Он никогда не кричал под Круциатусом. Во всяком случае, под моим. Но, сказать по чести, и под вашим тоже. В тот раз, когда вы напомнили ему, что служба вам и промедление - две вещи несовместные. Я ни в коей мере не хочу усомниться в вашей мощи. Но я, как ни жаждал, так и не услышал его воплей.
Его глухой стон напомнил мне совсем об ином, неподобающем, неуместном и, как выяснилось, не забытом. О том, что он вообще никогда не кричит.
Он никогда не кричит в постели. Во всяком случае, со мной. Но, сказать по чести, и с вами тоже. В тот раз, когда вы напомнили ему, кто диктует правила. Я ни в коей мере не хочу усомниться в вашей изощренности. Но я, как ни жаждал, так и не обратил ее на себя. Мне досталась лишь жалкая формальность.
А ему досталось первенство. Глупец, он им не воспользовался. Он презирает вас так же, как и меня. Молча.
Его бесстрастность - либо искусная броня, либо серьезный недостаток. Он никогда не проявляет своих подлинных чувств. Как и я. Но он сильнее.
Его злобная словоохотливость и приступы нудного критиканства - такая же маска, как и остальное. Он не испытывает и десятой доли того, что говорит.
Ненавижу его.
Неужели вы не видите, что он отступник? Как он может быть всецело вашим слугой, если голова его занята чертовым зельеварением, а души у него нет? Он может служить вам только плотью. И то ущербно.
Он обманул меня. Обманет и вас. Я ни в коей мере не хочу усомниться в вашей силе и проницательности. Вы, разумеется, правы: он не трус. Но он и не верноподданный.
Никогда им не был. Он служит только сам себе. Как и я. Но он непредсказуем. Подлая липкая манера ускользать в последний момент. Выходить сухим из воды, когда по чести пора бы захлебнуться. Когда все сделано, чтобы торжествовало возмездие. Он не знает, что такое последовательность. Ненавижу его.
Он плохой игрок. Но он умен.
Поразительный эффект дает сочетание дармового ума и чувственной атрофии. Разумеется, он контролирует себя. Потому что на его контроль ничто никогда не покушалось. Он невосприимчив. Даже в отношении меня. И, как ни опасно это говорить, даже в отношении вас.
Вам не удалось.
Я буду рад, когда вы это поймете.
Разумеется, я не отправлю вам это письмо. В отличие от него, я весьма сильно кричу под Круциатусом.
* * *
У него не было никаких шансов стать ненавистным мне. У него вообще не было шансов быть для меня заметным. Заморыш из бедной семьи, жмущийся по углам. Он не мог даже ответить на насмешку. Его тяжелое насупленное лицо делалось от злобы еще более уродливым. Я познакомился с ним в школе, и тут же забыл его имя. Мы учились на разных курсах, и ни в одном из моих планов его не было.
Он был отщепенцем. Он не любил квиддич. Он вечно сутулился. Он был самым дурным собеседником и самым темным пятном на лице нашего факультета. С ним никто не хотел спать в одной спальне. Он него пахло едкими смесями. Его ладони были в сухих белесых пятнах, словно он вытирал ими драконью слюну.
Он был мне глубоко безразличен. Даже смеяться над ним было ниже собственного достоинства. Он все пропускал мимо ушей.
