Системно-векторный анализ персонажей романа
8. Комплекс Бабочки
蝶骨美人席 (diégǔ měirén xí; дегу мэйжень-си) — Коллекция Красавиц дегу. Так называется этот демонический народ в новелле.Дегу (diégǔ) — анатомический термин: «клиновидная кость» или же «кость в виде бабочки», бабочка-кость. Собственное имя клана. Кость выглядит так.Мэйжень-си (měirén xí) — это буквально «салон красоты» (美人 — měirén — красавец; человек совершенной красоты). Термин может быть переведен как «выставка красавиц», «персонал/состав красавиц» и даже как «банкет красоты». Потребительские ноты этого определения более чем уместны.
Один из лучших переводов 蝶骨美人席 — Пир на костях Красавиц.
Однако в русских переводах прижилось наименование Костяные Бабочки.
В отличном фильме про Театр «Красота по-английски» есть эпизод, где актер, играющий женские роли, теряет работу из-за запрета на гендерные перевертыши. Отныне женщин играют женщины, а актеру, стало быть, ничего не остается, как играть мужчин. Всю жизнь он играл Дездемону и волновался, что «в его смерти чего-то не хватает», потому что смерть на сцене — ключевой момент. Это инструмент соблазнения зрителя. Она должна быть красива, пластична, лишена неприглядного сопротивления и гримас, исполнена торжественной меланхолии (отчего зал будет рукоплескать!). Во время репетиций он даже пробовал тянуться к Отелло с предсмертным поцелуем, когда мавр немного ослаблял хватку.
И вот все кончено. Теперь, чтобы доказать свою актерскую состоятельность, герой должен сам сыграть Отелло. «Явить самое сильное, смелое и мужественное, что есть в мужчине».
Он начитает читать монолог и… не может. Его подводит интонация, пластика, вся эта выстроенная грациозная красота. Он выглядит нелепо, сам понимает это, и при повторной попытке становится лишь хуже.
Он знает «пять позиций женской покорности», «позу трагического согласия», «манеру страха и трепета», «объятия мольбы», «позу подавленной печали», он может быть кокетливым, дерзким и игривым, может быть обольстительным; он умеет быть звездой. Но брутальным самцом, совершающим насилие над женщиной — быть не может.
— Почему ты не играешь мужские роли?— В мужчинах нет красоты. Их эмоции все уродуют.
…Именно так чувствует себя кожно-зрительный юноша в мужской среде.
Если бы он был девушкой, он занял бы ту самую нишу, что всегда вдохновляла мужчин. Эмоциональная, но беззащитная, сексуальная, очаровывающая вещь себе на уме, в которой вечно подозреваешь измену, так что ее постоянно приходится завоевывать и догонять. В ней чувствуется стиль и культура (состоит из Шекспира и последних брендов), она чувственна, но холодновата. Вернее сказать, она манит и обещает блаженство, но прямо сейчас держит рациональную дистанцию. Словно бы не определилась, являешься ли ты лучшим вариантом. Значит ли это, что надо немного надавить, осадить покрепче, заинтересовать мехами и алмазами?..
Она всегда куда-то устремлена, что-то влечет ее во внешнем мире за пределами дома и спальни. Она не штопает и не готовит, не рожает детей, не пахнет добродетельными щами, не стирает твои трусы. Она сидит с тобой в ресторане в твоих же брильянтах, дышит духами и туманами — и улыбается другим. На нее все обращают внимание, она провоцирует его и купается в чувствах, при этом насмехаясь над чувствами других. Мужчины при ней хвастаются и соревнуются друг с другом, дуреют в ее присутствии, а она и рада, словно не ощущает их похоти. Ее хочется закутать в паранджу и запереть, стреножить, но она утекает, она ничья.
У нее много увлечений и идей (оцените мой новый лук), и к окружающему миру она крайне требовательна, что обычно считается «капризами». На нее не угодишь. Но она диктует моду и правила хорошего тона. Быть быдлом рядом с ней не получается — иначе она высокомерно пожмет плечами и уйдет к другому («Пастух, я не люблю тебя!»). От ее независимости и острого языка разгорается кровь. Ее волнует собственный статус и внешность, а не забота о мужчине. Кажется, что петь, танцевать и наряжаться она любит больше, чем секс, отчего в душе мужчины всегда тревога, печаль и надежда — может, если наконец оттрахать ее как следует, до потери сознания, и немного придушить, она признает, кто в доме хозяин.
Именно о таких женщинах говорят: «она хочет, чтобы я держал ее за трусы».
Эта женщина виктимна и в потоке угроз купается так же, как в потоке чужих желаний. Опасность и угроза вызывают в ней всплеск адреналина, эмоции бурлят, жизнь словно приобретает еще одно измерение, становится «настоящей»1. Приближение опасности она ждет со сладким ужасом. Собственно, в этой готовности быть растерзанной, не сопротивляться — одна из тайн ее очарования. Ее жертвенная поза соблазняет сильнее ее форм.
