Время шло. Мои братья отдавалиcь войне, я же не находила в ней себе места. Война была успешна, и наша ярость получила оправдание. В нас видели народ воинов, наше сопротивление Врагу принималось как должное. Никто не искал причины. Мой народ уважали, родство с ним стало почетным. Казалось, само проклятие отступило или было искуплено. Я вступила в брак. Мой супруг не был похож ни на кого из нас - и в этом было благо. Он был из Проснувшихся на воде, и ему было неведомо искажение. В это время с востока сюда пришел твой народ, и его появление молва связывала с именем моего старшего брата. Первый из ваших родов присягнул ему и поселился на его землях. Где находились эти земли, никто в точности не представлял. Но говорили, что они еще богаче этих. Говорили, что моему брату повезло. Что его леса высоки, реки чисты, скалы неприступны. И даже чертоги его ему возводят дети гор, и покрывают стены алмазами, колонны - изумрудами и резьбой, и одевают самоцветами русло подземных вод, а самому ему они преподнесли в дар невиданное ожерелье, хотя могли бы требовать платы за годы своей работы. А все потому, что мой брат вызвал их любовь. Потому что он ни от кого, кроме Врага, не затворяет своих владений. И по сравнению с ним здешний король - владыка всего побережья - выглядит дикарем. Что уж говорить о прочих... Это было единственным, что мешало моему супругу быть счастливым.
- Не могут двое занимать место одного, - говорил он, - я твоему брату не соперник. Я уважаю его за сотню умений, которыми не обладаю. Не заставляй меня его ненавидеть.
...Но все же именно мой супруг теперь обещал возвести для меня дворец или крепость в тех землях, что не принадлежат никому. Я смеялась и никуда не спешила.
Однажды ко мне пришел вестник.
- Твой старший брат, госпожа, желает видеть тебя в своих владениях, - сказал он.
- Почему же он не пришел сам? - спросила я.
- Он скажет тебе об этом при встрече.
Я поехала одна, мой супруг остался с нашей дочерью.
На границе леса я отпустила и коня и вестника. Я была здесь в своем доме, и я хотела видеть этот дом. Дом чистых рек, неприступных скал и высоких лесов. Я шла, не разбирая дороги, под кленами и цветущими липами. День склонился к закату, и в шорохе темных листьев, вздохах ветра и птичьих криках я слышала только одно имя. Я назвала его вслух. В сумраке низко и бесшумно надо мной пролетела белая сова. Я позвала его, любителя игр и сложных решений - и он вышел ко мне из лиственной тени. В его руках были два бокала молодого вина.
- Я смотрел в воду, сестрица, - сказал он, - и увидел твои слезы. Их надо немедленно осушить.
- Ты был их причиной, - ответила я, - и я еще не решила, простить тебя или нет.
- Узнаю нашу кровь, что всегда ищет виновного.
- Ты бросил меня, брат, в лучших традициях нашей семьи. Ты бросил меня, и вспомнил об этом только сейчас!
- Я слал тебе вести по воде.
- Малое утешение.
- Утешься этим, - он протянул мне бокал. - За твое будущее!
- Почему ты не приехал за мной сам? - спросила я, - Держишь сердце на нашу родню?
- Это не при тебе наш властительный родич сказал, что в его землях не будет ничьей ноги, кроме тех, кого он пригласит сам, или тех, кто воззовет к нему в час нужды?
- К нам это не может относиться - мы ему не чужие.
- Как бы то ни было, он не приглашал меня, и мне не о чем просить его.
- Я не знала, что ты столь горд.
- Я предупредителен... Скажи, куда ты предпочитаешь идти? В дом, к реке, остаться здесь?
- Остаться здесь.
- Так мы и поступим... - он опустился в траву, - В моем доме слишком шумно... Там днем грохочут молотки в руках Подгорного народа, а ночью наши мастера шлифуют камень и металл... - он усмехнулся, - мои чертоги тишина теперь совсем не посещает... А громче шума молотков застольный шум ночных пиров...
- Правду говорят, что твои чертоги ломятся от самоцветов, ты ходишь по алмазам и спишь на изумрудах?
- Неправда. - Он рассмеялся. - Я хожу по сапфирам...
- Я горжусь тобой. Братья Макалаурэ лопнут от зависти! Я всегда знала, что твоя судьба в этих землях будет лучше той, что была бы там... Богатство, любовь подданных, собственные земли, полная свобода...
- Видишь ли... похоже, свою свободу я потерял.
- Наконец-то! Кто она?..
Он засмеялся.
- Нет, я не об этом... Мои владения тесны мне.
...Белое ночное светило сгущало тени под деревьями, но потоки его света сквозь резную крону были ослепительны. Этот белый свет причудливо вился по снежному плащу моего брата и его венцу невиданной работы: там переплетались долгие стебли трав, листья и капли алмазной росы. Этот венец - творение не нашего народа - был истинной королевской короной этих мест, и он венчал голову Властителя. Только пряди его волос были с этим не согласны - тут и там они выбивались из серебряного узора и шевелились под ветром, словно длинные змеи.
