Никто нас не держал. Но все действовали так, словно готовили побег. Меня удивляет, почему единственное - самое простое решение - никому не пришло в голову. Можно было пойти к Владыкам и попросить позволения переплыть Море. Еще раньше, когда угодно, в любой час. Меня эта мысль тоже обошла - я предпочла сделать поверенным своего брата - в ночи, вдали от населенных мест, как преступница. Теперь же эта мысль отвергалась из гордости - после всего, что было сделано, сказано и брошено на ветер. Милосердие Владык было бы невыносимым. Оно было настолько больше нашего понимания, что отвергалось и называлось дурными словами - слабостью, хитростью, равнодушием, коварством.
Так все, что мы делали, только усугубляло нашу участь. В этом была мрачная, темная радость - что-то происходило, и происходило Здесь, а не Там - здесь впервые появилась смерть, в нашем Роду, и все пути мироздания теперь проходят через нас, мы - первые и последние, мы вознеслись выше всех, рожденных в Свете, и мы падаем ниже всех, в самую бездну, мы встали против Стихий, мы идем во Мрак.
Мы собирались тайно, спешно, гонимые темной радостью и объединенные ей. Мы брали оружие - бить Врага, самоцветы и жемчуг - владеть жителями Другого берега, алмазные венцы - быть королями сумрачных земель, книги - учить новых подданных, пустые свитки - записать все, что достойно памяти - записать и привезти обратно, чтобы все, включая Владык, увидели, кто самый мудрый и правый на этих берегах. Мы уходили не навсегда.
В урочный час все мы встали на площади - огромная вооруженная толпа, готовая броситься на любого, кто воспрепятствует исходу - будь то ровня, дух или Изначальный Владыка. Мы были разбиты на Дома, различимые по цвету флагов и знамен, и каждый следил за настроением соседа. Все до единого были на площади. Кроме моего брата.
Глава Первого Дома - ныне наш Государь - сказал речь, после которой ни у кого не осталось сомнений. Он поминал Стихий недобрым словом, что давно стало привычным, и называл благую землю тюрьмой, что была золотой клеткой, а ныне стала подлинной темницей, и, подняв факел, указал на Море. В этот миг налетел ветер, и в ветре звучала песнь Короля мира - «Не уходите! С чьего голоса вы поете? Все, что вы теперь делаете - происходит по замыслу Врага!» Факел затрепетал, затухая - и предводитель наш бросил проклятье. Он швырнул факел под ноги - и все устремились вниз.
Мы выбежали на берег и понеслись вдоль него - словно дети, преследуемые ночными криками, мы неслись, почти не касаясь земли - и сзади меня кто-то смеялся на бегу. Волны набегали на наши следы, они были густыми и карими, и выносили мертвые раковины, что хрустели под нашими ногами. Мы миновали гавани, откуда нам вслед кричали и махали светильниками, и бежали, пока наша ноша не стала нам тяжела. Тогда мой отец сказал: «Бросайте оружие - вы сделаете себе новое.» Он выбросил щит и меч в море - но его совету последовали не все. Мои младшие братья, стремящиеся походить на старших сородичей, бросили только шлемы. Потом впереди что-то произошло - и все остановились. Берег был настолько узкий, что мы стояли почти в воде, острые скалы отвесной стеной опускались в море - и дальше было только хуже. Дальше берег отсутствовал. Хотели того Изначальные Владыки или нет, и о том ли они предупреждали нас - покинуть благословенный край было невозможно.
Выход был только один - строить флот. Но во многие головы пришло лучшее решение: надо вернуться в гавани и взять там корабли. Корабли нам не принадлежали и не все умели управляться с ними, и договора на сей счет с корабелами не было - но было совершенно очевидно, что надо взять корабли, потому что иначе весь наш поход - одна сплошная насмешка. Проклиная собственную глупость и поспешность, мы повернули. Опять за моей спиной кто-то нервно смеялся и зубоскалил на счет нашего предводителя.
Теперь по дороге обратно наш Дом шел первым - и это казалось большой удачей, потому что наша мать была дочерью Короля Мореходов, и половина нашей крови давала нам определенные права.