1кожный вектор живет в Настоящем
Все другие женщины, со щами и ежедневной рутиной, завидуют ей и хотят быть на нее похожими. За глаза ее называют дурными словами, она курва и разлучница, и то самое, что на деле никак ее не характеризует. Ну то есть да, она принимает дорогие подарки от мужчин и кокетничает с ними — но спать с ними она не торопится. Она продает им другое.
В этой женщине нетрудно узнать популярную героиню женских романов и культовых фильмов (самые яркие образы созданы Мерилин Монро и Моникой Белуччи). Мужчины видят в ней свой сексуальный идеал, а женщины втайне уверены, что они станут такими же, если похудеют.
Еще в этой женщине легко узнать типового героя жанра слэш — по любому фэндому. Сексуального, независимого, податливого, соблазнительного — но как бы не очень заинтересованного, острого на язык, не умеющего стирать и готовить, потому что «лучший твой подарок — это я». Его партнер, раздраженный холодностью или ревностью, постоянно хочет его избить, но потом решает снова трахнуть. Потому что, будучи избитым, этот герой слишком красив и беспомощен, и его жалко, а «позу подавленной печали» вообще не всякий может вынести в быту.
Женщины, пишущие слэш, очень точно указывают на эту функцию кожно-зрительного вектора: воспитание. То есть пробуждение совести. В мире насилия и животноводства рядом с такими героями дикари становятся людьми.
Вот и Тасянь-цзюнь культурно продвинулся, усовестился и исправился, хотя Чу Ваньнин — другой. В Ваньнине как в божестве есть все восемь векторов, так что оба этих тоже присутствуют. Другое дело, что именно их часто видит штатный автор фикбука (до того написавший еще сорок фичков подобного типа), сужая героя до знакомой, легко-выписываемой, стереотипной проблематики. И многим читателям это по душе, потому что тут заострено и сконцентрировано то, что в Эрхе размазано и перекрыто другими смыслами. В этом великая сила и великая универсальность фанфикшна. Текст может быть махровым AU — но точно отражать психическую реальность автора или читателя.
Тем не менее, все вышесказанное касается женщин, даже слэш. В этом фантастическом жанре кожно-зрительный герой занимает женскую социальную позицию. То есть, он состоит в брачных отношениях с мужчиной2, и всех это устраивает (все_геи). В жизни кожно-зрительный юноша не может рассчитывать на подобное, потому что исторически у него в социуме вообще нет никакого места.
2Имеется в виду формирование любовной связи (в первых главах) и плавное движение к хэппи-энду (все остальные тридцать глав). Также есть множество текстов жанра ER — «устоявшиеся отношения»
Его не за что даже ненавидеть, потому что он красивый, нежный и не дерется, не конкурирует с мужчинами и не угрожает женщинам. Он не любит тяжелую работу, войну и победу, воротит нос от реальных пацанов, от него во все стороны летит соблазнительная химия, но его не трахнешь (чтоб родил и принес пользу). Какая-то нелепость!.. И женщина с таким натерпится, потому что он — как она. Но она способна создать новую жизнь или хотя бы вдохновить мужчину на подвиг, а этот в семье просто декорация. То есть, «семья» — это очень громко сказано. Его нужно содержать (кожно-зрительная мера считает, что если кто-то живет с такой красотой — то пусть ее и кормит) или продать продюсеру. Хорошо, если он поет или пляшет, а если нет — то только голые фото. А женщине от мужчины нужна поддержка ресурсами или хотя бы уверенный секс, чего этот тип мужчин дать не в состоянии (среднее кожное либидо еще сильнее ослаблено зрительной мерой).
То есть, он скорее позволит трахнуть себя в «позе трагического согласия», чем сделает это сам. Один сантиметр Ши Мэя зарыт именно здесь (Известные домогательства Ши Мэя к Чу Ваньнину будут объяснены позже).
Кстати, геями кожно-зрительных юношей видит только анальный вектор. Для большинства это абсурдное явление, которое либо должно переломить себя и стать мужиком — либо сделать, наконец, операцию по смене пола. Ну, либо пусть ходит реально с ярлыком «гей» (то есть «неприкасаемый») — так хотя бы какая-то ясность.
Но на деле все не так. Кожно-зрительная мера не имеет анальной фиксации (что логично), так что эти люди чаще всего натуралы. Они заточены под ласковый и необязательный кожно-зрительный секс для удовольствия, где общаются родственные души, а не тела. Это секс как перформанс, чего было довольно много в эпоху хиппи. Половой акт может идти без проникновения, но с серией визуальных приемов и в интересных позах (на чем любители эротики делают деньги).
Конечно, если душа и правда родственная, то форма тела — мужская или женская — уже не имеет значения. Не только чужая, но и своя собственная. Отсюда вся путаница. И только девушки с собственным сильным зрением знают, что никакой путаницы нет. Просто человек встретился хороший!
