Профессор Снейп вставал по заколдованному будильнику. Но, будучи человеком недоверчивым и везде чуя возможную измену, он приучил себе просыпаться ровно за десять минут до утробно рычащего звонка. Пронзительные звуки он изгнал из своей жизни вместе с последней женщиной, девять дет назад.
…В это ужасное утро, придя с утомительного и не менее ужасного раута, профессор Снейп свалился на кровать не раздеваясь. За окнами брезжил серый рассвет, и даже не глядя на часы, просто по запаху тумана, зельевар знал, который час: без семи минут шесть.
Без пяти шесть он провалился в черный и болезненный сон, полный губительного равнодушия.
Конечно, это должно было произойти хотя бы раз в жизни, даже если пострадавший – двойной агент редкого профиля.
…Он проспал.
- Утренний кофе, мистер Северус Снейп, сэр! – пискнул кухонный эльф у края простыни. И, поскольку реакции не последовало, подергал за складку.
- Поставь на пол и убирайся! – пробормотал профессор обреченно, натягивая покрывало до подбородка. Кухонный эльф подвесил чашку в воздух и вытаращил глаза.
- Мистер Северус Снейп сегодня не выйдет учить детей? У него необычный вид… Какая радость для Тринки, сэр! Мистеру Северусу Снейпу принести завтрак в постель?.. Он предпочитает пудинг и пончики с повидлом, или сразу ростбиф, сэр? Возможно, он завтракает фруктами? Тринки так счастлива, так счастлива услужить хозяину!.. Быть может, он даже вышел в отпуск?..
…Писклявое бормотанье сделало свое дело.
- Заткнись, перестань пялиться и иди вон… Который час?
- Десять минут восьмого, сэр!
- Что?!?
Дальше эльф последовал совету «хозяина» и голосу покровителя всех домовых эльфов - св.Эльма: он растворился в воздухе.
Профессор Снейп вскочил и сделал неожиданную вещь: ринулся к двери и запер ее на добавочное заклинание. Его истонченный слух улавливал шаги и подозрительные стуки в конце коридора, и даже голоса. Хогвартс проснулся.
После этого профессор Снейп открыл кран умывальника, одновременно ткнул палочкой в котел и одним глотком опустошил чашку кофе. Наполненный котел он отправил по воздуху на жаровню, а сам сунул голову под кран.
После этого, поливая пол капающей с волос водой, он распахнул четвертый из шести шкафов и прицелился. Но все равно снес рукавом все пробирки, встреченные на пути к кофейной банке.
Банку он отправил сыпаться в котел, на ходу заговаривая ее не жалеть порошка и подгоняя по латыни. Вслед за пачкой отправились приправы и уродливый корень имбиря.
Закрывая створку, профессор Снейп тщательно отвернулся, чтобы не видеть в стекле своего отражения.
На свои руки он тоже смотрел сквозь прикрытые ресницы, как бы не снисходя.
После этого он кинулся в крошечную дверь санузла.
По дороге он ожидаемо не вписался в косяк и вырвал из захвата свою мантию вместе с крючком, оставленным тут с тех времен, когда его посещал Люциус Малфой, предпочитавший мочиться без свидетелей.
Оставив дверь открытой и командуя на расстоянии процессом варки, он стащил через голову одежду. И чем меньше на нем оставалось слоев, тем больше ему делалось не по себе. И конечно, он пытался снять сюртук, не расстегнув манжеты (две минуты отборной брани). Мантия была в глине и кладбищенской грязи, но это дело обычное. Сюртук пропитался потом и засохшей смолой (ядовито!), и был порван по пройме. Рубашка оказалась в крови. Брюки свои профессор видеть не хотел и зажмурился.
Снятые вещи он пнул в угол, под архаичный змеевик.
После этого он погасил огонь под котлом, ориентируясь по запаху и бухтению воды. Судя по шипению, сделать это надо было на четыре секунды раньше.
В санузле профессора Снейпа висело квадратное зеркало в старинной раме, занавешенное черным шелком (остатки Люциуса Малфоя, в прошлом - кашне). Профессор Снейп так редко открывал его, что могло показаться, будто в жилище постоянно находится покойник. В каком-то смысле так оно и было.
Стараясь не смотреть на свои голые ноги, профессор открыл кран и встал под душ.
Он всегда знал, сколько времени занимает эта процедура у цивилизованных людей, ведущих активный образ жизни. Четыре минуты вместе с мытьем головы.
Но сегодня, поскольку так и так все было потеряно, он позволил себе удвоенный лимит.
Мыльная пена стекала по его плечам, щипала вчерашние царапины. Одна из них потребовала пристального внимания, и профессор изогнулся, изучая порез на боку. В свете двух парящих свечей, хотя и весьма сумрачном, он отлично видел свои мышцы и почти безволосое, упругое тело гончей, блестящее под струями воды. Нельзя сказать, что эта картина была ему привычной, так как обычно он наводил утренний марафет наощупь.