Мы вошли в гавани - и там снова сгрудилась толпа. Она растеклась перед аркой врат, откуда открывался вид на корабли - и пополнялась отставшими. Второй дом шел медленнее всех, он был самым многочисленным и не бросал оружия. Пока моя мать говорила со своим отцом, а мой отец - с его родней, наши старшие родичи приценивались к флотилии. Время шло, нетерпение нарастало. На берегу возникла драка. Я пошла к матери - переговоры шли плохо, ее отец был против всей затеи, в первую очередь оттого, что она сопровождалась презрением Стихий, неразумной гордыней и поминутным кощунством. Ее саму он просил остаться с ним и не делать глупостей. Он говорил - еще одна глупость, и все будет необратимо. На другом берегу - сирые земли, там по глупости нашей не будет нам заступника, там правит Источник порчи и одолеть его может лишь ровня - Стихии, которые мы отвергли. Мы отвергли их - и приговорили себя, без помощи Стихий все будет бесполезным. Это было правдой, но правда эта была неправой - правым теперь было довести дело до конца. Братья мои тоже подошли к нам - младшие тут же принялись просить одолжить им один корабль - всего один, под клятвенное заверение не позабыть, чему их тут учили, и не налететь на рифы, а средний просил поспешить с решением, так как старшая родня грозит обнажить оружие в случае отказа.
- Здесь все твои дети, родная? - спросил нашу мать ее отец.
- Все, кроме одного, - ответила она.
- Где он?
- Остался в городе.
- Он умнее всех, верно, вся твоя мудрость досталась ему одному... А теперь бери детей - и иди в мой дом.
- Мы никуда не пойдем, - ответили братья. - Мы не трусы.
Они сказали это громко - и именно в этот момент, кусая губы, к нам подошел наш предводитель.
- Да, вы не трусы! - кривя рот, сказал он, - так выбирайте, с кем вы - со своим государем или против него! Трусы пусть останутся здесь - а вы идите к моим детям!
- Хоть ты и государь, - сказал отец моей матери, закрыв нас рукой, - ты не можешь нарушить право отца. Распоряжайся своими детьми. А моих оставь мне.
- Вот как! - расхохотался тот. - Отлично! Мне не нужны предатели!
- Подожди, государь, - сказала моя мать, - не спеши. Мой отец видел тот берег, к которому ты так стремишься, он там родился и знает, что говорит. Прошу тебя - выслушай его.
- Выслушать того, кто нарушает слово дружбы? Того, кто своими речами плодит предателей? Кто сам - предатель? Того, кто позабыл, что такое час нужды? Того, чьи гавани высекли мы из камня вот этими руками - мы, а не его жалкие лодочники?
- Слово дружбы нерушимо, - медленно проговорил отец моей матери, - но разве сам ты говоришь со мной как друг? Ступай, король, найди себе настоящего друга - не предателя и не жалкого лодочника...
- Я ошибся в тебе, - произнес наш предводитель. - Я действительно думал, глупец, что отмщение Черному Врагу, убившему на этих берегах свет - свет, который вы видели лишь в щели скал, но и его было достаточно для блаженства - я думал, месть Черному Врагу и справедливость дороже вам, чем утлые суда, в которых нет нужды, ибо света больше не будет!
- Тебе нужны наши корабли, брат мужа моей дочери? Ты просишь их, прикрывшись жаждой света и благом сей земли? А сам ты разве отдал свои камни по просьбе Владык? Ты отдал камни, заключавшие свет, потерю которого ты здесь оплакиваешь?
- Эти камни, - побледнел тот, - все равно потеряны. Они были частью моего духа. Создать подобное можно лишь раз, и ни я, ни кто другой никогда не повторит этого. Отдать их - значило разбить себе сердце... О чем мы спорим, корабел?
- Мы спорим обо всем и ни о чем, мастер. Наши утлые суда для меня - то же, что для тебя твои камни. Ты создал их не для украшения своего лба - иначе у них была бы цена. Наши корабли - не плоты для перевозки груза. Они - форма нашего общения с миром, наша радость, наш крик, брошенный в Море. Мои дочери ткали их паруса, мои братья гнули для них белое дерево, мои сыновья нарекали им имена. Моя душа придала им форму, подняла на корме длинноперые крылья, увенчала их лебяжьей головой... Вон там стоит «Беглец» - его косые паруса седы, как дым, как облако тумана, его борта низки и днище узко, он легче ветра и быстрей, но он - устойчивей утеса, и я не знаю точного расчета, чтоб замысел случайный повторить... За ним стоит «Скиталец» - он огромен, его высокий борт покрыт резьбою, прямые паруса его белы и светятся вдали, как донный жемчуг, он движется по водам, словно рать, поднявшая раскрытые знамена... Как думаешь ты, мастер - это много? Или мало? Как ты думаешь - легко ли по первому слову отдать тебе труд наших рук и сердец?
...Этот миг мог все изменить. В тяжелом раздумье старший брат моего отца - наш государь, мастер слова и камня - опустил голову. И тут сзади раздался крик. И вслед за ним другой. И лязг стали: наша родня, не ожидая конца переговоров, начала занимать корабли. И обнажила оружие.
