ЧАСТЬ I
Глава 9,
где начинается война
Цзинь Гуаньшань в свои годы имел наружность сибарита, достойную семью и очень много денег. Не один скандал ему удалось вовремя замять умелым давлением на человеческие слабости. Даже Вэнь Жохань, казалось, ему благоволил, гарантируя мирное соседство.
Однако под обычной приятной улыбкой главы Цзинь скрывались тяжкие думы и тревоги.
Прежде всего, госпожа Цзинь — единственная законная жена Гуаньшаня — более не собиралась рожать ему детей. Она исполнила свой долг, подарив семье сына Сюань-эра, и впредь не собиралась тратить на мужа бесценную ци. Как известно, деторождение истощает, а бессмертие для заклинателя — не пустой звук.
Злые языки справедливо предполагали, что дело не в ци, а в абсолютной неверности Гуаньшаня, отчего даже святая душа почувствует себя оскорбленной.
Гуаньшань очень хотел дочь. Сыну надлежало выполнить одну часть семейного долга, а дочери другую. Пока кое-кто расширял свои владения военным захватом, Гуаньшань предполагал связать родственными узами все пять Великих Орденов, чтобы держать их в кулаке. На всякого паука найдется другой паук, были бы возможности.
Но вот незадача. Госпожа Цзинь не беременела и все чаще отказывала мужу в близости. Мудрый отец госпожи Цзинь в свое время настоял на составлении брачного договора, по которому у Гуаньшаня могла быть лишь одна жена. Это была серьезная сделка, так как приданое госпожи Цзинь залатало все дыры в клане Гуаньшаня (следствие бурной молодости и мнимой финансовой стабильности). Однако натуру Гуаньшаня было не изменить. Он продолжал прожигать жизнь, спускать наличность в чайных домах и мять чужие постели. Госпожа Цзинь мстила, как могла.
Сын Гуаньшаня — Цзинь Цзысюань — вырос статным юношей, в меру самовлюбленным и капризным, но в целом послушным воле отца. Гуаньшань не чаял в нем души, одевал в парчу и золотой шелк. Алая бинди* на его лбу — родовой знак правящей ветви Цзинь — была такой же яркой и ровной, как у самого Гуаньшаня. Словно драгоценная капля крови застыла чуть выше бровей.
*бинди - тилака (орнамент на лбу) в виде точки. В Индии знак высшей правды, знак овладения тайными энергиями жизни и знак расположения Богини.
Сюань-эр должен был жениться на дочери главы Цзян, связав два ордена в прочный кровный альянс. Воистину жаль, что подобным образом нельзя поступить с кланами Гусу Лань и Цинхэ Не, где подрастали молодые господа.
Ах, если бы у Цзинь Гуаньшаня были дочери!
Самое обидное, что Гуаньшань был плодовит. Случайные девы рожали ему детей, сплошь сыновей, один другого неказистей. Их, нищих бастардов, можно было даже признать и взять в семью — но смысл был в другом, смысл был в девочке. Хотя бы в одной. Потому что орден Гусу можно связать полезным договором и без свадьбы. Облачные Глубины состояли из миротворцев, которым чуждо коварство. Такие люди не станут вонзать нож в спину и разжигать рознь.
Но клан Цинхэ Не выглядел как пороховая бочка.
После последнего Совета Гуаньшань потратил половину ночи на умасливание главы Не. Не Минцзюэ выпил два кувшина вина, ничуть не опьянев, и от его злых кошачьих глаз Гуаньшаню было не по себе. Казалось, горящий в темноте взгляд все видит. Чует в собеседнике нечто скрытое и хлипкое, что сам Гуаньшань стремится не замечать.
Его неуверенность в завтрашнем дне. Его двурушничество. Страх перед Вэнь Жоханем, зависть к его военной удаче, дерзости и властолюбию. Желание создать себе прочный тыл для отступления.
В согревающих ароматах чая по груди Гуаньшаня полз неприятный холодок. Его тонкие намеки, опасения и вздохи о тяжелых временах не улучшали взаимопонимание. С каждым глотком Гуаньшань сознавал, что не может предложить главе Не что-либо определенное, ценное, дающее гарантии. Поэтому и сам их не получит.
Не Минцзюэ был либо слишком глуп, либо слишком горд.
Он должен был бы поддержать сомнения Гуаньшаня, раздуть искру, обсудить военное партнерство. Предложить союз или хотя бы обмен соображениями. Разве не чего-то подобного он и ждал, противостоя политике Вэнь на каждом совете?.. Стоило в конце концов оценить жест Гуаньшаня, который снизошел к молодому главе и первым начал опасный разговор.
Вместо этого Минцзюэ поинтересовался, сколько сил в распоряжении Гуаньшаня, скривился и перевел разговор на нравы подрастающего поколения. Они выходили негодными и пресыщенными, а предписания наставников — суетными. Кудрявые же речи под Луной слишком тяжелы для пьяного человека.