…В конце фильма «Красота по-английски» героиня спрашивает героя, мужчина он или женщина. Она спрашивала его и раньше, и он что-то отвечал ей, ориентируясь на функционал (речь о мизансценах). Если кто-то пристроился к партнеру сзади — то он мужчина. Если кто-то лежит под кем-то лицом вверх — то он женщина. Если лицом вниз — он мужчина-женщина. И когда герои в финале целуются, так и не сняв грим, счастливые и свободные, на вопрос, кто он — герой отвечает: «Не знаю! Не знаю!» И это звучит как признание в любви.
* * *
…Когда в культуре еще не было таких слов, как продюсер, театр и фото, когда и самой культуры еще не было — кожно-зрительного юношу не получалось даже определить. Так что это был первый кандидат на вылет.
В доисторическую эпоху, когда все члены стаи ранжировались сообразно приносимой пользе (социально-видовая роль обеспечивала право на пищу из общих запасов и очередность ее получения), кожно-зрительный юноша не ранжировался, не имел видовой роли. То есть, он не получал еды, которую сам не мог добыть из-за врожденного запрета на убийство. Может возникнуть вопрос — а откуда вообще берутся социально-видовые роли. Не мог бы такой мальчик-цветок овладеть какой-нибудь полезной для пещерного строя профессией?..
Ответ, увы, будет отрицательным. В примитивном обществе социально-видовая роль определяется феромонами. Запах, который идет от человека, говорит о нем все, что нужно. По запаху ясно, насколько индивид привлекателен для противоположного пола, насколько он витален, бесстрашен или, напротив, труслив. Кожно-зрительная женщина очень привлекательна для противоположного пола. А кожно-зрительный мужчина для противоположного пола пахнет слабо (мало животного), и в целом можно сделать вывод, что размножаться он не хочет.
Женщина этого типа тоже не хочет размножаться. И пока общество не стало торговать женщинами (не в Эрхе, а в реальности), так оно и было.
…Тем трагичнее судьба Костяных Бабочек в романе. И, вероятно, никто не мог почувствовать эту трагедию сильнее, чем Ши Мэй.
В древности кожная охотница с сильным зрением являлась дневным разведчиком стаи. Убивать она не могла (глаза препятствуют убийству), зато отличалась подвижностью, ловкостью, отличным чувством времени и прошитым в костях испугом. И огромным эмоциональным диапазоном. Она жила на фоне вечного страха быть убитой и съеденной хищником, потому что спасать таких членов общины в задачу стаи не входило. Так что малейшая опасность отзывалась в ней, как в колоколе.
Как только кожно-зрительная женщина видела опасность — прежде, чем начать кричать, она выделяла феромоны страха (это и до сих пор так!). Ее страх чувствовала вся стая. Это было сигналом к бегству.
Этим кожно-зрительная женщина выполняла свою видовую роль дневной охранницы: она предупреждала стаю об опасности.
Хорошие телесные данные помогали ей увернуться от саблезубого ужаса и скрыться, так что о разведчице не заботились. А если спастись не получалось — таков естественный отбор.
Видовая роль кожно-зрительной женщины состояла не только в спасении стаи, полной воинственных мужчин, но и в том, чтобы пожертвовать собой ради всех других.
В силу психико-физиологических механизмов такие женщины не рожали даже в браке и не любили секс (королева Гвиневера при короле Артуре). Для этого у стаи были другие женщины. Зато кожно-зрительные охотницы были способны вскружить голову любому мужчине, вдохновить любого на поле битвы. Они выводили из тормозной монотонности целое мышечное войско и ввергали его в состояние боевой ярости своим запахом, телом, плясками и воинственными песнями. И только такая женщина могла дать вождю необходимый ему запал двигаться вперед и создавать непредсказуемое будущее.
Так что именно Дневная Разведчица обычно сопровождала Вождя как его «королева». Она была боевой подругой и украшением. Потому что нет на свете ничего красивее и сексуальнее кожно-зрительной меры.
Причины формирования этих свойств просты.
Тот, кто не может постоять за себя и убить врага первым, а только смотрит глазами — слаб и беспомощен, его ранг ниже плинтуса, и в животном социуме такую особь непременно опустят. Как это и происходит в современных тюрьмах, куда люди с высокоразвитыми векторами попадают реже немудрящих. Опустят — это когда сытые. А когда голодные физически и эмоционально — убьют, сожрут полностью. Никто не будет защищать то, что никому не нужно.
Если ты не можешь принести никакой пользы (предложить коллективу то, в чём тот нуждается) — из тебя все еще выйдет топливо. Одна из глав Эрхи называется «Жизнь как печь». В этой печи кто-то выковывается, как клинок, а кто-то становится котлетой. Люди, сбитые в стаю, испытывают друг к другу неприязнь. Нужда и инстинкт выживания соединили их вместе, а инстинкт сохранения своего вида заставил воротить друг от друга нос. В первобытные времена неприязнь к представителю своего вида препятствовала каннибализму, это природное ограничение.