...Позже говорили, что виновник всего - Второй дом, который опоздал и не разобрал дела, и принял обычную драку или ссору за объявление войны, что все обнажили сталь из благородных родственных чувств, с целью защиты... Но я знаю - виновником была сама толпа, вооруженная и готовая броситься на любого, кто помешает исходу. Мы ждали, что нас остановят - еще в городе - и распаляли себя картинами жестокого сопротивления, но никто нас не остановил, мы беспрепятственно пробежали по берегу, и даже в гаванях все могло кончиться миром - мы не были столь опасны, как желали думать - и простить этого было нельзя.
Услышав крик, наш предводитель очнулся и, все поняв, вынул из ножен меч. Лицо его исказилось. Этот меч - сияющий длинный язык - он приставил к груди Короля Мореходов:
- Красивы твои слова, да запоздали. Отдай нам корабли, или умрешь.
Братья мои мгновенно вывернулись из-под руки корабела, и направили мечи на государя, я же оттолкнула отца моей матери из-под клинка.
- Государь! - кричала я, хватаясь за клинок руками, - ты обезумел! Твой Враг - на другом берегу!
- Уйди, не лезь в мужские дела, - процедил он.
- Не смей так говорить с нашей сестрой!
- Не смей так говорить с моей дочерью!
- Не смейте перечить своему королю!
- Ты не король нам, убийца!
Оружие скрестилось, нас было четверо против него одного - и он позвал на помощь. У моего младшего брата выбили щит - и я подняла его, и отбивалась им, нас обступили корабелы, и тоже дрались - я отбивала щитом их стрелы. Дрались все против всех, единый народ, лишенный единого врага - все, что мы припасли ему, мы обратили друг против друга. Лилась кровь - в свете голубых светилен она была карей, тяжелой и немой, и пахла морской солью. Крик стоял над гаванью - и я не различала в нем ни слов, ни голосов, только ярость. Кто-то схватил меня за волосы - я ударила вслепую, наотмашь, но хватка не разжалась, она увлекала меня прочь, и я выкрикнула проклятье.
- Что ты делаешь, сестра? - раздался полный ужаса голос. - Что ты делаешь?
Я узнала этот голос, и щит выпал из моих рук. Это был мой старший брат. Он отпустил меня - белый до синевы, с рассеченным виском, с бессветными черными глазами. В них скрещивалась сталь и стыла ночь - каряя, как кровь, как отчаяние.
- У тебя на руках кровь, - сказал он, отступая. Его вытянутая рука застыла меж нами, как мост. - Чья?..
- Моя, - ответила я, не узнавая своих рук, - моя, это меч государя... Ты что, не веришь мне?!
- Уходи! - заорал он, - уходи!
Берег был усеян мертвыми - они белели, как раскрытые раковины, застрявшие в прибое - с нелепо вывернутыми руками, лицом в песок, пена набегала на них - и отступала карими лентами, пена смывала кровь. Среди них почти не было нашей родни - только корабелы, не знавшие, как ковать сталь, и никогда не слушавшие Врага, учившего владеть душой, подчиняя тело. Все корабли отошли в море. Берег был пуст.
...Он вывернул из-за утеса - хромая, опустив голову. Его рукав ржавел кровавым пятном. Мы встретились - и в моих глазах был вопрос: «Где наш отец, где наша мать?» И его глаза вопросили: «Где наша честь, сестра?» Мы взялись за руки, смешав нашу кровь, вошли в обесчещенные волны, легли на воду - и разрыдались.
Если бы его избранница сказала ему «да» - он бы остался. Я знаю, он бы остался - его друзья значили для него меньше, чем она, а родня не значила ничего. Он пожертвовал и долгом дружбы, и долгом крови в час, когда ковалось оружие - ради нее. Он сказал ей - я люблю тебя, ты - свет мой в угольной ночи, что обняла наш бедный берег, ты мне сказала: «подожди», - но сердце ясно говорит: любовь дороже уз родства, дороже мести и победы, она - единственный закон, что надо мной имеет власть... И она ответила ему - о нет, единственный закон, что будет власть иметь отныне - та Клятва Крови, что ты дал - обет преследовать Врага. Она связала твой народ, она зовет тебя на берег - моя любовь всегда с тобой, но честь... честь можно потерять. Он говорил - пойдем со мной, любовь и честь соединятся, я на руках перенесу тебя над лигами воды. Я подарю тебя весь мир - огромный, страшный и прекрасный, он так велик для одного, но для двоих... но для двоих... Она сказала - ты идешь за тем, кто проклял эту землю, кто допустил меж вами рознь, кто в сердце пестовал Врага, кто имена Небесных Сил давно смешал с пустой породой, кого ведет слепая месть, ее цена - позор и смерть... Какой ты мне подаришь мир - мир крови, войн и разрушений? Прекрасным быть не может он, огромный, страшный - это да. И он ответил ей - скажи, чего ты хочешь от меня? Ты не полюбишь слабака, чьи клятвы брошены на ветер. Ты хочешь взять в мужья того, чьи клятвы тверже, чем алмаз? Ты хочешь быть женой героя? Героя с чистыми руками? Но наша Клятва на крови родить способна только кровь. В ее тяжелые объятья толкаешь ты меня, смеясь - зачем? Любовь от вкуса крови едва ли сделается крепче... Чтоб честь моя не пострадала? Или... свою хранишь ты честь? Она сказала - на беде никто не стал бы строить дома, отступят беды - я тебя как короля приму под кров. Он ей ответил - с этих пор мне беды многие знакомы, но наихудшая из бед - неразделенная любовь.