Это значило, что в ближайшем будущем Гуаньшань ничего решать не будет. Он должен раскрыть свои карты сейчас, или его сметет течением. И если случится военный конфликт — командовать чем-либо Гуаньшаню не удастся. И пожинать плоды, вероятно, тоже.
Оставалось лишь мягко соскользнуть с неприятной темы. Пусть пьяный человек — если он и впрямь так пьян — запомнит только пустой житейский разговор.
…Увы, беседа о радостях жизни, столь подходящая вину и благоуханию сада, тоже не склеилась. Зеленые терема* Не Минцзюэ не поминал, к женским прелестям выразил равнодушие, подачу о семейном счастье пропустил мимо ушей. Словно все это ему скучно, а разлившийся Гуаньшань — просто сентиментальный старик.
*зеленый терем - публичный дом
Гуаньшань имел наметанный глаз. Не Минцзюэ, крепкий и полный энергии мужчина, не ограниченный излишком морали, занимал седьмое место в табеле самый красивых заклинателей на текущий день. Он имел выгодный рост, рядом с которым любая женщина чувствует себя маленькой и хрупкой, а следовательно, и красивой. Не стоит забывать и про славу первого бойца. По таким суровым воинам женщины сохнут без всяких условий, исключительно благодаря законам природы. И суровые воины с удовольствием этим пользуются.
Еще суровые воины, особенно в кругу нетрезвых собутыльников, легко хвастаются мужскими победами. Это столь же естественно, как разлив весенних рек.
Как возможно, чтобы суровый воин был столь непробиваем?.. Могло ли случиться такое недоразумение, что Не Минцзюэ практикует стиль ученых**? То есть, предпочитает мужчин?..
**стиль ученых - анальный секс
Гуаньшань сменил тактику беседы. Рассказал пару безопасных сплетен о любящих сердцах на дороге войны. Еще не родился на свет человек, способный водить за нос главу Цзинь!.. Как бы ни были велики чужие опасения проговориться, обнажить свои слабые места — обаяние Гуаньшаня было не только искусным, но и воистину многоликим. Бинди на его лбу концентрировала большие объемы энергии, делая черты Гуаньшаня по его желанию то более женственными, то более резкими.
Слушать это Не Минцзюэ не стал. Положил перед собой саблю, сузил глаза: «Не могу понять, к чему клонит глава Цзинь».
…По многим мелким, периферийным признакам выходило: нет, с этой стороны тоже не будет откровений. Во всяком случае, пока. Янская энергия Не Минцзюэ была классической и не имела иньских завихрений.
Какая же жалость, что у Гуаньшаня нет дочери. Хотя при правильной постановке вопроса сгодится и двоюродная племянница.
* * *
Не успел осадок от дипломатической неудачи рассеяться, как в семье Гуаньшаня случился инцидент.
Стояло нежное весеннее утро. Весь Ланьлин готовился к пиру — в этот день Сюань-эру исполнялось семнадцать лет. Госпожа Цзинь беспощадно гоняла прислугу, поскольку ожидались гости со стороны невесты. Невеста была старше на три года, Сюань-эр воротил нос, но кто его слушал.
Около полудня стража вызвала Гуаньшаня к воротам — его спрашивал какой-то оборванец, уверяя всех, что он сын Цзинь Гуаньшаня от горячо любящей женщины из Юньпина. И в доказательство предъявлял жемчужину в характерной оправе.
Такие жемчужины производись в Ланьлине поточным методом. У госпожи Цзинь, например, был целый ларец таких украшений для поощрения служанок и торговцев. Многим и многим девам в своей жизни Гуаньшань дарил эти жемчужины за ночи страсти. Которая из них была любящей женщиной из Юньпина, вспомнить не удалось.
Однако на плод греха стоило взглянуть. Жаль конечно, что не дочь. Хотя какая девушка осмелилась бы откровенно заявлять свои права. Даже юношам такая дерзость не пристала. Так что ее следовало лично осадить, чтобы проситель не надумал себе лишнего и не таскался сюда каждую неделю.
…Юноша, стоящий в униженном поклоне на верхней площадке Золотого Дворца, был щупл и невзрачен. Несмотря на его нежный возраст, было ясно, что ни ростом, ни силой в будущем он не отличится. Больно кольнуло самолюбие — как же так?.. Наверняка, обычный мошенник.
Однако, в его облике было некоторое изящество. Маленькие белые руки красиво сложены перед грудью. Черные волосы густы и блестят под солнцем. Такой блеск говорит о хорошем здоровье, даже если их хозяин недоедает. Тонкая трепетная шея так жалобно гнется под тяжестью судьбы.