- Тебя стесняет роль короля?
- Сказать по чести, она не оставляет мне времени ни на что иное.
- Ты мог бы разделись свою власть с той, кого полюбишь.
- Та, кого я люблю, ждет меня на ином берегу...
- Это значит...
- Это значит, что разделить мне ее не с кем.
- А наши братья?
Он долго изучал мое лицо, его глаза казались черными.
- Я давно хотел поговорить с тобой по душам...
- Посмотреть на звезды...
- Совершенно верно... Скажи, ты хочешь быть Владычицей и Королевой?
- Я не совсем понимаю тебя.
- Я говорю то, что говорю. Ответь мне на этот вопрос.
- Думаю, мне бы это далось.
- Прошу тебя, ответь мне на мой вопрос.
- Да, хочу. Только не говори мне, что ты хочешь предложить мне разделить с тобой...
- К сожалению, я опоздал. К моему великому сожалению.
Сердце бешено колотилось у меня в груди. Он предлагал мне неповторимый, блестящий, желаемый мной удел - править наравне с собой, рядом с собой, он предлагал мне власть, основанную по правилу неискаженных времен, власть по обычаю Стихий благой земли. Он сделал все, чтобы это осуществилось. И я, что склоняла его к этому на ином берегу, я, которая этого ждала, которая мечтала об этом всю свою жизнь - я не могла теперь принять этого дара.
- Где ты был раньше, брат мой? - прошептала я. - Где ты был тогда, когда судьба послала мне другого? Где ты был, когда я просила тебя не оставлять меня?
- Судьба мудрее нас, - сказал он. - Ты единственная из всех нас рождена королевой. Ты должна была стать супругой короля. А мы - всего лишь дети своего отца.
- Но мой супруг не король...
- Это дело времени. Твоя судьба не связана с судьбой нашего рода. Я хотел обмануть ее, а это, как известно, никому не дано.
- Зачем же ты спросил меня, если все знаешь наперед?...
- Чтобы убедиться. Никто из наших братьев не может править. Они рождены для иного. Они не хотят власти и не удержат ее... И я ее не хочу.
- Но ты король и наш Лорд. Ты - законный глава Золотого Дома.
- Законный глава Золотого Дома - наш отец, где бы он не находился.
- Я забыла нашего отца, - сказала я, - мы не увидим его до конца времен.
- Конец времен для каждого наступает в свой срок...
- Ты пугаешь меня.
- Ты помнишь Слово Владыки Судеб? Помнишь его речь о стене из крови?
- Ты пугаешь меня!
- Хорошо, оставим это дело.
- Что на тебя нашло? К чему ты меня готовишь? К тому, чтобы я наследовала тебе? Ты же не собираешься бросать личный вызов Врагу?
- Не знаю.
- Это глупая и жестокая шутка. Немедленно возьми свои слова назад!
- Да брось, сестра, тебе же раньше нравилось говорить о смерти.
- Ты сделал в этой области большие успехи!..
- Рад, что не разочаровал тебя.
- Ты совершенно невыносим. Ты хуже Макалаурэ!
- Пожалуй, и хуже. После льда я в пении соперник разве что воронам.
Он повертел в пальцах пустой бокал.
- Я видел его, - сказал он, - Макалаурэ. Он очень изменился. Он не снимает траура по своему отцу. Его братья находятся здесь.
...О его братьях я слышала разное. Они держали перевалы в северных горах. Их безрукий вождь наследовал холодное безумие отца. Он мстил Врагу не только за него, но и за себя тоже. Но ему подчинились не все. Их род передал власть Второму Дому, от которого так спешил избавиться. Средний брат моего отца стал нашим верховным королем. Если это была расплата за предательство - они заплатили полной мерой, никто из нас не смел бы при них помянуть прошлое.
- Кому из них ты дал приют? - спросила я.
- Средним. Мрачным кузнецам... Они не жалуют свет новых светил... А я потерпел поражение в наземном строительстве... - он рассмеялся, - и теперь сижу под камнями, словно полоз. Я покажу тебе их работу.
- Я рада, что теперь они работают на нас, это похоже на справедливость... Но не оттого ли по ночам ты, словно полоз, выходишь на поверхность и греешься в свете луны?
- Моя власть точит их терпение. Пожалуй только ты, сестрица, и могла бы придать мне мужества. - Он снова засмеялся, но этот смех был маской для его тревоги.
- Власть, как и любовь, у каждого своя, - сказала я. - Никому еще чужой трон не пришелся по размеру.
- Любовь свою я не удержал, - возразил он, - Боюсь, и дальше пойдет в таком же роде.
- Когда я просила тебя идти со мной в эти земли - там, в другой жизни, - ты был совсем иным. Ты ничего не боялся.