Когда уровень неприязни начинает зашкаливать — его надо разряжать. То есть кто-то один, ненужный, должен быть выбран и торжественно пожран (казнен на площади под улюлюканье толпы). Судя по всему, Китай — реально «слаборазвитое государство», так как на протяжении эпох там не возникло никакой вменяемой юридической модели, как Древнем Риме и потом в Европе. Там до сих пор негласно используется этот принцип: не важно, кто под подозрением (например, директор фирмы проворовался, но с поличным не пойман). Люди хотят возмездия, ведь ущерб налицо. Надо найти самого слабого, лишнего члена коллектива (хилую секретаршу из техподдержки) и сделать его козлом отпущения. Устроить жертве публичную «социальную смерть» (фото и срам по всем телеканалам; срок в тюрьме). Пар выпущен, все счастливы.
Конечно, с развитием экономики методы стали изощреннее. Например, жертва покупается (ее родные или она сама в обмен на расправу получают куш). Но суть от этого не меняется.
Итак, чтобы тебя не съели и не закозлили, нужно быть в чем-то лучше остальных. Стать уникальной, единственной в своем роде. Настолько желанной, что будет больно от тебя избавляться (пришла пора вспомнить про Костяных Бабочек).
Ну, что есть такого у женщины, чем она точно может взять хотя бы половину человечества? Конечно, сексуальность и красота. Совершенно особенная, жертвенная сексуальность (в силу наследственной памяти) и совершенно особенная, выстроенная, ухоженная, яркая и поэтичная красота. На бессознательном уровне такая женщина раздает свои феромоны всем без разбора, соблазняя каждым поворотом головы, так как чем большее количество самцов ей заинтересуется — тем больше у нее будет защитников, когда наступит черный день. Сила, слабость, ранг, доступ к имущественным благам изначально не имеют никакого значения.
Все это становится важно потом, с развитием цивилизации.
Но, строго говоря, с точки зрения антропогенеза последняя ведьма сгорела не так давно. А забитая своими же шлюха из осажденного фашистами городка найдется еще ближе (к/ф «Малена» с Моникой Белуччи. Исчерпывающая иллюстрация кожно-зрительного сюжета).
Жизнь кожно-зрительной женщины — это война. Конечно, если ее психологическая ситуация благоприятна с младенчества, а вокруг безопасная атмосфера (много дармовой пищи и одежды, социальные льготы и гарантии) — на выходе получится Мэри Поппинс. Такая леди умна и иронична с мужчинами, с женщинами воспитана и холодна, как со сводными сестрами, а с чужими детьми — лучшая гувернантка из возможных. Эта женщина танцует и поет, но не использует эти способности как оружие, как чары. Ими она формирует культуру (в подрастающем поколении и далее, насколько ее хватает).
Костяная Бабочка Хуа Гуэй3 — мать Ши Мэя — как известно, воспитала двоих детей, родного сына и чужую дочь. Этой девочке она смогла не только заменить родную мать, но и превзошла ее. Она была нежной воспитательницей, дети не чаяли в ней души.
Другая Костяная Бабочка — Дуань Ихань4 — пела и танцевала при маленьком Мо Жане. На улице она делала это ради пропитания, а наедине с сыном — из любви к нему.
3Хуа Гуэй — 华归 (Huàguī) — «Цветок в поисках прибежища». Также можно перевести: «Слава возвращается»; «Краса и гордость отправляется в обратный путь»
4Дуань Ихань — 段衣寒 (Duàn Yīhán) — «Обрывок холодной одежды»; «Часть замерзшего оперения»
Кожно-зрительная мера в состоянии мира милосердна и равнодушна к любовным играм.
Но в состоянии войны — при ощущении малейшей угрозы своему благополучию — она становится другой. Ее красота делается почти агрессивной, танцы, пение, походка, речь и само дыхание превращаются в инструмент соблазна, и вся она — бомба реактивного действия.
Кожа в состоянии войны имеет мужскую полярность, и хищность — ее исконная характеристика. Однако зрительная мера, смягчающая все животные проявления, скрывает этот подтекст, делая такую женщину слишком эмоциональной и виктимной, как бы беспомощной во всем своем тюнинге. То есть легкой добычей.
…Для кожно-зрительного юноши — столь же легкой добычи — номер с соблазном не прошел. На протяжении веков он был козлом отпущения, которого съедали, чтобы разрядить напряжение человеческого стада. Пещерный каннибализм, тень которого отлично отражена Эрхой, понятен. Как только такой жертвенный мальчик рождался на свет, его «чуял» племенной шаман, после чего оказывалось, что для благополучия народа несущий несчастья (неугодный богам, отмеченный проклятьем, рожденный в день черной Луны) младенец должен быть утилизирован.