На старших курсах он стал одним из первых учеников, но популярности это ему не прибавило. Он оформился в надменного бледного педанта, с которым невозможно было иметь дела. Я был старостой курса, и желал к себе подобающего отношения, но он единственный на факультете меня игнорировал, и это невероятно бесило. Чужой успех был ему как заноза. Он ничем не интересовался. Ни с кем первым не заговаривал. Между ним и остальными всегда было некое физическое расстояние, и ни одного фактора, чтобы его невзначай сократить - ни общих тренировок и толкотни в душевых, ни лестничных пробок, ни общих застолий, ни занятий за одним столом. Нельзя было и представить, что его можно случайно коснуться, передавая книгу в библиотеке, стакан сока в Большом Зале или столкнувшись в коридоре - он никогда не оказывался в сутолоке, предпочитая опоздать, всегда садился поодаль, окружая себя широкой полосой неприкосновенного личного пространства. Он был неприкасаемый. Казалось, он сам прекрасно знает, что от него идут едкие миазмы, убивающие на метр вокруг все живое. Но наш декан отчего-то все ему прощал. Пропуск лекций. Увлечение Черными Искусствами. Игнорирование любых общественных дел. Резкие выходки в адрес сокурсников - они постоянно проклинали его, и его имя заполнило нашу гостиную, она пропиталась им, как и запахом его смесей. Его появление там вызывало тягостное молчание, потому что он научился отвечать на насмешки унизительно и азартно. Казалось, его положение факультетского пугала не только безразлично ему, но и словно бы дает ведомое одному ему наслаждение. Если его не трогали - он нарывался сам. Его глаза загорались нехорошим, опасным огнем, когда он вынужден был защищаться. В них горела патологическая радость. Это более прочего вызывало отвращение. Как любое уродство. Когда чаша общего терпения была переполнена - оказалось, что укусить его невозможно. Его невозможно было даже избить в туалете для мальчиков, потому что он имел статус неприкасаемого. Никто бы не поручился, что после этого его руки не покроются волдырями размером с куриное яйцо. Его покинули соседи. Лишь тупицы с Гриффиндора задирали его от нечего делать - но их укусы не приносили им ровно никакого результата. Кроме странных пищевых отравлений и разного рода сыпей. С него же все сходило, как дождевая вода. У него образовалась собственная лаборатория, где он мог делать, что вздумается. Но его воображение было слишком куцым. Единственной его страстью была алхимия.
А с ней не повеселишься.
* * *
Меня свела с ним случайность. На шестом курсе во время Святочного бала созданный моими трудами клуб - клуб ваших тогда еще поклонников, а не слуг - праздновал свою легализацию. Среди нас только он был случайным человеком, попавшим в клуб лишь по праву крови и происхождения. Но в нем никогда не было ничего аристократического. Если бы вы могли видеть его моими глазами, вы ни за что, ни за что не упрекнули бы меня в несправедливом к нему отношении. Он не умел наслаждаться жизнью, не умел быть центром внимания, не умел поддержать светскую беседу, не танцевал, не читал газет, не писал и не получал писем из дома, и никогда не смеялся. Он не уважал ни себя, ни своего имени - всегда в заляпанной, ветхой мантии, с разоренной головой, запущенный, как зацветший пруд. Он не имел белых рубашек и надевал факультетский галстук раз в году - оттого, что все это моментально становилось черным и грязным. Он даже не носил предписанной правилами формы. Словно брезговал. Но на самом деле у него не было средств, чтобы одеваться, как мы. Весь вечер он проторчал у стены в своем единственном выходном синем жилете, который был бархатным, вероятно, при жизни его прадеда, и достался нынешнему обладателю облысевшим. Мы были рады, что он держится особняком, и не портит общего веселья.
К концу вечера мы все были слегка не трезвы, и я не помню момент, когда играли на желание. Мы написали свои заветные желания на кусках пергамента и смешали их в шляпе декана, и каждому потом предписывалось сделать то, что он вытянет. Я очень рассчитывал, что мне достанется поцелуй мисс Хогвартс или утопление в туалетном бачке ловца Гриффиндора, но мне выпало «Высший балл на ТРИТОНах по Зельеварению».
Это довольно глупо, но та дурацкая записка привела меня в ярость. Ничего менее желательного и более нелепого к Рождеству нельзя было придумать. Я терпеть не могу ни зелий, ни их составляющих, ни пятен на одежде, ни запаха лягушачьих кишок.
- Какая сволочь это пожелала? - спросил я.
- Это моя мечта! - изрек Макнейр. - Отец сказал, без высшего балла по ТРИТОНам не видать мне поездки в Барселону. А там бычьи бои.
- Написал бы «поглядеть бычьи бои», придурок!