- Тогда я был молод, глуп и счастлив. Я не умел убивать и лгать во спасение. Опыт приходит только вместе с поражением.
- Чего стоит такой опыт, если и молодость и счастье он оставляет в прошлом? Какое поражение ты имеешь в виду?
- Ты права, - он отвернулся, вертя в руке пустой бокал. - Ты права.
- Скажи мне, что тебя гнетет? Почему ты вспомнил Владыку Судеб? Что творится с тобой - королем прекрасной земли, властелином алмазных чертогов, владыкой своего народа, моим братом?
- Со мной творятся дивные дела. - Он отбросил бокал и лег в траву, скрестив руки под головой. На его пальце сверкнуло кольцо нашего отца - две узорные змеи, обвившие золотую корону. - От этих дивных дел я не в себе... От них мой день загадочнее ночи, я грежу наяву в своих чертогах, я слышу отдаленный голос труб, но разгадать не в силах их призыва... на троне, на охоте, на пиру я слышу, как пружинит тетива - я как стрела, готовая к полету, но медлит лучник, выбирая цель... Я как во сне, я ожидаю знака... Я словно не принадлежу себе.
...Он сказал это просто, но я поняла, что останусь единственной, перед кем он открылся. Мне стало зябко от этого ритма - «Худая гибель с желтыми глазами...»
- В земле-под-тенью много голосов, - ответила я, - но голоса Стихий нам недоступны. Они одни вольны подать нам знак, но мы лишились их благословенья. Отныне сны - видения пустые, а знак не поддается толкованью, призыв не перейдет границу гор, как не пересекут их наши слезы. Пока же, чем тревожиться напрасно, разумней выпить алого вина.
- Я смотрел в воду, - помедлив, произнес он, скользя глазами по листве, - в струи лесных источников - и видел в них тебя. Ты стояла на талой земле, такая же, какой я запомнил тебя у границы льдов. Перед тобой был зеленый холм, заросший белыми цветами. Я думал, что вижу прошлое, эти цветы встретили нас на здешних берегах... Но ты плакала, и я понял, что никогда прежде не видел на твоем лице таких слез.
- Надеюсь, что и не увидишь.
- Я спросил тебя - о чем ты плачешь, сестра? Ты сказала - передо мной могила. Здесь покоится тот, кто перед лицом идущих следом предпочел самообман. «Какая ужасная смерть, - сказал я, - смерть во тьме». «Его жизнь тоже была самообманом, - сказала ты, - Он знал трех королев. Первая была королевой воздуха, и он любил ее, но она была к нему равнодушна. Вторая была королевой вод, она отдала бы за него свою жизнь, но он относился к ней как к сестре. А третья была королевой пламени, он не любил ее и она была к нему равнодушна, но именно за ее любовь он отдал свою жизнь.» Знаешь, сестра, как называют младших детей Единого, что присягнули мне на верность?
...Он его жесткого, стального голоса мне стало страшно.
- Идущие следом, - отчеканила я.
- Ты понимаешь, какую загадку предложила мне вода? Ты знаешь, над чьей могилой ты плакала?
- Прекрати меня пугать. Я ненавижу этот тон! Я ненавижу эти видения! Они никогда не сбываются.
- Они сбываются. Я знаю двух королев. Будет и третья.
... Низко и бесшумно надо мной пролетела белая сова.
- В одном ты прав, брат, - прошептала я, - я отдам за тебя жизнь. Твоя первая королева имеет каменное сердце, видно так угодно было Творцу. А третья сделает тебя счастливым.
- Кстати, - помолчав, сказал он, - есть одна вещь, которую я не могу понять. Люди говорят, что смерть - это дар Творца. Это дар людям. А для нас она - проклятье. Следствие проклятья... Чем наша смерть отличается от их? Одна и та же ли это смерть?..
- На тех берегах мы были бы бессмертны, ты знаешь сам, - ответила я. - а они умирали бы все равно. Я не знаю смысла этого дара, одно могу сказать - теперь мы уровнялись. Может быть наша смерть все равно легче, чем их - мы знаем, что нас ждет после нее. Нам предсказано скорбеть по телам и тосковать до конца мира. А может быть, их смерть легче - она естественна.
- Они ненавидят ее... Они проклинают свой дар. И я не могу постичь замысел...
- Мы тоже проклинали свой дар - бессмертное блаженство. Скажи - ты знаешь, зачем?
- Может быть для того, чтобы повернуться к неизбежному... Не знаю. Может быть для того, чтобы облегчить людям неизбежное для них - чтобы они видели нас, потерянных растратчиков бессмертия, не готовых к смерти и наказанных ей - и благословили свой дар. Может быть для того, чтобы у них был выбор, за кого умирать. За нас или за Источник Порчи. Может быть для того, чтобы мы встретили их и прошли сквозь гибель. Как зерно, умирающее в земле и возрожденное в стебле. Для того, чтобы наша смерть тоже превратилась в дар. Не знаю. Я не знаю, как они умирают. И у этой тайны два ключа - наш и их... А может быть - лишь один...