— Ты кто? — величественно спросил Гуаньшань.
— Этот недостойный слуга сын девы Мэн Ши из Юньпина, — ответил мошенник дрогнувшим от почтения голосом. — Которая помнила своего благодетеля до самой смерти.
— Это, что ли, та самая шлюха? — бесцеремонно воскликнул страж на воротах, отчего мошенник склонился еще ниже. Но Гуаньшань успел рассмотреть его темные и влажные глаза. Очень красивые, в пушистых ресницах. И впрямь, был бы дочерью — был бы краше. Вот же злая судьба!..
— Говорят, ты принес доказательства своего происхождения, — шагнул вперед Гуаньшань.
Мошенник кивнул, словно растерял все слова.
— Наверняка ты знаешь, что твоя вещица ничего не значит. Таких в Ланьлине, как грязи, — переплел руки Гуаньшань. — Ты мог украсть ее или купить у распутницы.
Стражи на воротах — адепты клана — зацокали языками, одобряя правильный вопрос. Интересно, что теперь предпримет недоумок. Гуаньшаню тоже было интересно. И тут за его спиной раздался резкий окрик.
— Что здесь за столпотворение? Кто смеет отвлекать моего супруга от дел?..
— Никто, — оглянулся Гуньшань. — Маленькое недоразумение.
— Видно, мой муж забыл, что сегодня наш дорогой сын празднует семнадцатую Луну! Разве он не заслужил отцовское внимание?.. Или здесь нашлось что-то более ценное?..
— Что ты, что ты… — примирительно поднял руки Гуаньшань, но по виду дорогой жены понял: она что-то подозревает. И не без оснований.
— Так почему мой супруг тратит время на эту чернь? — ухватила рукав Гуаньшаня его супруга. Ее длинные ногти в позолоте с инкрустацией казались ножами, что вот-вот прорвут шелковую ткань. — Пусть он уберет попрошайку прочь с нашего порога!
— Да-да, — приобнял жену Гуаньшань. — Какая досада, неудачный день. Спустите негодяя с лестницы, чтобы впредь не совершал оплошность.
Стражи ворот поняли пожелание буквально, столкнув просителя — вероятно, действительно сына шлюхи — с шестидесяти крутых ступеней, которые, как известно, символизируют двенадцать Земных ветвей календаря в пятикратном умножении.
Оглянувшись через плечо, Цзинь Гуаньшань с облегчением отметил, что вышвырнутый проходимец не убился насмерть, а пытается встать. Хорошо, что так. Иначе, что сказали бы люди.
* * *
В этом году Совет проходил в Цишане и стал началом конца. Совет длился семь дней, его совместили с состязанием лучников и пышной «ночной охотой». Юный Цзинь Цзысюань прибыл на состязания вместе с отцом, чтобы поближе познакомиться с невестой — Цзян Яньли. Она тоже прибыла в сопровождении отца и братьев. Прибыли и молодые господа из Гусу Лань. На поле лучников сразу возникла шумная толкотня, поскольку вся молодежь в прошлом году вместе училась в Облачных Глубинах. Молодые Вэни высокомерно обозревали мишени.
Но была и тревожная новость. Всем участникам турнира предписывалось надеть одеяния в цветах клана Вэнь, дабы выразить уважение. Это были алые юаньлинпао*, выданные заклинателям младше двадцати лет — то есть, детям каждого действующего главы. Такое платье положено придворным чиновникам четвертого ранга, ни рыбе, ни мясу. Все мероприятие, таким образом, мыслилось как придворная забава, а главой двора, Правителем, являлся солнцеликий Вэнь Жохань.
*юаньлинпао 圆领袍 («халат/платье с круглым воротом») — имеет круглую горловину, узкие рукава и прямые полы. Типовая одежда чиновников
Очень неприятно.
Турнир лучников проводился с фантазией: чтобы остаться на поле, мало было попасть в мишени. Надо было попасть в ту мишень, где скрывался заранее помещенный туда злой дух. Тут удача улыбнулась Гуаньшаню, поскольку Сюань-эр вошел в четверку победителей. Правда, занял последнее место. Второе и третье заняли наследники Гусу, которых теперь звали «двумя нефритами». А первое — приемный сын Цзян Фенмяня, хулиган и скандалист.
Гораздо примечательнее то, что Вэни вылетели из турнира с первых выстрелов. Хотя все время оскорбительно подзадоривали остальных, толкались, грубили и всеми способами сбивали другим прицел. Даже одинаковое платье не уравнивает людей.
Не Минцзюэ прибыл с опозданием, словно теперь это его привилегия. Стоило в прошлом раз указать на место, ограничить, и вот, пожалуйста. Прибыл, окатил презрением трибуны и сел, высоко подняв голову. Скользил взглядом по ристалищу поверх голов.