Острое колено в ссадинах вызвало в нем чувство сожаления, смешанного с обычным сарказмом. Уродливая черная метка, под которой вздулась вена, не вызвала ничего. Разве что лишний раз напомнила о цвете кожи.
Профессор вытянул левую руку. Потом согнул и пристально посмотрел на ладонь с раздвоенной линией ума. Лучше бы он на нее не смотрел.
Заложив руки за голову, он закрыл глаза и две минуты ощущал только бьющую в лицо воду.
Потом закрыл кран и вышел.
Взяв палочку, он провел ей над головой и торсом, полагая, что прочее высохнет само.
После этого он буднично снял с зеркала покрывало.
Две свечи подплыли и распределились по краям рамы.
Профессор приблизил к свету лицо и поднял волшебную палочку на уровень глаз.
Из стекла на него смотрел 37-летний человек с хорошо очерченным лицом, матовой светлой кожей и безжалостными глазами. От усталости они казались подернутыми темной поволокой. Брови и ресницы, словно они так и не высохли, были остры, длинны и черны. Нос с выступающей горбинкой за милю выдавал рафинированное происхождение, а тонкие изогнутые губы – поколения интеллектуалов и чернокнижников, которым закон не писан.
Профессор скривился – блеснули белые зубы.
С них он и начал.
Наложив желтый табачный оттенок на зубную эмаль, он добавил мимических складок у рта, отчего лицо стало выражать высокомерную брезгливость. И никакое другое выражение было не в силах ее перебить. Потом он утяжелил нос и нижние веки, с намеком на грядущие мешки, отчего верхняя часть лица начала намекать на несдержанность по части алкоголя, а то и на запущенные почки. После этого он изменил цвет лица. Особенно тщательно он колдовал над расширенными и засоренными порами в области ноздрей и скул.
После этого он занялся волосами. От блестящей копны цвета вороного крыла, которая тут и там норовила закрутиться в змеиный завиток, осталась прилизанная сальная скобка, неровно выстриженная и полная перхоти. Подумав и посмотрев на себя так и эдак, профессор убрал намек на седину – она добавляла элегантности и слишком выделяла глаза. Брови профессор тоже подправил – по цвету и по длине.
Потом он оскалился желтым зубом, поднял бровь и процедил: «Неподражаемо, Поттер!»
Потом снова приблизил лицо к стеклу и наложил на подбородок жирный блеск.
После этого он изменил цвет и форму запястий, пальцев и ногтей. Все это стало цепким, не очень чистым и вполне отвратительным.
Ссутулясь, он отступил от зеркала и поднял с пола черное покрывало.
- Ты не останешься пить кофе, Север?.. – с придыханием спросило стекло.
- Не с вами, мистер Малфой, - пробормотал зельевар склочно, по старой привычке.
- Но когда я снова тебя увижу?... Видишь ли, Нарси хочет…
- До свиданья, Люциус, - закрыл отражение профессор Снейп и бросился облачаться.
Зачерпнув из котла кофе, он открыл второй шкаф из шести и выкинул оттуда черные брюки, черные носки, черную рубашку, черный жилет, чернильный глухой сюртук (последний раз надевался на похороны) и одну из двух оставшихся мантий стандартного образца. Одновременно пить кофе и одеваться он привык еще в школе.
Когда все, что можно, было под горло упаковано, профессор Снейп влез в консервативные ботинки с квадратным носом, которые предпочитают противники парламентаризма, и снял добавочное защитное заклинание с двери.
Вторую чашку кофе он пил за столом, листая свои записи.
Под третью чашку кофе он выкурил сигару и просмотрел, сколько алхимических символов и химических формул он еще в состоянии рассмотреть в дыму.
После этого он запер дверь снаружи и, подволакивая ногу, кинулся в кабинет.
На повороте его чуть не сбила Минерва МакГонагалл, что было более чем странно. Что это ей понадобилось в его подземельях? Следит? Хорошо, что дверь всегда заперта!
- Мэм, - прокаркал Северус Снейп, - я чертовски спешу, что вам угодно?
- Но Северус, - поправила кожаную папку Минерва, - Вы не вышли к завтраку, и я подумала… И вы выглядите нездорово…
- Я выгляжу как обычно! – отрезал он. – У меня урок!
- Да ради Мерлина, я просто хотела вам сказать…
- Вы сможете мне изложить свои соображения за обедом. Или вы пришли похвастаться, что сняли с моих слизеринцев сотню баллов на первой паре? Это было бы оглушительно…
- Да какая муха тебя укусила…
- Не суйте нос не в свои дела!
- Вот именно, Северус, никаких дел. Я просто хотела вам сказать… «С добрым утром!»