- Ты хорошо помнишь слова Владыки Судеб? Про то, что любые наши надежды и обетования кончатся лихом?
- Да, да... Это тоже тайна, имеющая ключ. Она раскрывается тайной смерти. Постичь второе - значит, преодолеть первое. Пройти через стену крови.
- Судьбу не обманешь. И ее Владыку тоже. Но не это ли ты затеял? Ищешь лазейку?
- Нет смысла в проклятии, если оно кончается лишь небытием. Если мир предсказан до конца, и предсказана судьба каждого, то нет смысла в существовании Творца. Мир может осуществиться и без него... Воины следуют приказу мертвого командира... Понимаешь меня?
- Чтобы дать доказательства своего бытия, Творец должен вмешиваться в ход мироздания - ты это хочешь сказать?
- Я так думаю.
- Поэтому ты полагаешь, что проклятие имеет обратный ход. И замысел зависит от некой неучтенной мелочи... Но не значит ли это, что Творец несовершенен?
- Это значит, что Творец свободен. Для того, чтобы проявилась свобода - нужно хотя бы одно ограничение. В данном случае это полотно мироздания, предпетый мир. Мир, в котором есть место Источнику Порчи и неучтенным мелочам... Наиболее свободен тот, кто наиболее ограничен.
- Скажи это Первому Дому, скованному Клятвой.
- Им нет до этого дела... А между тем сейчас они свободнее, чем когда бы то ни было... Они могут следовать клятве и не следовать ей...
- Они не могут ей не следовать. Такова их воля. Воля стоит поперек нашей свободы. Мы тоже не вольны...
- Как ты думаешь, сестра, чего в Творце больше - воли или свободы?
- Когда я смотрю на тебя, я думаю, что глупости.
Он улыбнулся, и тень улыбки долго лежала на его лице, словно след набежавшей волны.
Мы молчали до рассвета, молчание было примирением. Я видела, насколько этот разговор отличается от тех бесед, что мы вели прежде, когда смех наш был вызывающ, а пределы свободы - не познаны, когда были пусты чертоги Властелинов Скорби, Памяти, Битвы и Утешения, когда мы испытывали волю Владык на прочность. Теперь их чертоги полны, воля Владык прошла по нам, мы стали свободны, а смех казался неискренним. Мы смеялись по привычке. Мы примирялись с неизбежным.
На рассвете мой брат протянул мне руку.
- Благодарю тебя за то, что разделила со мной молчание, - сказал он, сжав мою ладонь.
- Благодарю тебя за то, что твое молчание полнее слов, - ответила я.
- Чем же полны мои слова?
- Разочарования. Но молчишь ты о другом.
- О чем?
- На льду ты обещал мне ответ.
- Все, что обещалось на льду, говорил не я, а холод.
- Холод был мудрее тебя. Или ты не исполняешь обещания буквально?
- На что я должен был ответить?
- На красоту.
- На красоту... Но, видишь ли, я с тобой согласен.
- Разве? Я давно передумала.
Рифмующий любовь нуждается в совете.
Здесь рифма «красота» - не слишком ли проста?
Нечаянная мысль пришла мне на рассвете:
Есть у любви сестра. Ей имя - темнота. - Я расхохоталась.
Мой брат снял венец и поклонился.
Есть у любви сестра, - усмехнулся он. -
Всю музыку творенья,
Всю боль и красоту вмещает лишь она -
Прозрачна и легка, как птичье оперенье...
Сестра моей любви: ей имя - тишина.
Я не знала, насколько он был близок к истине, и насколько я была от нее далека.
Он предчувствовал, что рожден для чего-то иного - даже там, в благой земле, когда закрывал глаза на возможность исхода, когда столь упорно стремился его избежать, прячась от своей судьбы. Я знаю - он видел свою смерть. Она открылась ему задолго до того, как были сплетены ее обстоятельства, задолго до рождения cвоей причины. Это ее он осмеивал под звездами иных берегов, и я не понимала, откуда он берет слова и образы, я считала это острой игрой воображения, даром поэзии, а не прозрения.
У него был дар прозрения. Гораздо более сильный, чем у меня. Ему не нужна была зеркальная чаша - такая, как эта, или любая другая; ему не нужно было видящих камней, волшебных жестов, зачарованных вод и колдовских напитков. Его зрение было двойным. Поэтому он не давал советов и не любил охоты.
Он не владел своим даром. Ему не хватило времени. По меркам нашего народа он был молод, твоя избранница старше его... Я слишком поздно поняла, что его дар тяжек ему. Но даже мне он не открыл этого. Щадил мою гордость. Я слишком поздно узнала, каким был мой брат на самом деле.