...Она приходила сюда, в гавань. Вслед за ним. Возможно, она передумала. Но было слишком поздно. Любовь от вкуса крови не стала крепче. Ее одежды золотые осыпались дождем на ветреный причал прямо передо мной. Он вышел к ней - проститься. Все было ясно без слов. После всего совершенного она не пошла бы с ним даже под страхом смерти. А я - его сестра - белела на причале... Сердец не затворить. Печати не стереть. Он остался со мной.
* * *
Так мы покинули благословенный край. Моя мать осталась. Отец шел, как в бреду - он ничего не видел, оступаясь на острых камнях, я вела его под руку. Его сердце звало его обратно, к покинутой супруге - а долг и речи государя - вперед. Первый Дом плыл вдоль берега на кораблях, и мы переговаривались. Мы не могли молчать - тишина давила нас, и мы искали утешения в словах. Мы достигли мест, где скалы подступали к морю - это был предел благой земли, и с кораблей нам сказали, что здесь - единственная и узкая граница, за которой начинается равнина. Мы преодолели этот предел - кто вплавь, кто вброд - и вышли на пустошь. И там с вершины скал, что мы только что миновали, нас настиг Голос - это был голос Владыки Судеб, и всякий, кто слышал его, не забудет никогда. Он остановил нас и сказал:
- Отныне вы будете жить под завесой Смерти. Невинная кровь, что пролили вы, оградила от вас Благословенную землю, которую вы покидаете - оградила навеки, и нет вам сюда доступа - ни в слове, ни в песне, ни в помысле, даже эхо ваших рыданий не перейдет эти горы - а рыданий ваших будет не счесть, бессчетные слезы прольете вы, и везде станете изгоями, и нигде не обретете дома, и будете словно листья, гонимые ветром, и клятва ваша будет вести вас - и предавать, и извратит самое себя, и то сокровище, добыть которое вы поклялись, и все, начатое вами в добре, закончится лихом, и участь ваша вызовет содрогание у каждого, кто узнает о ней. И хотя созданы вы бессметными - вы воистину познаете Смерть, и в землях-под-тенью вы будете болеть, страдать, стареть и истощаться, и тосковать по утраченному, и ни в ком не найдете сочувствия, и будете сражены - ненавистью, оружием, муками и скорбью, и ваши бесприютные души вернутся сюда, в мои чертоги - и будут томиться там, тоскуя по телам. Те же, кто избегнет моих чертогов, увидит, что ни одно из взятых вами обязательств, ни одно ваше упование, ни одно стремление не осуществится. Земля будет гореть у вас под ногами, и ваши судьбы будут ломаться в ваших руках. Мир будет для вас тяжким бременем, и оно не ослабнет - хотя бы и все, кого погубили вы, просили за вас. Вы станете тенями для юного народа, что придет после вас. Таково Мое Слово.
...В голове моей был звон и пустота, как после падения с лошади, и эта пустота окутала равнину на сотни лиг вокруг. Никто не засмеялся, не издал вздоха, это был подлинный рубеж, рубеж, на котором стоило только умереть. Сквозь пустоту я чувствовала, как горячо мой брат пожал мне руку. Ноги не держали нас. Голос умолк - а мы, раздавленные им, не могли шевельнуться. В немоте мы попадали на землю, где стояли - и лишь спустя время раздались первые рыдания.
Мы разбили лагерь - походные шатры, и примирялись с пустотой. Теперь никто не спешил.
Голоса наши сделались глухими и резкими, как крики чаек. Именно таким голосом мой отец сказал нам, что он возвращается назад. Он ничего не требовал, не просил, не обвинял и не оправдывался - он крепко и сухо обнял каждого из нас, и в его объятии был покой. Счастливый покой принятого решения. Только с моим братом они долго стояли, обнявшись - очень долго. Они общались мыслями и сердцами. Мой брат был его наследником, и стал теперь нашим Лордом. Главой Золотого Дома. Мой отец надел на его руку свое королевское кольцо.
Потом отец вошел в воду - и треть нашего народа последовала за ним. И еще за ним пошли те, кто роптал на своих владык, те, кто страшился будущего, и те, чье отчаянье было наибольшим.
