном зрении, Ши Мэй отказался участвовать в последней части Плана.

Он растворился в дымке мира Заклинателей и погиб бы вместе с ним.

Но в силу того великого закона, что имеет отношение к границам Рая, он выжил вместе с миром — тогда как его более сильная версия погибла.

В мире Заклинателей Ши Мэй остался последней Костяной Бабочкой, которая служит людям. Он превратился в легендарного слепого лекаря, что всегда носит бамбуковую шляпу и вуаль, идет от края света до края и помогает десяткам тысяч людей, не взимая у них ни гроша.
«Самая известная история о докторе такова: однажды он встретил группу подростков, которых в детстве похитили шарлатаны-заклинатели. Они были ошпарены, срощены со шкурами и превращены в «мифических зверей». Врач, который взялся их вылечить, использовал кожу со своего запястья в качестве лекарственного средства. Он обменял свою плоть на здоровье детей. Люди в городе были полны благодарности и спросили его имя.

Но врач сказал, что он всего лишь грешник».Чу Ваньнин».
Эрха, эпилог

Иронично, что с этих же «мифических зверей» — похищенных подростков — начинается Эрха. Тогда юный Ши Мэй не мог их вылечить и ограничился тем, что помог матери найти среди них своего сына.

Подобно Агасферу, взрослый Ши Мэй выбрал странствие по границе Рая, никогда не заходя в него из чувства вины.

Врата в ад стали для него дверью Искупления.
 

1木烟离 (Mù Yānlí) — дерево в тумане разлуки
2罗纤纤 — Ло Сяньсянь — «тонкая сеть»
3罗枫华 — Ло Фэнхуа — «цветущая кленовая сеть»; «изящные кленовые силки»