Я думала - он само равновесие, он никогда не теряет головы, он одолевает любые невзгоды, смеясь. Я думала - за что бы он ни взялся, все будет ему по плечу, он создан для престола, для обожания, для дома, где царит согласие. В нем воплотилась вся любовь моего отца к моей матери, она делала его благословенным. Я считала его миротворцем, чужая вражда огибала его, как вода.
Я не знала, что его память была сильнее его намерений. Что после крови Гаваней и предательства на берегу, после льда и еще более ледяного приема в этих землях - после всех знаков гордыни и малодушия, полученных от самых близких ему существ, на всем нашем народе он поставил прочерк. Он был великодушен с каждым лично, возможно, его удовлетворяло сложившееся вокруг него сообщество - но его вера в себе подобных была подорвана. Он, конечно, помнил слова проклятия - «клятва будет вести вас - и предавать, и извратит самое себя. Вы станете тенями для юного народа, что придет после вас» - и видел ее осуществление на собственной судьбе. Он не хотел смиряться, он не хотел быть орудием искажения и бессильной тенью. Но каждый из нас - тайно или явно - уже смирился с этим. Мы были изгнанниками, братоубийцами, мы упали на дно бездны и гордо несли свой позор. Когда же беды и битвы не истощали нас - мы все еще грозились показать всем, кто первый из равных на этих берегах. Мы не пережили свой опыт. Мы приняли его, как наказание.
Но брат мой был не таков. Он повернулся лицом к неизбежному ради него самого. Он сделал ставку на ваш народ. Вы были для него светлы, незапятнанны и чужды.
Это был интуитивный, чувственный выбор. Рассудок говорил против него. Вы были слабы, вы пришли из-под тени, ваш век был краток. Те, кто помнил проклятие, считали вас незаконными наследниками нашего величия, ваше будущее, которое мы готовили, сражаясь с Врагом и возводя города, раздражало, как укус осы. Ваша доверчивость была искушением.
Правда, в тех землях, где я жила, некому было пользоваться вашей доверчивостью. Брат отца нашей матери никому не открывал границ своего царства и вами не интересовался. Мы пребывали в застывшем времени, окруженном непроницаемыми чарами - никто не мог переступить границу этого искусственного мира. За его пределами лились слезы и кровь, и потоки проклятий, ломалось оружие, заключались союзы. Внутри его границ пели соловьи.
Мой брат проводил меня до этих границ. У него была беседа к королю.
Брат отца нашей матери милостиво принял его - как равного, удачливого родича. Я присутствовала при их беседе. Мой брат говорил, что в этих землях много вашего народа и наши владыки охотно вступают с ним в союз. Они отдают им часть своих владений, учат всему, что знают, и назначают им вождей, и теперь вряд ли найдутся более верные и благодарные вассалы. Он перечислял ваши кланы и места их поселений, и имена лордов, которые с вами дружны. Он говорил - они не воины, как мы, они всего лишь землепашцы, они охотятся на дичь, они не строят крепостей. Они не могут жить в горах, где ветер севера лютует, они на скалах, как орлы, не станут вить себе гнездо. Они страшатся темноты, они не будут жить в пещерах. Их мир - просторные луга и тень раскидистых лесов.
- К чему ты это говоришь, сын дщери брата моего? К чему ты клонишь, родич мой? Мне дела нет до землепашцев!
- Я дал приют им, но земля моя, увы, не безгранична. Твои ж владенья велики, ты сам не знаешь их границ... Один несчастный, гордый род, понесший от Врага потери, просил меня замолвить слово перед владыкой здешних мест. Они из сумрачных земель пришли искать себе защиты. Но нет надежнее щита, чем пояс чар в твоих лесах... Прошу, отдай им дальний лес, ты даже видеть их не будешь, зато они в неверный час подмогой станут для тебя.
- Что? Ты осмелился просить меня об этом? Никогда нога чужака не переступала моих пределов, а ноги человека здесь не будет и впредь!
- О многомудрый государь, - сказал мой брат, охладевая, - не зарекайся наперед, своей судьбы не испытав... Она исполнена щедрот к тому, кто перед ней склонился. Кто глух к несчастию других - тот будет ею умален.
- Моя судьба известна мне. И в ней нет места человеку. И впредь прошу не начинать при мне подобный разговор!
- Король бесчисленных лесов, прости меня за беспокойство... Прощай. Отныне голос мой не причинит тебе тревог.
Они расстались холодно, только дочь короля кивнула на прощанье. Лицо моего брата было непроницаемо. Но я поняла, что ни разу больше по своей воле он не захочет говорить с королем.