Остальные свернули шатры и медленно пошли вперед.
Мы долго брели в темноте, и все реже переговаривались с теми, кто плыл вдоль берега. И чем дальше заходили, тем яснее делалась наша чуждость друг другу. Все реже Первый Дом выходил на берег жечь костры, и однажды, проснувшись, мы не обнаружили ни одного корабля. В каменной пустыне на границе снегов наша родня из Первого Дома бросила нас и ушла в море.
Мы не обвиняли их. Наше доверие, надежды, верность и милосердие - все, что по чести зовется добром - остались по ту сторону гор. А где нет добра, нет и сожалений.
Мы собрали совет и говорили на нем друг перед другом. Нас было десятеро, поровну от каждого Дома, и если б возник спор, не нашлось бы лишнего голоса, чтоб его разрешить. Но спор не возник - было решено ждать корабли, если они вернутся за нами, а если не вернутся - идти пешком. Никто не представлял, как мы перейдем море, когда берега островов повернут на запад. Но все отлично представляли, что будет значить для нас дорога назад. Особенно для брата нашего отца, клявшегося на крови и стали. Он имел слишком много достоинства, чтобы стать клятвопреступником.
...Эта остановка, когда мы ждали возврата кораблей, а поняв, что они не вернутся - собирали свою решимость - эта остановка была последней. Весь наш путь из благой земли состоял из пределов, из многих ступеней, по которым мы не то поднимались, не то скользили вниз. Все наши города и чертоги с тех пор несут в себе бесконечные лестницы, сверкающие лестницы в толщу гор или хрупкие подъемы в высоту. Так строили и строят только те, кто был оставлен во тьме и безвестности собственными братьями.
...Когда над горизонтом из-за моря взошло зарево - факельное зарево, нынешний цвет моего народа - мы, наконец, убедились, что преданы. Первый Дом сжег корабли.
В этом зареве сгорела наша последняя податливость. Мой народ не чудж сомнений, если ему дана свобода. Лишенный выбора, он не сомневается никогда. Мы сжали кулаки и пошли вперед. В глазах моего брата была смертельная тоска.
Нас вел глава Второго Дома, он был старше всех, и потому взял ответственность на себя. Он сказал - на краю севера царствует холод, от него вода становится стеклом. Это порождение Моринготто, Врага, но оно будет для нас спасением, Враг сам расставил себе ловушку. Мы перейдем остекленевшее море и так достигнем иного берега, и там разочтемся за все.
...Наш народ не любит вспоминать об этом переходе - еще меньше, чем о бойне в Гаванях. Мы не были готовы к холоду, никто из нас не знал, каков он, никто из нас не видел льда. У нас не было одежд, спасающих от пронизывающего ветра, наши ноги утопали в снегу, и он плавился от тепла нашей кожи.
Мы шли по снегу, из которого торчали обломки сизых скал, а море все было морем, и этому морю мы подарили наших первых мертвецов. Потом скалы исчезли под снежными шапками, мы больше не оступались, и мой старший брат отстал - он сказал, что пойдет последним, дабы никто из нашего народа не был брошен в час нужды. Потом на воде показались льдины и большие плавучие острова, и наконец мы дошли до мест, скованных морозом. Здесь больше не царствовал непроглядный мрак, от льда исходило сияние, и сияние лилось с небес, и мы запели.
Мы шли поперек вод по грядам сросшихся льдин и пели, пока силы наши не иссякли. Лед покрывали глубокие темные трещины, словно под ногами нашими лежал невиданный узорный камень. Свет этих мест был синим, блеклым и неверным, и лица наши были сини, и руки, что не держали сталь. Металл обжигал. Все, что еще можно было бросить, мы бросили здесь - и до сих пор на севере льды должны сиять от наших щитов, камней, перстней и ожерелий. Только лорды несли свою ношу. Знаки родов, знамена и оружие. Мои младшие братья ушли далеко вперед и смешались со Вторым Домом. Средний брат казался седым, он не поднимал головы. Глава Второго Дома, шедший первым, постоянно оглядывался назад. Он желал придать мужества отставшим, но был бессилен: женщины опускались наземь и отказывались подниматься. Вслед за ними отказывались продолжать дорогу их мужья. Мы хоронили их в толще льда. Постепенно удивление прошло, мы сами сделались холодны, как лед.
Мы редко останавливались, привалы были коварны и смертоносны. Мои младшие братья вернулись. Старший сын Главы Второго Дома, что любил песни об охоте, опустил под лед супругу. Он никого не хотел видеть. Мы брели, словно призраки, что нигде не знают тепла, и спали на ходу с открытыми глазами. Наши слезы - дар слабости - были тверды, как камни.