В более поздние «темные века» участь этих людей тоже была незавидна.
Сначала ритуальные жертвоприношения (нет числа мертвым мальчикам-цветам в греческой мифологии: Адонис, задранный кабаном; Кипарис, убитый диском; собственно, Нарцисс — которого, вероятно, ритуально утопили, чтобы задобрить духов воды. Бог весны Бальдр. Вообще, умирающие и воскресающие юные боги растительности — отражение судьбы всех мальчиков-цветов, но на отдельное исследование по этому вопросу автора статьи не хватит).
Потом выживание на социальном дне — женские роли на подмостках, уличный миманс, работа натурщиков и проституток. Корейский фильм «Король и Шут» 2005 г. хорошо показывает такую судьбу (Гон Киль — кожно-зрительный уличный актер на женских ролях). Кожно-мышечный гимнаст будет ходить по канату, пока его держат ноги, и давать жизни сдачи. Но дни кожно-зрительного юноши будут сочтены, как только увянет его красота. Хотя жизнь изнасилует его задолго до этого.
Даже при самом удачном стечении обстоятельств кожно-зрительный юноша несет в себе Комплекс Жертвы. Страх в глазах и готовность смириться перед насилием, смешиваясь, создают тот уникальный запах жертвы, на который реагируют все люди. И в первую очередь — слаборазвитые и нереализованные (в них нигде нет недостатка!). Они чуют, что могут безнаказанно восполнить свой внутренний голод (недобор наслаждения от жизни) за счет виктимной особи.
Ведь для человеческого бессознательного запах виктимности — это просьба о принесении в жертву.
Чем сильнее этот запах, тем более он притягателен.
Поэтому да, «БЕГИ!»
…Беги из Небесного Павильона на самое дно, в нижний мир, и по дороге пойми, какую роль ты будешь играть теперь, чтобы выжить.
* * *
Кожно-зрительные люди (как Ши Мэй) — прирожденные артисты, поскольку совмещают скорость реакций, пластичность, гибкость психики (высокая адаптивность) с умением создать привлекательный образ. Конечно, это продиктовано инстинктивным желанием нравиться, чтобы большие анальные дяди, оральные каннибалы и мышечное быдло не обидели, не забили насмерть. Но правда и в том, что в их актерской игре всегда будет больше от эротики и индустрии красоты, чем собственно от театра5.
5Если кто-то из читателей сейчас вспомнил Ло Юньси и задался вопросом, так ли это? — ответ будет такой: в Ло Юньси есть еще как минимум два вектора, а то и три. Так что его актерская палитра намного шире))
Поэтому Ши Мэю так легко быть нежным соблазнителем с Мо Жанем и с Чу Ваньнином, и потому же ему так легко играть невинного, жертвенного, ласкового и неосведомленного ученика. Это совершенно органичное для него состояние. Ведущим вектором Ши Мэя является не кожа и не зрение. Однако именно из-за кожно-зрительной связки он так нравится некоторым читателям, и вызывает в них такое сострадание.
В нем самом это сострадание тоже есть: ведь гениально лгать можно лишь тогда, когда ложь отражает часть правды.
Налитые ужасом глаза кожно-зрительной меры за тысячи лет научились сублимировать страх смерти, сместили фокус с себя на окружающих, превратили испуг за себя в испуг за других, а там и в жалость.
«Мо Жань, не вини нашего учителя…»
Красиво умирающий в зимнем поле ученик сострадает всем: бедному заплаканному Мо Жаню, бедному сражающемуся учителю, бедным побитым заклинателям и, вероятно, самой природе. Испорченный пеплом пейзаж так печален. Он умирает — но полон всепрощения. Его волосы разметались, пальцы дрожат в последнем рукопожатии, и вот на белой коже уже не тает снег, алая капля крови стынет в углу улыбчивого рта.
Не правда ли, в сцене смерти Дездемоны теперь всего хватает?..
Сострадание — сила и слабость кожно-зрительной меры. Оно способно украсить самую неприглядную историю или картину. И дать надежду там, где ее нет и быть не может. Переспать с раненым солдатиком из жалости — не то же самое, что по душевному порыву, но лучше, чем ничего. Проститутка, давшая нищему клиенту, а то и всему городу, из жалости — героиня народной молвы.
В Китае есть легенда о Гуаньинь6. Мол, пришла раз в город Энь Ань девушка двадцати пяти лет, стройная, босая и простоволосая, неземной красоты. Поселилась возле Шелкового рынка и сразу же занялась своим ремеслом.
Не отказывала никому по возрасту, образованию или общественному положению, и за короткий срок снискала небывалую популярность. Плату за свои услуги она брала соразмерно доходам клиентов, и через некоторое время в городе не осталось ни одного мужчины, который бы не побывал у нее в гостях. При этом после проведенного с ней времени каждый становился ревностным поклонником учения Будды Шакьямуни, а у некоторых даже случились инсайты.