Мой брат ни на день не задержался, он спешил и не посвящал меня в свои дела. Осада Врага длилась уже много лет, но мнения о дальнейших действиях против него были противоположны. Одни считали, что так будет всегда - Источник Порчи изолирован, а наши силы растут, крепости и города расширяются, и до блистательной победы подать рукой. Поэтому можно не спеша наслаждаться миром. Другие полагали, что это затишье перед бурей - Враг притих, потому что копит силы, и эти силы нам неведомы. Чем дольше мы медлим - тем сильнее Враг, поэтому надо ударить немедля. Ударить - и покончить с ним раз и навсегда, исполнить клятву, вернуть камни, и всю оставшуюся вечность наслаждаться миром. Мой народ - народ одиночек, любые договоры и длительные планы мучительнее ему, чем сумасбродный, разрушительный порыв. Договариваться друг с другом наши родичи не умели. Воздух за пределами наших владений раскалился от решимости, томимой под спудом, от бездействия и предчувствия разброда.
Чем занимался в этом положении мой старший брат, я не знала. А младшие посетили меня.
Они были порывисты, как прежде, и делили время между нелицеприятными репликами в адрес старшей родни и беготней по лесу с королевской дочерью. Они держали один из перевалов в северных скалах, за которыми был заперт Враг. Враг был заперт, и они скучали - ничего не происходило, планы не составлялись, часть крепостей предавалась расслабленной лени, другая копила гнев и точила копья. «Поразительно, что ленятся и спят на ходу братья Макалаурэ, словно не они давали клятву! Они, наверное, позабыли о ее цене! Они смеются нам в лицо, когда мы просим их хотя бы просто быть на чеку! Их крепости даже не охраняются! Мы тут опасаемся, как бы не вышло, как в прошлый раз. Они заварили это дело, и теперь бросят нас в середине.» Они говорили это, не опасаясь ничьих ушей - но уши отыскались, и владыка лесов призадумался. Его супруга отличалась проницательным умом, она первая сказала мне:
- Я много слышу о твоем народе, и мне непонятен источник розни, что точит его... Ты не раз говорила о благословенной земле и блаженстве прежних дней, о гибели света... Но никогда не говорила о том, что было потом. Как вы покинули эту землю, как вас благословили Стихии, какое деяние они возложили на вас... Мы можем только догадываться... Что было с вами в пути? Ты не говоришь об этом, потому что воспоминания тяжелы?
Я молчала. Что я могла сказать? Годы покоя усыпили мою бдительность. Лгать во спасение, как мой брат, я не научилась. Одно выражение моего лица выдало меня с головой.
- Какое-то горе посетило тебя и твоих родичей, - промолвила королева. - Я вижу это так же ясно, как и тень, лежащую на землях по ту сторону Моря. Почему ты скрываешь что-то от меня?
- Потому что это в прошлом, - ответила я. - И потому что я не хочу об этом вспоминать.
Эти слова были неудачными - они лишь подтвердили догадку о худшем.
- Я не верю, что ваш народ пришел посланцем Стихий, как говорилось вначале, - сказала королева. - Вы никогда их не поминаете их ни песней, ни словом... Ваши лорды не принесли вестей ни мне, ни моему супругу о наших родичах за Морем - моему супругу от его брата, а мне от моих... Вы не передали нам даже их привета... За что, о дочь златой росы, наследница великой славы - за что же гордый твой народ был изгнан из благой земли? Какое лихо на себя навлек он в землях за Водою, что так надменен он и лют - твой неприкаянный народ?..
- Ты близка к правде, - выдавила я, - но мы не были изгнаны. Мы ушли по своей воле, хоть и против воли Стихий...
- Зачем? Какая цель звала вас в эти сумрачные земли?
- Месть Врагу. Месть и справедливость.
- Месть - за что?
...Теперь я уже не могла отделаться молчанием. Я рассказала ей о гибели главы нашего Рода, о похищенных камнях. Этого оказалось достаточно, чтобы она прозрела остальное.
- Свет истинный и предначальный заключен в этих камнях, - сказала она, - и этот свет обагрен кровью. Своего создателя сгубили эти камни, и его отца, и теперь в них сосредоточена судьба всего мира. Они были источником первой смерти, первого отступничества, и стали сердцем теперешней войны. На них - тень гнева Стихий. Вам, нарушившим их волю, не вернуть эти камни никогда.
...Она, конечно, сказала об этом своему супругу, и тот сопоставил или домыслил остальное.
- Они перешли Море на кораблях моих родичей, - говорил он своей проницательной жене. - Они в сговоре с ними? О, не молчи, скажи мне - мой народ тоже пошел против Стихий?
- Нет, не виновен твой народ, ведь ни один из корабелов не пересек границы Вод на серебристых кораблях... Когда бы был меж ними сговор, твой брат послал бы нам гонца. Но брат твой нем... Под парусами нет даже дочери его...
- Почему ее дети молчат?..
...Худые подозрения заострили его лицо и сделали речь еще более скрипучей. Он немедленно послал за моим старшим братом.
Мы чувствовали себя, как лисицы в силках.
Мой брат явился, не представляя причины вызова. Он думал, что король будет говорить о будущем.
- Ты причинил мне зло, родич! - этими словами король приветствовал моего брата, едва тот ступил на порог. - Ты причинил мне зло, скрыв от меня важные события. Почему лишь теперь я должен узнавать о всех лиходейских деяниях твоего народа?