- Сам придурок! Думаешь, я хочу их смотреть? Знаешь, каково это - завалить своими руками тамошнего быка?
- Представляю. Но теперь придется об этом забыть. Тебе не сдать.
- Тебе тоже.
- Да ну?
- Ладно, не ведись.
- Сам не ведись!
- Прости, мне, правда, не хотелось, чтоб у тебя был поганый семестр.
- Посмотрим! До экзаменов куча времени!
- Спорим на двадцать галеонов, что ты провалишь ТРИТОНы.
- Спорим, что я сдам зелья и ты утрешься?
- Разбейте.
- Только не говори мне, что ты готов ради этих грошей учить алхимию.
- Тебя нужна оценка в аттестате? Ты ее увидишь.
- Я тоже могу там нарисовать что угодно!
- Да сдам я чертово зельеварение! Мне как раз не хватает двадцать галеонов на трость-с-секретом.
Я предполагал, что если обращусь к нему за помощью - к нему, стоящему у стены в своем лысом жилете и смакующему собственную нелепость - мне не будет отказа.
Зачем я пишу вам это письмо? Осуществляю вассальное право. Вы - повелитель наших чувств и мыслей, должны знать, что занимает их, помимо страха перед вами. Сам он вряд ли напишет вам хоть строку. Не имеет понятия о вассалитете.
...Когда я заговорил с ним в конце вечера, я знал, что это будет самый яркий день в его жизни за последние семь лет. Его черные глаза вспыхнули. И даже отвратительный насмешливый тон, которым он выразил свое презрение к недоразвитым выскочкам вроде меня, не мог обмануть: его черные глаза вспыхнули - и я был тому причиной. Я впервые взял его за руки, потому что этот барьер следовало преодолеть. Если я был намерен заниматься с ним вместе - надо преодолеть его неприкасаемость, не так ли?
Он не был похож на вязкий студень или тестраловы мощи - на все то, что обычно подразумевалось под словом «Снейп» - нет, он был вполне обычным, мои пальцы обхватили ясно различимый под тканью бицепс нормальной человеческой температуры. И тотчас их окончания закололо сотней игл - от его тела шел ток, мощный ток огромного напряжения, он был весь намагничен, и словно искрил. Даже из его лба, когда я уперся в него, шел ток, как из открытого крана - пока он цедил свой неубедительный сарказм и парировал мои реплики. Он цедил, а ток шел. Ощущение моей власти над ним в тот миг было фантастическим. Я понял, что он уязвим.
В этот момент придурок Нотт налетел на меня, проходя мимо, я развернулся, и у того от неожиданности выскользнул из пальцев бокал. Не помню, может, я задел его за локоть. Может быть, Нотти был пьянее меня. Он разбил бокал, и облил нас. На моем черном плаще это никак не сказалось, но на знаменитом лысом жилете расцвело темное пятно. Такое же безобразное, как его обладатель. Он ничего не заметил. Ничего. Он смотрел мне в лицо, и у меня созрел план. Простой план поставить его на место. Помню, я пожалел, что не написал это желание на пергаменте и не бросил в общую шляпу.
Удивительно, мой лорд, смотреть назад. Теряются во времени причины поступков. В молодости хочется жить, а не понимать, и лишь с возрастом чувствуется гибельное родство этих двух процессов. Не знаю, когда наступит мой средний возраст. Даже это письмо я не могу рассматривать иначе, чем опасную шалость.
Разумеется, тогда, в Хогвартсе, все тоже не шло дальше школьной шалости. Создать хитрую ловушку - и посмеяться, когда в нее угодит зануда, кичащийся собственным умом. Я полагал, что мне удастся купить его доверие серьезным отношением к его любимому предмету и подначить на изготовление какого-нибудь опасного состава. Тщеславие - одна из лучших пружин для достижения своих целей, не так ли, мой лорд? Я думал сыграть на его самомнении, чтобы в итоге у него что-нибудь взорвалось, желательно - вместе с лабораторией, и тогда прощай, привилегии, прощай, слава первого ученика, здравствуй, скандальный провал и общая спальня, где он не будет столь неуязвимым. Картины разоблачения были очень яркими, и я чувствовал себя великолепно.