Прожив так год или два, она вдруг внезапно, за один день, умерла, и хоронить ее собрался весь город. Когда через двадцать лет ее тело было вынуто из могилы, оно оказалось не таким, как у обычных людей. Прекрасно сохранившиеся кости девушки были золотистого цвета, и соединялись между собой подобием цепей. По объяснению странствующего монаха, это было воплощение самой бодхисаттвы Гуаньинь, таким образом спасавшей мужчин славного города Энь Ань7.
6«Комментарии на «Хроники и анналы «Книги Сумерек», стр.1384
7Похоже, отсылку к этому сюжету дала Мосян Тунсю в "Магистре": история матери Мэн Яо - из шлюх в богиню Гуаньинь.
…Хорошо, когда такие истории застилают глаза только мужчинам, но оставляют трезвыми женщин. То, что прокатило у бодхисаттвы Гуаньинь, человеческую женщину сведет в могилу без всякой награды, с неприглядным ярлыком. Согласно мазохистскому сценарию и данным статистики.
* * *
Сама по себе кожно-зрительная связка векторов не является комплексом и не представляет проблем. Чем сильнее развита каждая из составляющих ее мер, тем гармоничнее результат.
Другое дело, если каждый из векторов развит недостаточно, утоплен в бессознательном. То есть находится на своем базовом уровне, как в пещерные времена. (Психика некоторых людей не изменилась, хотя мир изменился основательно).
Кожный вектор в «архетипическом состоянии» дает установку на виктимность. Неразвитый зрительный вектор дает страх быть пожранным чудовищем, и читатель уже догадывается, что это чудовище находится внутри мужчины (шире — другого человека). Таким образом, кожно-зрительная мера с одной стороны вызывает огонь на себя (кожа в состоянии войны), а с другой — постоянно убегает от опасности.
В результате получается обольстительное создание, которое соблазняет и ускользает, завязывает отношения — и без причин прекращает их, устремляясь к другим объектам. Это и называется Комплексом Бабочки.
Такая бабочка словно присаживается на разных мужчин, отсыпает немного пыльцы и перепархивает на других. Все зацепленные, конечно, тут же начитают ее ловить. Они бегут за ней — кто с сачком, кто с душевной болью, а кто и с налитыми кровью глазами, сталкиваются друг с другом — и здесь часто происходят побоища. Избить соперника — что может быть естественней. Бабочка не в состоянии получать сильные эмоции, в которых нуждается, от самих отношений (слишком много страха и уязвимости). Если она и влюбляется — то ненадолго и неглубоко, быстро теряя интерес. Она получает эти эмоции от внимания к себе, от побега и погони, от битвы за нее, от постоянной дилеммы «то ли петя, то ли коля», и неизбежного «как вы все меня достали!»
Бывает, что женщина с Комплексом Бабочки плохо кончает. Кроме того, что ее могут найти за гаражами с проломленной головой, термин «ночная бабочка» тоже о многом говорит.
В Эрхе все Костяные Бабочки в той или иной мере могут считаться носителями этого комплекса. Конечно, в романе у них нет свободы выбора, неизвестно, каковы они в естественных условиях. Но и написанного достаточно. Два самых ярких примера — Сун Цютун и Хуа Гуэй (мать Ши Мэя).
Сун Цютун8 не способна любить и использует соблазн, чтобы найти сильного покровителя. Ей все равно, кто это будет. В одной реальности это Мо Жань. В другой — Наньгун Сы. Забавно, что Сун Цютун хрестоматийно стравила Наньгун Сы с Е Ваньси, то есть сделала соперниками двух мужчин (как она думала), каждому из которых она в какой-то мере «принадлежала». Себя она выставила бедной жертвой изнасилования. Сун Цютун жаль, у нее были веские причины — но методы показательны.
8Сун Цютун — 宋秋桐 (Sòng Qiūtóng) — Осенний тунг (дерево); Легкомысленная жатва.
Хуа Гуэй соблазнила ученика Павильона Тяньинь, чтобы тот выкупил ее из плена и впоследствии помог отомстить. Когда месть свершилась, Хуа Гуэй устроилась гувернанткой к дочери Главы Павильона. Где-то тут ее первый любовник-ученик умер. Странное совпадение, учитывая медицинские навыки матери Ши Мэя. Довольно быстро Хуа Гуэй обольстила Главу Павильона и стала его наложницей, а потом — единственной женой.
Соблазн как оружие наиболее успешен, если любовь не мешает ему. Любовь вмешалась в жизнь матери Мо Жаня Дуань Ихань. Чувства не длились долго. Но хотя бы ребенок получился удачным.
Правда, из-за этого ребенка Дуань Ихань и умерла. Не будь его — она так и пела бы в павильоне Сянтань.
…У самого Ши Мэя нет Комплекса Бабочки, потому что это преимущественно женский сценарий. Однако Комплекс жертвы у него все-таки есть.