По дороге меня нагнал мой старший брат. На его волосах и ресницах был иней. Он оставил вместо себя того, на кого мог положиться - и вернулся. В его руках развевалось знамя нашего Дома. Он вернулся, чтобы сказать: «Всех, кто гибнет здесь, губит не столько холод, сколько отчаяние. Прочих ведет месть - она греет их, пока ей хватает топлива, но нам нечего противопоставить страданию. Огонь наших сердец - это огонь ярости. Он ненадежен.»
- Ты нашел нечто лучшее? - возразил мой средний брат.
- Нужно забыть о жалости. Слабый страдает, мудрый терпит испытания.
- Всякому испытанию есть предел. Не здесь он наступит, так позже... Мы идем под завесой смерти.
- У нас больше нет предсказаний. У нас больше нет дара бессмертия, нет обязательств, нет владений, нет государя, единого народа тоже нет... У нас нет дома, нет прежней судьбы, у нас нет прошлого. У нас не осталось гордости. Мы словно уже не мы... Наше имя - иное... Отлично! Это начало, а не конец.
- Это начало погибели. Ты сам не веришь, что впереди нас ждет что-то, кроме нее.
- Нас ждет наша подлинная, ни на чью не похожая судьба, и она прекрасна.
- С чего ей быть прекрасной? Впереди у нас смертельный враг и братья-предатели! У нас впереди только кара!
- Да, брат, все это самообман, - подтвердил второй мой брат. - Иначе мы не оказались бы здесь, в ледяной пустыне, которой не будет конца!
- Поднимите глаза от земли - вы видите, нас сопровождает Королева Звезд? Она не помнит о наказании. Не помните и вы.
- Ты сам никогда не забудешь о нем... Зачем обманывать себя?
- На меня и на вас смотрят сотни глаз, оглянитесь - и посмотрите в них, принцы Золотого Дома... Куда вам вести наш народ, вам, способным только жалеть себя... Что вы зовете правдой? Перед лицом тех, кто идет следом, я предпочитаю самообман.
- То, что ты говоришь - ужасно! Почему ты не говорил этого раньше?
- Чем ты нас попрекаешь? Тем, что не умеем терпеть испытания? Отец был прав - он повернул обратно!
- Отца у нас больше нет. Прошу вас, слушайте теперь меня.
Он заставил нас смотреть вверх и казаться беспечными. Он заставил нас идти легко. Легко идти, когда нечего терять. Легко идти, когда все - только начало. Когда нет ни прошлого, ни памяти, ни угрызений совести. Легко иметь беспечное сердце, если ты невиновен. Невиновный не знает страха. Он заставил нас чувствовать себя невиновными. Мы - брошенные, преданные, вынужденные отстаивать свою честь, притерпевшиеся к скорби - мы познали радость преодоления. Мы еле шевелились - но он нас растормошил, заставил благодарить неизбежность, извлекать уроки из зла, жить одним мгновением, танцевать на льду, бежать за ветром, греться собственным жаром. Мы оскальзывались под его обидный хохот, которым он гнал нас от неизменного холода к постоянству движения, он не давал нам отдыха, он вспомнил все наши ненавистные детские клички. От наших злых разгоряченных тел шел пар. Наш народ с большим изумлением следил за этими забавами, но поведение Лорда - негласный образец, и многие ему последовали. Наша ложь о беззаботности была лучше правды, и она стала правдой. Мой брат казался вполне удовлетворенным, он даже пару раз изобразил Макалаурэ, оплакивающего нас с палубы угнанного корабля, но вышло непохоже.
Я помню краткий привал под холодными звездами - привал, где мы сбились, как могли, чтобы согреть друг друга. Ветра не было, и лед мерцал сотней искр, и мерцал многоярусный свод неба, и у моих братьев мерцали глаза - жаждой действия, надеждой, доверием и нежностью. Я никогда не видела потом такого мерцания. «Дайте мне слово, что никто из вас не погибнет, - сказал мой старший брат, - под этими звездами дайте мне слово, что мы еще выпьем вина под цветущими липами. И что никто из вас не затаит сердца на тех, кто обрек нас на этот путь». В этот миг я поняла, что ни смерть, ни забвение, ни предательство, ни чары Врага не способны нас разъединить. Это было ясное и абсолютное знание, и оно искупало все. Это был миг той любви, которая горит лишь на грани гибели, которая так горит, что прощает все. Все наши обиды и счета к родичам перегорели в ней. Мы стали чисты, как снег.
Волосы моего брата горели снежной пылью, и иней на его ресницах горел, и ни одно из царских украшений не сделало бы его прекрасней. Я впервые увидела, как он красив. И поняла - власть Врага делает нашу красоту хрупкой и подлинной. И именно для этой красоты создан мой брат, знающий, что в землях-под-тенью он найдет свою смерть.