Весь наш кружок, куда он носа не показывал, знал об этом - и ликовал. Мне помогали достать редкие книги и различные ингредиенты - для демонстрации глубокого уважения к зельеварению. Скрывать свои планы было немыслимо - прикипев к лягушачьим кишкам, я не избавился бы от насмешек, а так это быстро превратилось в одно из общих «темных дел» нашего Клуба.
Вначале все шло прекрасно. Перед моей первой консультацией - накануне каникул - мы спешно уединились с Макнейром, Лейстренжем и Гойлом, чтобы найти то, что его точно заинтересует. Никто не знал его возможностей и интересов, и кроме Макнейра не ориентировался в зельях.
- Это самое, - сказал Лейстренж. - Приворотное зелье по рецепту вейл. Самое ему то.
- Ага. Ему же за так никто не даст.
- Нет у вейл никакого рецепта, - пробубнил Макнейр. - Они сами вроде рецепта.
- Ха-ха-ха, - догнал Гойл. - Представляете - Снейп-с-вечно-расстегнутой-ширинкой?
- Мне жалко школу.
- А что? Вполне перспективно.
- Кстати, о! Надо его приворожить к кому-нибудь, представляете - Снейп-в-соплях-от-неразделенной-страсти? Умора.
- И что? Думаете, он не в состоянии это чисто сделать?
- А что ж до сих пор не сделал? Ему ж за так никто не даст, мог бы и того. Попользоваться.
- Может, он рецепты не знает. Или они на нем не работают. Представляете - он все пьет, а ему все не дают.
- Как же, не знает, - скривился Макнейр. - На седьмом курсе приворот в зимней сессии.
- Тогда это его, наверное, не привлечет...
- У него от этого ничего не взорвется! Давай, Макнейр, думай.
- Взрывается легкая фракция старого перегноя, смешанная с апельсиновым соком, - изрек Макнейр.
- Какая, какая фра..?
- Ну, светлая такая выжимка, сильно воняет.
- И где ее используют?
- В чистящих смесях. Набор для чистки метел.
- Ну, это нашему зануде вовсе не нужно.
- Чистка одежды? Чистка волос? Вечный очиститель? На перегное.
- Проще капнуть ему в метельный набор сока - и дело в шляпе.
- Нет. Во-первых, у него метла убогая, и он ее не чистит. Во-вторых, взорвать ему - это противоправное хулиганство, и совсем не то же самое, если взорвет он сам.
- О! Давайте подарим ему метлу на рождество, от членов Клуба, вместе с набором! И тогда...
- Что, дальше метел мозги не идут? Заклинило?
- Ну, это самое. Противозаконные зелья. Если есть.
- И что - они все взрываются?
- Необязательно. Но ведь тогда это уже будет и не надо, так?...
- Ага. Если он возьмется за противозаконное зелье, и мы это докажем - ему крышка.
- Лейстренж? У тебя отец в департаменте правопорядка?
- Не знаю ничего. Это самое. Полиморфное зелье. Или нет. Его, вроде, еще не запретили.
- А что там точно запретили? Черную магию?
- Во-во! Что-нибудь про вампиров!
- Что про вампиров? Снейп - вампир? Думаешь, оно ему надо?..
- Да он сам, наверняка, уже того... типа того. А что? Точно.
- Крови, крови ему!
- Ага. Было бы надо - он бы из нашего Клуба не вылазил!
- Ты видел, с какой мордой он сидел на последнем сборище? Словно он от скуки сейчас в обморок упадет. Типа, вы тут детки, а я отец.
- Выделывался!
- Погодите. Где наша Книга? Ну - наша Книга?..
- У Нотти.
- Там точно есть какой-то раздел по черной магии.
- Разве?..
- Точно тебе говорю.
- Нет там ничего, - сказал Макнейр. - кроме всяких обычаев. Бычье сердце.