- Какое зло причинил я тебе, владыка? - сказал мой брат, - Какое лиходейство моего народа, совершенное в твоих владениях, печалит тебя?
- Ты не знаешь?.. Или не хочешь понимать?..
- Ни твоей родне, ни твоему народу я не делал худого, и не замышлял его, - побледнел мой брат, - Объяснись, владыка.
- Я дивлюсь тебе, сын дочери моего брата! - всплеснул руками король. - Ты явился к моему двору с руками, обагренными кровью родичей твоей матери, кровью моей родни - и не ищешь оправдания? Не просишь прощения?
Мой брат побелел. Он так и стоял в дверном проеме - напротив трона, к которому король его не допустил. В его глазах была смертная тоска. Он боролся с собой - чтобы лишнее слово не сорвалось с уст, потому что он не мог защитить себя иначе, чем обвинив других. А делать этого он не хотел.
Но мой младший брат не выдержал.
- Владыка! Я не знаю, что это за ложь, и откуда ты услыхал ее, но на наших руках нет крови! Невиновными пришли мы к тебе, и упрекнуть нас можно разве что в глупости - в том, что внимали безумным речам, и потеряли от них разум, как от вина! Это нам причинили зло, мы прошли огонь и воду, и бессчетные страдания, но мы простили своих обидчиков, и за это названы предателями и твоими наушниками. Наш отец и наша мать - дети разных народов, почему оба эти народа с двух сторон обвиняют нас?
- Почему? - вскипел король. - Потому что правду нельзя скрыть! Потому что ваш долг - это уменьшение зла, а ваша скрытность - сама - зло! Потому что тот из вас, кто старше и мудрей, кто отвечает за вас перед всеми, - король направил указующий перст на моего старшего брата, что стоял в дверях, закрыв руками лицо, - тот из вас, кого я принял, как собственного сына, должен был открыть нам все по своей воле! А сейчас, вытягивая из него признание, я не верю не единому его слову!
- Ты знаешь, что такое верность, Владыка? - спросил другой мой брат. - Не смей так говорить с нашим братом, ты, не связанный словом, не давший ни одной клятвы, ни разу не помогший ни оружием, ни делом тому, кого ты принял, как родного сына!
- Ваша клятва - кровь, и ваша верность - кровь! - отрезал король. - Кровь льется везде, где вы появляетесь, и я не верю, что это кровь виновных! Иначе вы не затворили бы своих уст. Вы покрываете не тех, кому вы верны. Вы скрываете преступление!
- Да, преступление! - встал мой младший брат, перестав владеть собой. - Если верность делает моего брата немым, то до моей мне нет дела! Ты хочешь знать правду! Слушай!
...И он рассказал все. Жестоко, без жалости к нему и к нам, он не скрыл ни одного имени, ни одного поступка нашей старшей родни, его память была памятью летописца. Вздыбленный лед мерз в его глазах, и холодом веяло от каждого слова. «Почему теперь, о владыка, мы - поднявшие клинки в защиту твоего брата, оплакавшие твой народ и его сожженные корабли, не умеющие предавать, брошенные на клыках погибельного льда, одолевшие их ради собственной чести, почему мы - жертвы чужой гордыни, горячности и трусости - должны носить имена убийц и предателей?..»
...Долго молчал король, прежде, чем заговорить. Его лицо окаменело.
- Уходите! - сказал он наконец. - Сердце мое пылает. Уходите!.. Позже вы возвратитесь, если пожелаете, ибо я не затворю дверей перед вами... Но внемлите моим словам! Отныне никогда не должен звучать в моих ушах язык тех, кто убивал моих родичей, кто запятнал руки братоубийством. И во всей моей державе не прозвучит он, пока длится мое владычество. Да услышат меня все, кто находится под моей властью и называет меня королем: не говорить на языке изгнанников и не отвечать ему! Те же, кто им воспользуется, сами будут считаться нераскаянными преступниками, предателями и братоубийцами!
...Так мы расстались с последним приютом родства и безопасности. Мы уходили с тяжелым сердцем. Проклятие моего народа, словно жернов, мололо медленно - зато смалывало все до конца. Так мы лишились нашего прошлого. Так на этих берегах был запрещен наш язык - высокое наречие песен, бессмертия и знаний. Язык, на котором мы общались со Стихиями. Язык, на котором мы клялись друг другу выпить молодого вина под цветущими липами, и который звучал меж нами, когда мы пили его... Язык, который как никакой другой передает любовь.
Мы отправились во владения моего старшего брата. Мой супруг долго колебался, прежде чем остаться. Наш рок - разорванность между долгом и голосом сердца - коснулся и его. Я не могла обвинять его - его, которому неведомо искажение. «Ты - моя судьба, моя владычица, ты - дом моего сердца, - сказал он. - Вечность длинна, и в ней еще будут часы радости. Я не могу следовать твоим путем, делай, что хочешь. Но где бы ты ни была - знай, что я люблю тебя.»