И тогда я сказала ему:
- Есть у любви сестра. Ее одежды белы,
Темна ее лазурь, бездонна высота.
Доверившихся ей - и дерзких, и несмелых -
Она разит как сталь. Ей имя - Красота.
Не поднимая глаз, он ответил:
- Я отвечу тебе, если хочешь, сестрица... На берегу.
...На берегу будет все. Ручьи, аромат цветов, тепло земли, добрые родичи нашей матери, дружеские руки, хмельное вино, блестящие победы. Все будет на берегу, если мы до него доберемся. Но когда доберемся - мы будем сильнее Стихий.
Когда мы ступили на заснеженную землю, окруженную стеной гор, над нами с запада взошло белое светило, и длинные тени легли впереди нас, и лорды развернули свои знамена. «Время тьмы прошло, - воскликнул шедший впереди, - воистину, все наши невзгоды останутся на этом льду!»
...Он ошибался. При свете новых светил наши невзгоды оказались еще горше и нелепей.
Берег был упоителен. В небесах над нами плыла золотая ладья, юный мир благоухал цветением, он раскрывал зеленые лиственные руки, сиял сотней ручьев - и в этом мире нам нигде не было места. Север принадлежал Источнику Порчи, горы - Подгорному народу, чащи и реки - владыкам Лесов. Наша здешняя родня не желала делить с нами землю и воду, она дрожала, глядя на наше оружие - знак завоевателей, а наши старшие родичи стыдились смотреть нам в глаза - нам, жертвам их равнодушия и поспешности. Брат отца нашей матери - единственный полновластный король этих берегов - не осмелился выставить нас за ворота, но количество наследных принцев - возможных лордов и королей - испугало его. Он мог бы, по его словам, дать приют одному или двум из нас - но не всем, и уж тем более не всему нашему народу. «Селитесь в северных горах и на восточных скалах», - сказал он. Мой младший брат, легкий на подъем, принес эту весть нашему государю.
Удивительно, как страх нашего родича перед нами опередил его знание. Он даже не догадывался, что мы не посланники, а беглецы, он ничего не знал о том, что случилось с нами по дороге, он не ведал о резне, в которой погибла часть его собратьев, о мести, клятве и проклятии. Он просто не захотел принимать участие в нашей судьбе.
Мы снова держали совет. Теперь уже всеми тремя домами. Тем, что от них осталось. Пока мы пересекали лед, наш безумный предводитель держал битву и погиб - от него не осталось даже праха, а его старший сын, брат Макалаурэ, был взят в плен. Источник Порчи очень хорошо подготовился к нашему приходу.
Мы держали совет и снова были между двух огней. Старшие родичи, еще не снявшие доспехов, сказали - с какой стати мой младший брат посчитал себя в праве быть парламентером? Кто его уполномочил? Кто тянул его за язык? Это предательство чистой воды - договариваться через головы старшей родни. Второй Дом кричал - а вы вообще не удосужились вести какие бы то ни было переговоры, вы сразу бросились в драку с Врагом и погибли бы, если б не мы!
- Мы мстим за свой Род! Наш отец погиб, сражаясь! Наш брат в плену - не вам учить нас любезности!
- Мы думаем о нашем будущем! Мы - которых вы предали и бросили!
- Пока Враг жив и не отдал украденное, у нас нет будущего!
- И не будет!
- Да, с такими трусами, как вы!
- Не смей так разговаривать с моим отцом!
- Не смей так разговаривать с моим старшим братом!
- Не смейте обнажать оружие! Я приказываю!.. Я умоляю!
- Не смей мне приказывать! Ты нам не государь!
- Если все переговоры вы ведете так - лучше держать вас за крепостной стеной!
- Тогда иди сам к этому лесному царьку! Иди - и узнай, чего он хочет!
- Нам ясно сказали, чего он хочет! Видеть нас подальше от своих земель!
- Отлично! Пусть сидит в них, как жаба в пруду! Мы палец о палец не ударим, чтобы защитить его, когда Враг доберется до его границ!
- Да, пусть на коленях молит нас о помощи! Предатель!
- Немедленно возьми назад свои слова! Он родственник нашей матери!
- Если бы не ваша мать и ее родня, в Гавани не пролилась бы кровь!
- Я убью тебя!
- Опомнитесь! Неужели вам не на кого обратить свою ненависть?! Неужели мы опустимся до вражды - мы, которые видели свет, когда здешние болтуны, что пытаются диктовать нам условия, бродили по лесу наощупь!
- Вот именно! Они смеют диктовать нам условия! Это несправедливо! Мы созерцали Владык! Мы водили корабли и строили гавани, когда эти невежды только пели и играли на дудках! Мы куем сталь, и бьемся с общим Врагом, мы - их защита! Мы могли бы научить их всему, что знаем сами!