- Что бычье сердце?
- Сожрать. Сила быка. Убить и сожрать.
- Забудь, Макнейр, ты завалишь ТРИТОНы, и не покушаешь.
- Зато ты мучаешься, и мне приятно.
- Я не мучаюсь, я развлекаюсь. И сейчас иду к Нотти.
Это была отличная идея. Заарканить Снейпа, не вызвав ни малейших подозрений, потому что Книга была клубным артефактом. Я специально пересмотрел ее и нашел место потемней. Надо сказать, если б не Лейстренж - мне и в голову бы не пришло искать в ней подобие практических указаний.
И все же я вовсе не был уверен, что аркан затянется. Утешало одно - если Снейп сорвется с крючка, я расскажу об этом много интересного.
* * *
...Когда я возник на его пороге, одетый как образцовый ученик, с бутылью отличного коньяка и жаждой откровений во взоре, я потешался. Я был молод, азартен, успешен и обладал титулом «Принц Слизерина». На свете не было человека, способного в чем-либо мне отказать. И, разумеется, этим человеком не был астеник Снейп.
Он разыграл свою роль как по писанному: привел меня в свое подземелье - которого, я надеялся, он весьма скоро лишится - прочитал нудную лекцию о зельях, вперился в Книгу и моментально заглотил наживку. По плану мне следовало ни на шаг не отступать от него - ассистировать и запоминать частности, дабы было, что потом излагать комиссии по расследованию незаконного колдовства. Он принял мою помощь безоговорочно, чем еще сильней упростил задачу. Я практически вырвал у него обещание изготовить жуткий состав - и здесь все пошло не так.
Он умен, мой лорд. Но он плохой игрок. Всегда был напрочь лишен легкости.
Он разбирался в предмете лучше, чем в людях - не только в алхимии, но и в Черном Искусстве тоже. Он учел чертовы солнцестояния, суточный ход планет, силу ингредиентов, и выяснилось, что изготовление состава нам надо начинать немедленно. Немедленно - или полгода спустя. То есть на летних каникулах. После того, как он официально закончит школу.
Сказать по чести, дальше вырывания обещаний я на первый раз ничего не планировал. И с огромным наслаждением отправился бы писать друзьям об успехе мероприятия. О! Там было что порассказать. Наш педант под маской безразличия обладал сознанием девственника, и от его приступов смущения, от дрожи в руках - которые я проникновенно сжимал, и в коленях - которых я невзначай касался, от машинально кривящихся губ, на которых я задерживал взгляд чуть дольше, чем следует - от всех этих щелей в его броне меня охватывало опьянение. Он был не просто уязвим, он был практически беззащитен. Знал, что он урод, и не понимал, с чего ему привалило внимание слизеринского принца. Это было более, чем комично. Я не забыл о Снейпе-с-вечно-расстегнутой-ширинкой, и намерен был немедленно поделиться наблюдениями. Но вышло, что надо было не наслаждаться, а колдовать.
Разумеется, вы понимаете, о каком составе и о какой магической операции я говорю. О Черном Ритуале и том самом зелье Преображения Крови, которое вы попробовали - оно сделало вас бессмертным. Теоретически. Которое я принес вам, которое я инспирировал, для которого я достал каждый ингредиент. Идея приготовления которого пришла мне в голову - мне, а не ему. Которое без меня бы не состоялось. Вы же не собирались тогда это делать сами?
Смогли бы вы сделать его сами?..
А он, как ни противно постоянно об этом помнить, все доводит до конца.
И вы никогда, никогда не желали знать, почему я всегда готов был пожертвовать ради вас Снейпом. Почему я это делал. С чего все началось.
...Сейчас я думаю, что с любопытства. Я хотел знать, по каким правилам он играет.