Конечно, ни один адепт Не и в этот раз не вышел на стрельбище, и, таким образом, не надел сомнительное платье. Вероятно, Не Минцзюэ злорадствует, его клан не замазался, а прочие унизились. Интересно получилось. Подход к этому человеку следовало найти еще вчера.
…Присмотревшись, Цзинь Гуаньшань понял, что Минцзюэ смотрит на старшего нефрита Лань Сиченя, который как раз снимал с лука тетиву. Вероятно, виной тому нетипичное киноварное платье, столь похожее на брачный наряд. Лань Сичень с определенностью был ученым, как все выходцы из клана Лань, так что стиль ученых сам заскакивал в голову. К тому же все знают, как строги правила Гусу в отношении сна под ивами*.
*сон под ивами - половая связь с женщиной
Лань Сичень почувствовал взгляд с трибун, обернулся, приветливо взмахнул рукой. В душе снова зашевелились подозрения. Может, и зря. Но порочную натуру не исправить, к чему и сожалеть.
Финал охоты поразил всех. Вэни не взяли ни одного приза, а больше всех очков заработал клан Не. Немудрено, что раздраженный наследник Цишаня Вэнь Сюй схлестнулся с победителями. Турнир он смотрел с трибун, соответственно возрасту, но активно участвовал в охоте. Приглядывал там за младшим братом А-Чао и его золотой шпилькой*.
*золотая шпилька – наложница
Вэнь Чао, хотя и был юн, казался уже обессилевшим от интереса к ветру и луне*. Ему явно слишком многое позволялось как второму наследнику, с которого спрос невелик. Любовница его не отличалась талантами в совершенствовании и на охоте была бы обузой. Но желание молодых сорвать цветок сливы** на природе, подальше от чужих глаз, можно понять. Судя по всему, пригляд брата только все испортил.
*«любить ветер и луну» — сексуальная активность
**сорвать цветок сливы - половой акт с девицей легкого поведения
Свара произошла на ристалище, после оглашения результатов. В нее попали не только адепты Цинхэ Не, но и оба наследника Ланей, к которым примкнули дети Цзян Фенмяня (из-за приемного хулигана и скандалиста). Разумеется, подтянулись и адепты Вэнь.
Вэнь Жохань величественно не вмешивался, потому и остальные не спешили выставить себя испуганными отцами. Потом в мешанине локтей и спин что-то произошло. Взвились и опали длинные концы белой ленты.
Не Минцзюэ стремительно сорвался вниз, перемахнув через ограждение. Будучи почти на голову выше всех, он отлично просматривался в красной толпе. Не прошло и пары вздохов, как груда тел распалась. В центре пустоты Не Минцзюэ держал за шиворот Вэнь Сюя. Кулак его второй руки упирался тому в живот, откуда следовало, что Вэнь Сюй только что отхватил по ядру.
Вэнь Жохань встал. Минцзюэ пнул песок — отлетел в сторону меч Вэнь Сюя. «Не смей трогать моих людей!» — пророкотал глава Не.
Если бы сейчас пролилась кровь, Вэнь Жохань бы полностью отыгрался. Цзинь Гуаньшань чувствовал волны жажды и предвкушения, идущие от главы Цишаня, тот даже подался вперед. Не важно, что его сын мог пострадать — главное, чтобы несдержанный Минцзюэ совершил преступление на глазах у всех.
Казалось, этого ждал каждый: кто с ужасом, кто с пониманием, кто забавы ради. Цзинь Гуаньшань испытал большое разочарование, когда Вэнь Сюй просто плюхнулся наземь.
Для солнцеликого Жоханя это был позор. Словно мало упущенных побед, еще и это.
Неудивительно, что отныне ночные охоты оказались запрещены.
* * *
Весь турнир Лань Цижэня терзало дрянное предчувствие: его племянники и прочие молодые заклинатели, облаченные в «одежды почтения», теперь символически являются детьми Вэнь Жоханя. И в будущем он сможет распоряжаться ими, как пожелает.
Видимо, Вэнь Сюй тоже так считал, когда затеял ссору. В воздухе, как назло, витало предчувствие грозы. Тучи сгущались весь день, делая одежду влажной, а мысли беспокойными.
Поначалу никто не думал прекращать конфликт. Это дело организаторов или же дело самих молодых господ. Подобные происшествия — часть проверки на взрослость. Но бешеный Не Минцзюэ поступил иначе.
…Сердце Лань Цижэня гулко ударило в ребра, когда он понял, что его племянники могли пострадать. Вэнь Сюй был вооружен, его боевой меч отлетел в сторону. Духота заглушала звон стали, но ее блеск не могло скрыть ничто. Более всего выходка Вэнь Сюя походила на спланированную провокацию. Проявившие терпение и покорность будут избиты на газах у всех. А первый, кто обнажит оружие против сына Вэнь Жоханя, поставит под удар свой орден.