Для того, чтобы прозревать незримое в психике другого человека и — шире — в любом встречном, нужно иметь супер-зрение, то есть зрительную меру, целиком превращенную в эмпатию. Только тогда получаемая и обрабатываемая ей информация будет правдива (лишена иллюзий). Ведь между тобой и другими фактически не будет разницы. Я — это Ты, а Ты — это Я.
Такого Зрения ни у кого из персонажей Эрхи нет.
Иллюзии, заблуждения, неверные интерпретации — это собственные непрожитые эмоции Зрительной меры, которые, как пленка, стоят между зрительным человеком и всем остальным миром. Эта пелена мешает видеть Другого, как он есть. И если такая пелена грубо рвется реальностью — она бьет по глазам, вызывает злость, разочарование и прочие негативные состояния.
Все эмоциональные связи между людьми стоят на зрительной мере. Зрительный вектор создал эмоциональное поле как таковое, дав доступ к нему всем прочим измерениям психики. Когда эмоциональные связи рвутся — Зрительный вектор впадает в стресс.
Чем сильнее стресс — тем большей может быть и потеря физического зрения, а значит — тем большей была эмоциональная утрата. Уровень потери зрения зависит от размера оборванной эмоциональной связи.
Какая же эмоциональная связь оказалась безвозвратно оборванной, если Ши Мэй сам лишил себя глаз?..
…Мне кажется, это связь с Чу Ваньнином. Учитель все равно бы все понял, не в этот миг, так в ближайшее время. Ши Мэй не знал, простит ли Ваньнин Мо Жаня, но был уверен, что сам он прощения не достоин. Так что это было прощание.
Его старшая версия — Хуа Бинань — смотрел на вопрос иначе. Он не чувствовал за собой никакой вины. Поэтому сохранил и зрение, и иллюзии.
* * *
Известно, что Хуа Гуэй, мать Ши Мэя, воссоздала Цветок Восьми Страданий и Вечной Ненависти. Он может быть выращен только представителями расы демонов. Чтобы вырастить Цветок, садовник должен поливать его бутон своей кровью в течение десяти лет, а затем оставить в нем частичку своей души. Цветок пускает корни не в почве, а в сердце обманутого «носителя», куда внедряется с помощью заклинания.
Укоренившись в сердце человека, цветок медленно пожирает его доброту и память, преувеличивая обиду и ненависть. Но из-за частички души демонического садовника носитель цветка влюблялся в него. Ядовитое оружие под заклятием соблазна готово.
Этот цветок был принесен в мир людей Гоученем Шаньгуном тысячи лет назад, когда раса демонов бродила по земле рядом с людьми. Гоучень был наполовину богом, а наполовину демоном-дегу — Костяной Бабочкой. Так же назывался и его клан: Красавицы дегу.
Как могучий демон Гоучень создал Три великие техники, отражающие способности демонов пронизывать небеса и землю. Но позже посчитал их катастрофой. Он попросил небесного императора Фуси наложить на них запрет и разорвал секретные свитки на части.
Гоучень ненавидел свою демоническую кровь, так как был зачат против воли своей матери (какой-то Небожитель соблазнил и испортил Костяную Бабочку). Из-за этого Небесное царство никогда не принимало Гоученя полностью, он вызывал опасения. Оставалось бродить меж людей.
В своих странствиях Гоучень видел, как много страданий и вреда приносят людям демоны. Поэтому, когда небесный император Фуси начал войну с ними ради спасения человечества — Гоучень помог ему. Он выковал в своей смешанной крови Изначальный Меч Мира, что нес в себе природу демонов и богов. Им Фуси поверг демонов, загнал их в ловушку и запечатал ее Врата.
Так было создано Царство Демонов.
Гоучень Шаньгун сто лет провел на Небе рядом с Фуси, но все же подозрения относительно него были велики, невзирая на помощь. Так что Гоучень вновь спустился в мир людей, чтобы не выглядеть глупцом и сохранить лицо.
За это время Повелитель Демонов, не в силах простить предательство Гоученя, изгнал всю его расу Костяных Бабочек из своего царства и удалил ее из реестра девяти демонических родов. Отныне они никогда не могли восстановить свой статус, дать жизнь новым поколениям и вернуться домой: для них на Вратах демонического царства установили непреодолимый барьер. Теперь они стали называться Дверью Мученичества.
Это была кровная месть.
Вынужденные жить среди людей, Бабочки больше не имели доступа к источнику своей духовной силы и постепенно стали беззащитными.
Они ненавидели Гоученя, из-за которого их изгнали и обрекли на муки. Гоучень был занят Арсеналом оружия и не жаловал свой клан.
Шли столетия. Первый Повелитель Демонов, изгнавший Бабочек, был уничтожен, на трон взошел Второй. Он оказался более лоялен и дал Костяным Бабочкам разрешение вернуться домой.