* * *
Я сделал все возможное, чтобы было о чем рассказать друзьям после каникул. Ритуал словно специально был создан для того, чтобы прибавить мне власти над Снейпом. Над отвратительным Снейпом - у кого тело всегда жило отдельно от головы. Я удивлялся, как такое может быть, чтобы к такой заумной, изобретательной и развитой голове прилагалось такое зажатое, неуправляемое тело. Оно предаст его, понял я. Непременно предаст, и я этим воспользуюсь. Потому что трудно, знаете ли, жить рядом с тем, что вас невероятно бесит.
Он послал меня за какой-то дурацкой землей, и когда я вернулся - меня ждал подлинный сюрприз. Он очертил защитный круг прямо в комнате, запер дверь заклятьем, и мы оказались в клетке. Потом он сказал одно слово, отозвавшееся в моих ушах, как победная музыка:
- Раздевайся.
...Когда вы спрашивали меня впоследствии, как готовилось это зелье, я по праву знатока описал вам каждый этап. Я рассказал все, кроме того, что было для меня важным.
Важным была только моя игра - и Снейп в центре нее. Это был договор о взаимном сопротивлении. Он делал над собой большие усилия, чтобы не приклеиться ко мне глазами, пока я неспешно избавлялся от одежды. Уверен, он никогда не видел чужого тела во всей красе. У него дрожали пальцы, когда он боролся со своими пуговицами. Я не знал, что у него на уме, и не знал этого раздела ритуальной магии, его не проходят в школе. Поэтому я копировал его действия. Я напряженно ловил каждое движение, чтобы не дать промах, и в результате достаточно рассмотрел его, вполне развитого и вполне жалкого, чтобы воображение подсказало развитие событий.
Дальше - лучше, он нервно запахнул мантию, и мы оказались бок о бок в центре круга, нарезая и бросая в котел ингредиенты, разделенные лишь тонкой прослойкой ткани, и я постоянно ощущал спиной, плечами, коленями его живую, напряженную плоть, источающую ток. Она мелькала в расходящихся полах, вынуждая его натягивать материю там и здесь. От него шел жар. Он бормотал какие-то указания, но они казались лишь средством борьбы с ситуацией и собственной нелепостью. Если бы я хотел, он запорол бы свое зелье как первокурсник. Но нужно было думать о слежке. Финал был неожиданным - он поднялся на ноги, вскинул руки над котлом, и пустил себе кровь.
Он ударил себя в грудь ножом, словно она была сделана из резины. Одним длинным, равнодушным движением, лучше прочего говорящим, как он относится к своему телу.
Что-то изменилось, мой лорд - воздух в миг стал вязким и душным. Что-то пошло не так. Я вскочил и схватил его за руку - резко, необдуманно. Он перевел на меня пустые черные глаза, и я впервые содрогнулся. Потому что в них читалась только фанатичная преданность его делу. Не знаю, может ли он себя убить, но тогда в его зрачках я прочитал, что он убьет любого, кто встанет у него на пути.
Запомните это, мой лорд. На вас он тоже смотрел такими глазами.
Итак, фанатичная преданность делу. Это было неприятно. Я надеялся, что успел его зацепить. Я долго держал его за руку, чтобы понять, так ли это. Чтобы определить, кто владеет ситуацией. Кровь текла по его белой, не знакомой с солнцем коже, по выступам ребер, не приподнимаемым дыханием. Его рука была твердой и теплой. Он ничего не чувствовал, или делал вид. Немигающие глаза смотрели на меня без всякого выражения, как на пустое место. Я понял, что ненавижу его гораздо сильнее, чем полагал.
Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда я развернул его нож к себе. Я имел право участвовать на равных, разве не так? Не знаю, что он подумал. Он просто разжал пальцы, и тем дал понять, где он, а где я. За миг до того, как оттолкнуть меня подальше от священного варева.
Я не смог сохранить невозмутимость, потому что в его лице не было ничего человеческого. Никто и никогда не касался меня с таким выражением лица. Словно надоевшей вещи. Он понял это и отчеканил:
- Займите место ассистента.
И тут меня поразила страшная догадка. Унижая меня, он получает большое удовольствие. О, гораздо, гораздо большее, чем я.
- Что мне делать? - спросил я охрипшим голосом.