Понимал это Не Минцзюэ или нет?..
— Отец, брата убивают! — ожидаемо завопил Вэнь Чао, устремясь к трибуне. — Он его зарубит! Немедленно вмешайтесь!
— Тогда пусть вмешаются и главы прочих орденов! — кричал Цзян Ваньинь, вставая с земли. Под его глазом расцветал синяк.
— Если успеют! — хулиган Вэй Усянь выбросил в воздух связку талисманов. По полю тут же повалил дым.
— Цзян Чен, Вэй Ин! — пронзительный зов жены Цзян Фенмяня перекрыл все голоса. — Немедленно сюда!..
— Глава Не! — встал Вэнь Жохань. В его громком голосе хорошо различалась насмешка. — Великий воин решил взять реванш, махая кулаками после драки? Мой сын злопамятен! Лучше убить его сейчас, чтобы не сожалеть в будущем!
…Ничего более откровенного и представить было нельзя. Лань Цижэнь был уверен, что Жохань умнее.
Между тем на поле упали первые капли дождя, рассеивая дым. Стало видно, что Вэнь Сюй втыкает и втыкает свой кинжал в руку Не Минцзюэ. Видимо, иные способы сопротивления были ему перекрыты. С каждым ударом ножа Минцзюэ мощно встряхивал его, как бодливое животное.
— Ты сгниешь без погребения, — выплевывал красный от ярости Вэнь Сюй. Это где-то там, в униженных районах, он был великолепным генералом. В руках Минцзюэ он оставался не более чем злым мальчишкой. — Твои люди сдохнут, как твой отец! Твой брат-выблядок будет мыть мне ноги!
— Извинись! — сдавил его шею Не Минцзюэ.
— Вы ответите за это! — кричали те и другие.
— Остановитесь! — наконец повелительно приказал Лань Цижэнь. Вокруг тел его племянников сияла голубоватая сеть, закрывая часть драчунов, словно призрачный зонт. Адепты Цинхэ притиснулись к своему главе, защищая его спину.
Сверкнула молния. Глава Не разжал кулак. Видимо, добился нужных ему слов.
— Я сделал за твоего отца его работу, щенок, — вынул он саблю. — Уходим!
…Орден Не вскочил на клинки. Никто не успел выразить им протест или осудить за нарушение норм гостеприимства.
Пока над трибунами взлетели водоотталкивающие барьеры в виде зонтиков и навесов, оскорбленный Вэнь Жохань огласил последнее решение Совета.
Ночные охоты с этого момента запрещены. Лишь те, кто входит в орден Цишань Вэнь, имеют на них право.
Конец мира совершенствования наступал гораздо быстрей и откровенней, чем кто-то мог вообразить.
* * *
…Когда Лань Сичень бежал вдоль реки, обдирая подол и рукава о колючие ветки, он все еще не осознавал произошедшее. Это было дурное наваждение, злая шутка. Еще вчера в Цишане орден Лань чествовали как победителей. Беспутный Вэй Усянь сорвал ленту с головы Лань Ванцзы, и это казалось самой большой трагедией из возможных. У А-Чжаня впервые дернулся глаз.
Потом возникла склока из-за Вэнь Сюя. Она тоже была наваждением, словно время повернулось вспять, и Не Минцзюэ опять бьет наследника Вэнь на глазах старших, и снова по тому же поводу.
Этот турнир для Сиченя был последним: ему исполнилось двадцать. Раньше он не стремился побеждать, держась в тени. Умный воин скрывает способности, а слава вредит чистоте души. Однако в этот прощальный раз он не сдерживался, потому что рядом был А-Чжань. Два нефрита должны сиять одинаково безупречно. Пусть дядя хоть однажды будет доволен плодами своего воспитательного труда.
Сичень занял второе место, и по неизвестной причине это задело Вэнь Сюя. Привык считать Сиченя пустышкой?..
Взрослого Вэнь Сюя, давно не выходящего на стрельбы, оправдывала лишь гордость воина. Цишань мог бы блистать, но второй молодой господин Чао ни на что не годился. Большинство сильных адептов Вэнь находились в подавленных кланах и на смотровых постах, защищая завоевания Вэнь Жоханя. Можно понять, почему и турнир и охота не дали Цишаню побед.
…Зачем Сичень пытается кого-то обелить?.. К чему привело понимание других людей?..
Вэнь Сюй не хотел никакого понимания, он хотел конфликта, желал выпустить пар. На поле он нелицеприятно проехался по Лань Ванцзы, а когда тот, по обычаю, гордо промолчал, переключился на Сиченя.
— Первый молодой господин Гусу Лань воистину расцвел, — ухмыльнулся он. — И одежды ему к лицу. Пожалуй, пришло время ордену Вэнь посетить его в родном логове.