Для этого они должны были принести жертву. И не одну. Чтобы проложить себе путь из человеческого мира в царство демонов, им предстояло построить до его Врат мост из добровольно принесенных в жертву живых людей.
Тех самых отродий, из-за которых демоны были преданы и заперты, и ради которых Гоучень Шаньгун бросил свой клан.
Однако ни один человек не отдал бы добровольно за демонов жизнь. А если бы такие и нашлись — их все равно оказалось бы ничтожно мало. Единственное, что могло помочь — утраченные и запрещенные техники Гоученя. Они могли пронзать пространство и время, поднимать мертвых и подчинять себе волю тысяч людей. А если бы людей все равно не хватило — их следовало взять из будущего (одна из техник открывает параллельный мир).
В результате подобного катаклизма человеческие миры — сколько бы их ни было — пришли бы в хаос, прошлое наехало бы на будущее и наоборот, а в районе Великого Разлома, образованного техникой, возник коллапс. Небесный Закон не может допустить подобное, так что на все содеянное непременно обрушится Кара Небес. Царству людей придет конец.
Да и наплевать, ведь План царства демонов именно таков.
Встать против члена своего клана — предателя Гоученя, нарушить запрет на использование его техник, оскорбить Фуси, вызвать Кару Небес. Тогда мир демонов снова примет Костяных Бабочек. Так подтвердится и возобновится их клятва быть врагами небесного императора.
Но на запретных техниках стояла печать Фуси, так что потомки демонов не могли пользоваться ими.
К счастью, они могли пользоваться другим подарком Гоученя, о котором он забыл. Цветком вечной ненависти. Человеку трогать запретные техники ничто не мешало, кроме предрассудков.
Смелая Костяная Бабочка Хуа Гуэй, освободившая своих сестер из рабства в ордене Гуюэ, обосновалась в палате потомков богов — Павильоне Тяньинь. Оттуда она смогла добыть информацию о давних временах, текущих возможностях, деяниях Гоученя, техниках и Цветке. И найти местоположение всех Костяных Бабочек, которых решила спасти.
Еще она ликвидировала Госпожу небесного Павильона вместе со всем ее кланом Янь. И стала женой Главы — новой Госпожой Тяньинь. Ей казалось, теперь она сможет обеспечить своему народу дегу безопасность, ведь слово Небесного Павильона было самым громким и окончательным. Но ничего не вышло. Так что оставался план царства Демонов с мостом жертв, апокалипсисом и Цветком.
Десять лет деля постель с нелюбимым мужем ради цели, Хуа Гуэй пестовала свой хищный цветок, кормила его кровью сердца и оставила в нем большой кусок души. Она следила за его ростом, гладила его нежную кожу и перед смертью дала ему последнее напутствие.
Как и Гоучень Шаньгун, он был полукровкой, прекрасной Костяной Бабочкой с божественной кровью. И также ненавидел часть своей природы: она связывала его с тем, кто совершил над его матерью насилие.
Как и великий представитель рода дегу Сун Синъи, что выжил благодаря скрытности, он мог жить в мире Заклинателей, не выдавая себя. И тоже звался благородной «яшмой».
Его имя — как и имя его создательницы — начиналось с иероглифа «хуа»: Цветок.
Хуа Бинань.
Беги.
Иди в мир, до которого нет дела ни богам, ни демонам, обрушь на него Кару Небес, выстели дорогу мученичества и никогда не останавливайся.
Примечания:
В даосском пантеоне обнаружились два Гоученя Шаньгуна.
Один — 勾陈上宫天皇大帝 — Гоучень Шаньгун, Владыка северной Полярной Звезды. Это арктический астеризм: рукоятка созвездия Малой Медведицы, которая, собственно, и включает полярную звезду. Среди четырех помощников нефритового Императора этот Гоучень считается покровителем Западной стороны северного полюса. (Остальные три помощника: Владыка добродетели Тай-И на востоке, Владыка долголетия Чаншэн на юге и Правитель севера Цзывэй).
Другой — 勾陈上宫南极天皇大帝 — Гоучень Шаньгун Южного полюса, Великий Небесный Владыка или Владыка южной Полярной Звезды. (Как можно заметить, хвосты у китайских фраз одинаковые). Он входит в группу «Четырех Владык», где небо противопоставлено земле, а юг северу. Группу составляют:
1) Хаотянь шанди (昊天上帝) — Великий Небосвод,
2) Гоучень шанди (勾陈上帝) — Небесный правитель Гоучень (южный),
3) Цзывэй шанди (紫薇上帝) — Владыка Запретных Пурпурных Небес (север) и
4) Хоуту-Хуандици (后土皇地祗) — Священная Земля.
Таким образом, один Гоучень связан с сакрализованным севером, где обитают только небожители, а другой — с темным и таинственным югом, который ассоциируется с миром демонов. Гоучень Шаньгун как бы раздваивается, отмечаясь в противоположных частях света. Так что, выходит, у него двойная природа.
_____________________________________________