Судьба моего брата повторялась в моей судьбе. Я уходила - мой избранник оставался... Иногда я думала, что я и мой брат - одно существо, у нас одинаковые голоса, один цвет глаз и волос, одинаковые недостатки, одни и те же предпочтения, одни и те же беды, и как бы мы не сопротивлялись, не стремились обмануть судьбу - она толкает нас в одну ладью. Возможно, так она давала нам возможность учиться на ошибках друг друга.
...Чертоги моего брата были ослепительны. Но при взгляде на них я испугалась. Потому что вспомнила свой давний сон: синяя полночь, потрескавшийся лед, по которому мы бредем, ветер рвет наши одежды, и каждый понимает, что обречен. Меня нагоняет мой брат - в его руке знамя нашего Дома со сломанным древком. «Всех, кто гибнет на этом льду, - говорит он, - губит не холод, а отчаяние...» - и в этот момент черная трещина разверзается, и два моих младших брата уходят под лед. «Ярость наша не согреет нас, - продолжает он, - она ненадежна». Лед трескается под его ногами. Мой средний брат тянется к нему, хватаясь за край полотнища - и в этот миг лед расходится, знамя вырывается из ладони говорящего, и вместе с древком с его руки соскальзывает кольцо. Я вижу, как оно падает в черную пропасть - две узорные змеи, держащие золотую корону. Я наклоняюсь над местом его падения - и в спину мне бьет хохот Владыки Судеб.
...Его подгорные чертоги были вымощены сине-зеленым камнем, иссеченным черными трещинами. Он выстлал свой дом неведомой породой, повторяющей поверхность льда.
Шесть счастливых месяцев я правила во владениях моего брата наравне с ним, рядом с ним. Младшие братья вернулись на север, средний владел крепостью на острове посреди реки. Шесть счастливых месяцев мой брат побеждал мою печаль о покинутой дочери и ее отце, пел песни нашего народа и пил со мной молодое вино. Наш язык звучал в его владениях несмотря на запрет. Он ездил со мной туда, где расселился ваш народ. Он заставил меня уважать нашу непохожесть.
...По истечение шести месяцев Источник Порчи прорвал осаду. Наш верховный государь, презрев недоговоренности, рискнул напасть первым - и теперь весь север оказался в огне, северные твердыни были снесены его шквалом. Враг только того и ждал - половина крепостей не охранялась, беспечный дозор проспал начало войны. Проклиная упрямство родни, ее лень, самодурство и разлад, мой брат выступил на помощь.
Я снова питалась слухами и не находила себе места. Мои сны были тягостны и полны не пролитых слез. Я хотела надеяться на лучшее, но каждый знак, каждый слух, каждый прожитый мной день был против этого. Я смотрела в воду - и видела каменное лицо Короля Лесов, который не желал шевельнуть и пальцем, чтобы принять участие в нашей судьбе. Я видела лицо его проницательной жены, которое выражало жалость, и лицо его дочери, которое ничего не выражало. Оно настолько ничего не выражало, что за ним стояло небытие. Это было лицо мертвой. Она смотрела не на меня. Рядом с ней я видела мужчину твоего народа. Он тоже был мертв.
Я шептала над водой, разбивала ее поверхность рукой, я хотела вырвать у нее ее тайну. Но она являла мне только эти чужие лица. Дочь короля и мужчина твоего народа. «Какое это имеет отношение ко мне? - негодовала я, - это шутка Владыки Вод, он изменил саму свою стихию, дабы ни зов наш, ни стон не пересек ее границы!» Я кричала это над водой - и вода сжалилась. Она стала талым снегом, по которому шли дочь Короля Лесов и мужчина твоего народа. На руках у последнего покоился мой старший брат. Он был окровавлен и изуродован, и жалкие лохмотья едва скрывали наготу. Я узнала его по волосам. И по тому, как вскричало мое сердце. Крик его оглушил меня, залил мне глаза алым, перехватил гортань. Вода сжалилась, но это была жалость палача.
Я надела траур. В черных одеждах нашего народа я принимала вести.
Крепость на острове, где правил мой средний брат, захвачена Врагом.
Крепости моих младших братьев пали.
Беспечные крепости Первого дома пали.
Мой старший брат отрезан и заперт в топях. Его войско пало.
Войска братьев Макалаурэ - мрачных кузнецов - погибли.
Мои младшие братья погибли.
Мой средний брат погиб.
Мой старший брат погиб.
Наш верховный государь погиб. Он вызвал Врага на поединок, и тот убил его самолично.
Северные земли пали и осквернены. Зеленый край покрыт слоем пепла.
Мой средний брат жив.
Войско верховного государя возглавил его старший сын. Тот, кто любил лошадей и охоту. Он будет нашим новым верховным королем.
Мой старший брат жив.