— Если наследнику Вэнь есть что сказать — пусть говорит здесь, — посмотрел ему в глаза Сичень.
— Уже не такой любезный, — шире усмехнулся Вэнь Сюй. — Не то, что давеча в лесу, под луной. Среди своих прихлебателей не так страшно, верно?
Сичень знал, что нельзя вступать в перепалку. Но Ванцзы не знал.
— Что за намеки? — холодно спросил он. — Однажды господин Вэнь чужими руками вырвал победу у моего брата. Речь про тот лес?..
— Ты! — кинулся на него Вэнь Сюй, обнажая клинок. Сичень оттолкнул Ванцзы с линии атаки, приняв удар гарды в плечо. Удар был неожиданно силен. Сичень упал.
Одновременно на Вэнь Сюя кинулся дурной Вэй Усянь. Возникла мгновенная свалка, подскочили адепты Цишаня, и в следующий миг на Сиченя упало еще одно тело. А потом мощный удар раскидал схватившихся людей, так что упало еще человек семь.
«Клянусь всегда приходить тебе на помощь, — однажды сказал Не Минцзюэ. — Клянусь быть тебе братом в горе и в радости».
Минцзюэ оторвал Вэнь Сюя от земли, держа за горло, и это тоже походило на закрытие старых счетов. Только никто не стрелял — все стрелы ушли в другие мишени.
От Минцзюэ шел нехарактерный, извращенный холод, который обжигал хуже огня. Словно весь ян в нем обратился вспять. Его сабля за спиной дрожала, и сам он дрожал от еле сдерживаемой ярости. Хуже всего, что ярость эта казалась рассудочной. Минцзюэ осознавал ее и испытывал удовлетворение.
На три чжана вокруг него возникло пустое пространство. Никто не приближался, не желал вступить в облако смерти. Вэнь Сюй хрипел.
— А-Цзюэ, — поднялся Сичень, повторяя и повторяя его имя в широкую спину, не решаясь при Вэнях называть Минцзюэ братом. — А-Цзюэ, успокойся… Никто не пострадал… А-Цзюэ, ты навредишь себе… Вспомни, что нам предстоит… А-Цзюэ…
…Когда все закончилось, Лань Цижэнь категорично отправил всех домой. Приказал запереться и думать о вечном.
Через две недели в Облачные Глубины пришла депеша. Клан Цишань Вэнь требовал возмещения по старому долгу. Ордену Гусу Лань предписывалось повиниться, выдать преступников и пройти покаяние. В ином случае над ним будет свершен очищающий суд.
Лань Цижэнь спал с лица. Он и так в последние дни замкнулся, бледные губы стиснуты, едва ли дождешься за день пары слов, на коленях свиток сутр. Племянники ходили к нему для совместных медитаций. Выбирали на память то или иное Правило, и размышляли над скрытым смыслом. Трудолюбие является основой всего. Не позволяй страстям разрушить свой разум. Не воспринимай слова легкомысленно. Не держи обиды.
Полученную депешу Лань Цижэнь смял в кулаке, и впервые за долгое время его глаза сверкнули.
* * *
Лань Ванцзы тоже следовало знать, в чем дело, но дядя не позволил. Ванцзы стоял на коленях снаружи, доказывая зрелость. А Сичень получал объяснения внутри.
Однажды молодой глава Лань, не избегший иллюзий, встретил в Цайи нежную деву. Уже тогда этот речной город рядом с Облачными Глубинами был полон лодок и лавок, так что юные заклинатели провели вместе несколько часов. Молодой глава влюбился и обещал представить возлюбленную своей семье.
Обещанная встреча произошла на ночной охоте в лесах Гусушань. Однако сразу после знакомства с родней жениха юная дева убила одного из старших Ланей. Он приходился главе дядей и наставником. Примерно так же, как Лань Цижэнь — Сиченю.
Выяснилось, что десять лет назад этот старейшина вел судебную тяжбу, в результате которой мать юной девы наложила на себя руки. Обвинителем был орден Вэнь, а решение судьи, якобы, несправедливым и пристрастным. Мать и дочь до суда скрывались в северных горах, и деве тогда было шесть лет, так что ее свидетельству верить не приходится.
Деву звали Жун Тин. Ни молодой глава, ни Лань Цижэнь не знали, кто она такая, так как никто не посвящал подрастающих Ланей в проходные судебные дела. Но всем было известно, что за умышленное убийство положена казнь.
Пока старейшины в растерянности скорбели о безвременной смерти члена семьи, влюбленный глава бросился в Облачные Глубины вместе с девой, где в храме предков спешно совершил брачную церемонию.
Когда старейшины вернулись — все было кончено, и преступная Жун Тин стала добродетельной Лань Тин-Тин, законной женой Главы. Будущей матерью Сиченя и Ванцзы.