- Лечь на пол! - толкнул он меня вторично. Точным, сильным движением, которого я в нем не подозревал. Он знал, что делает. Вся его нелепая стеснительность кончилась, он совершенно преобразился. Словно вобрал в себя всю силу колдовской операции. От него шло ощущение огромной подчиняющей власти, каждая клетка его поджарого тела источала власть. Оно словно окаменело и увеличилось в размерах. Он был похож на перевернутый восклицательный знак - овал белого лица, провал затененной шеи, и белый столб торса, все остальное скрывала тьма. Древний ужас пробежал по моей спине мурашками. Я очень хорошо понял, почему Черная Магия запрещена. И очень хорошо понял, что хочу овладеть ей в совершенстве.
Я упал на ворох одежды. Он медленно надвигался на меня, неумолимый, бесчувственный, уверенный. Мое сердце бешено колотилось, подсказывая, что происходит нечто из ряда вон. А именно, что я не имею над ним никакого контроля, и препятствовать ему не хочу. Что, очевидно, я полностью готов к происходящему. Я хочу его силу, его знания, его мощь и его неуязвимость.
Меня хватило лишь на то, чтобы не дать ему торжествовать слишком рано.
Он навис надо мной, опираясь на руки. На его каменном лице, в прищуренных глазах и выступивших скулах читался приказ. Идущий от него ток колол меня от макушки до ступней. Он ничего не говорил, но все было очевидно. Если я заартачусь, он сломает меня, как печать на конверте.
- Я должен получить удовольствие? - скривившись, изрек я.
- Нет, - отрезал он. - Но пока ты не выделишь последний ингредиент, мы останемся в этой позе.
Последним ингредиентом была сперма. Не знаю, отчего я думал, что все свои препараты он держит по склянкам в готовом виде. Я расхохотался. Он приблизил лицо. Черные волосы проехались по моей шее. Уголок его губ дернулся, и в этой гримасе было столько же жестокости, сколько приветливости. Он безусловно владел ситуацией, и я сдался.
Я сдался, в тайне жалея, что поступаю добровольно. Ему следовало попотеть, ломая мое сопротивление.
Впрочем, он и так тяготел к усложнению процесса, все время сверля меня своими черными глазами, словно любопытный экспонат, и вынуждая представлять картины тотального разврата, чтобы не ударить в грязь. Хуже того, чтобы сразу послать его с его представлениями о колдовстве (и прекратить таким образом игру, толком не начав), было только не суметь равнодушно выжать из своего юного организма все его мощности назло противнику. В конце концов, это была просто техническая задача, а любые технические задачи принц Слизерина решает безупречно.
Но не могу сказать, что легко. Единственным источником вдохновения служила только общая атмосфера некого святотатства и мое воображение, в котором разворачивались архаичные сцены массовых убийств. Ни о женщинах, ни о милых непристойностях под взглядом Снейпа я думать не мог. Он сделал наше положение еще более целомудренным, чем две сошедшиеся часовые стрелки. Он никак мне не помогал.
Но и не мешал. В тот раз, когда я был тому свидетелем, он также вел себя и с вами. Сверлил глазами с этой недоверчивой ухмылкой. Оценивал предложенные возможности. Присутствовал - но не участвовал. Провоцировал инициативу. Вас это, как я помню, чрезвычайно возбудило.
Впрочем, тогда я предпочел закрыть глаза. Я не видел его. Только слышал. Мне не нравилось то, что я слышу, мой лорд - потому что я не слышал ничего. Даже дыхания. Его сердце билось ровно и глухо, как маятник. Еще бы, ведь он всего лишь занимался добычей препарата.
Это дезориентировало и, как ни неприятно было это осознавать, оскорбляло.
- Кто-то из нас должен получить удовольствие? - повторился я.
- Думай о себе! - отрезал он.