- Да, да - но они выбрали невежество! Нам здесь не место! Здешний король - дикарь, и его дочь - дикарка!
- Их дворец - безвкусная пещера! От нее за лигу разит земляным духом!
- Так не строят!
- Так не разговаривают с родичами!
- Их язык скрипуч, как тальк!
- А вам должно быть стыдно, что вы с ними в родстве!
- Мы им еще покажем! О, дайте только срок - они пожалеют!..
- О да! Вы им покажете... Прежде выгородив себя и оболгав нас! Ворон ворону глаз не выклюет...
- С чьего голоса поете вы оба? Не с голоса ли Проклятого?.. Которого вы так привечали прежде?..
- А вот за эти слова ты ответишь!
- Прошу вас... Прошу вас... Или вам мало одного братоубийства?..
В этом роде мы держали совет. Предателем быть никто не хотел. Было ясно - если нам всем отказывают в гостеприимстве - тем лучше. Северные горы и скалы на востоке - отличная местность, чтобы сдерживать Врага. А кроме Врага нам здесь никто не нужен.
Мой брат отнесся к этому равнодушно. «Это и есть утрата благой земли, - сказал он, когда родичи разошлись. - Никому из нас не дано принести ее с собой... Мы клялись гнать Врага и теперь будем видеть его повсюду... Собирайтесь... Надеюсь, никто из вас не питал пустых иллюзий». Это было жестоко, хотя он был прав. Он говорил об этом на льду, но это было жестоко, и братья мои обрушились на него.
- Наши родичи правы - мы не можем постоять за себя! И всегда оказываемся виноваты! А на деле виновны менее всех! Но даже это вменяют нам в вину!
- Что сказал бы брат отца нашей матери, если бы узнал правду? Верно, принял бы нас с распростертыми объятьями! Мы защищали его сородичей, когда остальные резали их! Мы подняли мечи на того, кто стал источником розни!
- Источником розни был Источник Порчи, - усмехнулся мой брат, - а мы для всех, кто видит нас впервые - источник стыда. Таково проклятие Владыки Судеб.
- Это не проклятие, а тупость местной родни! - возразили братья.
- И она бросила тень на весь наш дом!
- Поразительно, откуда у нее столько гордыни?..
- И поразительно, почему ты - наш брат и Лорд - не защитил нас перед родом нашего отца!
- Поразительно, почему вы этого ждете от меня... Вам не нравится обхождение наших братьев? Отлично. Земля велика. Вам не нравится местный король? Отлично! Мы покинем его без сожалений.
- А ты, сестра, ты что думаешь?
- Скажи, сестра - ты останешься здесь? Тебе тут не будет отказа...
- Я не знаю, как мне быть. Я покину эту землю только ради счастья говорить с вами тем языком, на котором мы обещали друг другу выпить вина под цветущими липами. Хотя это единственное место, где я наверняка не встречусь с Макалаурэ.
- Хорошо, сестра, - сказал старший брат. - Я построю для тебя дворец или крепость в той земле, которая не принадлежит никому. И там - под цветущими липами или без них - мы будем пить молодое вино и говорить друг с другом на родном языке... Но до тех пор ты останешься здесь.
- Почему?
- Потому что ты единственная, кто может сохранить между нами и здешним владыкой видимость согласия. Мы оставим тебя в заложниках.
- Очень смешно. Скажи о том кому-нибудь другому!
- Надеюсь, ты не хочешь быть постоянным предметом моих дум?... Вне этих владений царствует Враг, ты видела, на что он способен. А ты дала мне слово.
- Твои опасения меня не впечатляют. Я перешла лед наравне с тобой! Давай, скажи мне, что я буду тебе обузой.
- Как бы ни было забавно это говорить, но я не только твой брат, но и твой Лорд. Ты останешься здесь. Это мое слово.
- Это действительно забавно, мой король.
Так мы расстались. Мои братья уехали на север и возвели крепости на пограничной земле. Мой старший брат поставил твердыню на острове посреди реки, и я не имела о нем известий. Старший брат Макалаурэ был вызволен из плена. Он лишился руки. Он - смотревший в рот Источника Порчи, когда тот учил нас в благой земле, который с восхищением перенимал его уроки... Какими глазами он смотрел на Врага теперь? Почему Источник Порчи не убил его? И что он сделает с моим братом, отвергшим обучение, если тот попадет в плен? Слухи доносили только шум отдаленных битв.
Я питалась слухами и не находила себе места.
Я смотрела в воду - в струи лесных источников - и видела моего брата живым. Он спал у реки под цветущими липами, и с ним говорил Владыка Вод.