Разумеется, такой проступок против предков и морали не мог оставаться безнаказанным. Отец Сиченя добровольно выбрал пожизненный затвор, дабы замолить грех помощи убийце. Злополучная дева не любила своего спасителя, он стал лишь орудием ее мести. Но теперь трогать ее было нельзя.
Эта история в свой черед дошла до ордена Цишань Вэнь, потому что у людей в Цайи длинные языки. Недолго сложить два и два, сопоставить имена и даты. Вспомнить дочь преступницы, которая скрылась от наказания. По старому судебному решению она, как и ее мать, считалась виновной и принадлежала Цишаню.
До недавнего времени прошлое лежало под сукном, и вот наступил час расплаты.
По закону члены семьи убийцы являются его пособниками. То есть Цишань требует выдать на суд отца Лань Сиченя, самого Лань Сиченя, Лань Ванцзы и Лань Цижэня. Орден будет обезглавлен и поглощен.
* * *
У Лань Сиченя, сына убийцы, после услышанного был лишь один вопрос:
— Могло ли давнее решение старейшины Лань и правда быть несправедливым?
— Нет, — раздраженно ответил Лань Цижэнь. — Не мы пишем законы, по которым живет Поднебесная, но праведно исполнять их — наш долг!
…Было ясно, что подобный разговор уже заводился, так что все сто раз переговорено. Милосердие и справедливость идут рука об руку только в учебной литературе. Сичень заметил, что рвет пальцами шелковую кисть на своем поясе. Эта дурная привычка всегда осуждалась, но сейчас дяде было не до того.
— Что бы ты ни сказал, ничего не изменится, — встал Цижэнь. — Все уже случилось. А если бы всего этого не произошло, твоя мать не искала бы встречи с кланом Гусу. И ты не родился бы на свет.
…Что-то в картине все еще не сходилось, но теперь это касалось не характеров, а кармы.
— Где была моя мать до встречи с моим отцом? — поднял глаза Сичень. — Кто научил ее заклинательству?..
— Не важно, — Лань Цижэнь порывисто прошелся по комнате к окну и обратно. По всему выходило — он знает, но не скажет. Может быть, ответ скрыт в северных горах.
За решетчатым окном цзинши ветер с океана гнал и гнал облака. Начинался сезон дождей.
— Нас будут атаковать, — поправил пояс Лань Цижэнь. — Мне нужно посоветоваться.
* * *
На улице стоял Ванцзы, глядя перед собой.
— Мы будем сражаться? — спросил он.
— Возможно, — тронул его за плечо Сичень. — Иди к себе.
…Хижина в бамбуковых зарослях выглядела ветхой, дикий имбирь окружал подступы. У стен его стебли с алыми соцветьями достигали колен. Лань Цижэнь вошел, Сичень остался. У него не было права переступать этот порог.
Много лет назад он уже стоял под этой дверью, стучал в нее кулаком и просил отца выйти. Показать себя. В мире холодного благочестия и тайн так важно знать, что ты нужен тому, кто дал тебе жизнь. Что он от тебя не отвернулся. Но не получил в ответ даже шороха.
Сегодня дверь осталась раскрытой.
Сквозь нее Сичень впервые видел своего отца — в сумраке кельи, где кроме циновки и чайной доски не было ни одного предмета.
Лань Цишань, Цинхэн-цзюнь, что скрыл себя от мира, был совершенно сед. Его длинные белые волосы достигали бедер, ни шпильки, ни ткань не держали их. Воистину, облик преступника. Холодные светлые глаза были безучастны. Его лоб вместо ленты пересекала конопляная веревка, знак траура. Он был на полголовы выше Цижэня, и из-за худобы казался очень высоким. Растительность на его лице тоже была длинной, тонкой, как паутина. Но даже сквозь нее различалось, как он красив. И как похож на Ванцзы.
В старшем поколении Лань первому брату досталась вся красота гор и озер. А второму, видимо, все здравомыслие.
Тихо журчали голоса. Говорил, в основном, Цижэнь.
— Распорядись принести мне бритву и доспех, — после паузы произнес Цинхэн-цзюнь, и его тусклый голос разом налился красками, силой и ожесточением. — Это мое дело, и я с ним разберусь. Не перечь мне. Спрячь детей и будь готов ко всему.
— Твои дети не захотят остаться в стороне, — трезво ответил Цижэнь. — Это их дом. А-Хуань будущий глава Облачных Глубин. Он покажет слабость клана Лань, если укроется за спинами других.
— Отошли его вон, — жесткий голос был сух от долгого молчания, и никакой родственной теплоты в нем не ощущалось. — Найди предлог. Если он вырос дураком и не способен понять, что действительно важно, опои его и запри в пещере. Я не желаю видеть ни его, ни младшего во время битвы!
— А-Шань, — полный сожалений голос Цижэня едва доносился до Сиченя сквозь гул в ушах. — Столько воды утекло… Прости брата, что до этого дошло.
Вечером состоялся Совет клана. А ночью Облачные Глубины запылали. Отряды под предводительством Вэнь Сюя взлетели на стены, снимая защиту огненными талисманами. Вэнь Сюй зачитал ультиматум о покаянии и очищении, получил отказ и свершил правосудие.
Лань Сичень видел это снаружи. Ему было приказано уходить через горы, поскольку выйти через ворота обители — значило попасть прямо в руки нападавших. Вся дорога до веселого города Цайи вела в ловушку. Далеко уйти он не смог, ждал за грядой камней. Наверное, все еще на что-то надеялся.
Горящие ворота упали быстрее, чем ожидалось. Но ворвавшийся отряд не знал, какой мощи может достигать техника Смертельных Струн. Выл огонь, трещала бумага в резных окнах, шипела испаряющаяся вода. Свистели Смертельные Сруны, опутывая захватчиков голубыми путами, отрезая им головы, разваливая напополам. Тут и там вспыхивали талисманы, занялись пламенем сандаловые деревья цзи-тань и камфарные лавры, чьи плоды круглы, словно бусины четок. Полыхали кровли и беседки. Но все перекрывал человеческий крик.
Яростные призывы Вэнь Сюя крушить дотла и схватить «первого труса Гусу» никак не умолкали.
Ванцзы вряд ли слышал это — его заперли в пещере вместе с молодыми учениками клана. Отец сражался в первом ряду, дядя командовал обороной, но что будет, если Облачные Глубины падут?..
Что будет с оставшимися в живых?..
Накануне Лань Цижэнь приказал Сиченю забрать самые ценные книги из библиотеки, забив до отказа цянь-кунь*. Потом вынул из рукава обломок шанского диска. В первый миг показалось, что это подвеска Не Минцзюэ.
— Запомни, что я скажу, — вложил ему подвеску в руку Цижэнь. — Это знак старого договора между мной и покойным главой Не. Доберись до Цинхэ, это единственное место, где можно переждать бурю. Пока ты жив — у Облачных Глубин есть будущее.
…Догорала последняя сухая ночь лета. Начинался месяц орхидей, когда восточные берега Поднебесной омывают дожди, готовя землю к празднику Всех Влюбленных. Рассветы в это время года приходят рано, дни светлы, а люди болтливы. К северу от Гусу находилась дельта Янцзы, полная джонок, рыбаков и торгового люда. Одинокого заклинателя там не приметит только слепой.
Когда утренняя влага сгустилась в воздухе, сделав пламя над Гусу Лань тусклым и призрачным, а сердце слишком тяжелым для слез, Сичень использовал талисман перемещения.
Конечно, ни одна известная техника не перенесла бы его в Цинхэ. Так что он выбрал самую удаленную из известных застав.
Застава Цзиньлин всегда была заброшена, однако теперь на ней обнаружился Вэньский пост. Возможно, дело в расположенном рядом селении Молин, где обитал малый клан Су. Лодку взять не получилось.
Стоял глухой рассветный час. Белая морось сильно снижала видимость, что играло на руку. По распутице и грязи Сиченю предстояло пройти земли всех Великих кланов с юга на север, никому не попадаясь на глаза.
И вот он бежал вдоль реки, не представляя, что дальше. Берега Янцзы были крутыми и лесистыми, петляя от отмели к отмели. За рекой тут и там к воде подступали посадки ячменя и риса, на пологих участках теснились городки. От них шли на север широкие тракты, контролируемые орденом Ланьлин Цзинь.
Что может ждать от мира людей сын убийцы?..
Он будет двигаться по чащобам без отдыха, практикуя инедию и ночуя на траве. Будет укрываться от дождя кронами тутовника. Будет сушить одежду на себе за пять фэней. И не станет узнавать по дороге, что случилось с его близкими. Он должен забыть себя. Как забывает прошлую человеческую жизнь горный дух.
Карабкаюсь в гору — вершины ее не достичь.
Придет ли в пути мне на помощь заступник с мольбой?
Со мною в разладе теперешний суетный век,
Гонимый, как ветром холодным, суровой судьбой**.
___________________________________________________
Примечания
*цянь-кунь - 乾坤袋, Qiánkūn dài — поясной мешочек, способный вместить что угодно. Использует заклятие расширения внутреннего пространства
Праздник Влюбленных - Цисицзе, отмечается в середине августа.
Начало месяца орхидей — 23 июля.
уезд Цзиньлин известен с древнейших времен, позже переименован в Молин (тут расположен клан Молин Су)
**стихи Се Даоюнь, IV в.