Я никогда прежде не имел отношений с мужчинами, мне это не приходило в голову. Это было нечто из ряда вон. Слишком много грязи во всех смыслах. Слишком много пота, борьбы, грубости, поспешности, кряхтения и слюней. Слишком много неловкости, которая всегда напоминала случку гиппогрифов. Ужасающие подготовительные процедуры, колючая щетина, пятна на одежде, запах крема для бритья, использованного не по назначению. Ненавижу пятна на одежде. Липкую кожу. Животные вопли. Ненавижу вес чужого тела. Ненавижу, когда кто-то в горячке защемляет мои волосы. Когда я кому-то что-то должен. Ненавижу вкус спермы.
Здесь все было иначе. Настолько иначе, что проходило сквозь сознание, как сквозь решето.
В нашем положении было что-то, что постоянно от меня ускользает. Что-то очень важное. Знаковое. Не могу найти слово. Классическое? Иероглифическое? Архетипическое? Символическое? Волшебное?..
Я, предоставленный сам себе, вырастал сквозь арку его рук прямо из его солнечного сплетения. То, что находилось ниже, было единым плоским существом, и разделению не подлежало. Раздвоенный язык змеи.
Немой, он только раз издал звук. Полувыдох-полустон, невесомый, мучительно личный - когда все было закончено. И этот звук издал не я. Арка рук подломилась, и части языка сошлись.
Они сошлись, словно никогда не распадались. Их распадение было бы теперь противоестественным. Все мои выпуклости и впадины совпали с противоположными пустотами и рельефами без зазоров. На мои ребра лег прогиб диафрагмы, ключица вошла в углубление между кадыком и подбородком, глазная впадина приняла надбровную дугу. Не знаю, какого цвета были наши общие волосы. Мы были не просто подогнаны и впечатаны друг в друга - мы были скреплены.
Есть всего два типа кожи - бархат и атлас. Моя - атлас, как и большинства моих знакомых. Она бывает холодна, как рыбий бок, или горяча, как полированная сталь нагретого сосуда, она сияет отраженным светом и столь гладка, что никакая грязь не задерживается на ней. Бархат крайне редок - он впитывает любой свет и любые тени, ничего не отражая, не бликуя, не нагреваясь и не охладевая, он поглощает любую грязь, оставаясь неизменным. Я всегда мысленно сравнивал Снейпа со скользкой змеей. Я ошибся.
* * *
Пожалуй, я все же отправлю вам это письмо. Потому что здесь есть нечто о вас и обо мне - оно мелькает, не проявляясь, потому что я не могу найти для этого слова. Не могу схватить ускользающую мысль. Но она крайне важна, мой лорд. Может быть, это мысль о том, чего я ждал от вас, и чего вы были дать мне не в состоянии. Может быть, она о том, что для меня в действительности открыл Снейп, во что он меня посвятил, ничего не смысля в том сам - и конечно, это было не зельеварение. Так бывает, мой лорд, когда мы читаем чужие письма и понимаем, о чем они на самом деле написаны, в то время как втянутые в переписку люди находятся в заблуждении. Может быть, это мысль о том, что люди больше, чем они кажутся, и их незримая часть важнее или лучше явной. Может быть, это мысль о том, что вы всегда будете для меня вторым и худшим подобием первого опыта. Настолько худшим, что я, пожалуй, не отправлю вам это письмо. Хотя я желал вашу мощь, вашу власть и ваш опыт. Мне была явлена некая дорога, и она сулила невозможное.
Но Снейп мог идти по ней, а я - нет. Хотя делал все то же самое. Даже вы, которому ничего не стоило - и то сопротивлялись. Мне. Но не ему.
Я знаю, что этот путь - путь прямого получения чужих знаний и сил - не только официально признан в определенных разделах магии, но и весьма прост в исполнении, он не должен давать сбои. В случае со Снейпом результат был безукоризненным, потому что когда он поднялся - я чувствовал себя легким, знающим и неуязвимым. А он был опустошен.
Но тогда это меня не занимало. Меня занимал факт, что ни морали, ни запретов, ни половых предпочтений для него не существует. То, что он более уверен и холоден во время этой импровизированной близости, чем во время чувственной игры на расстоянии. Меня занимало то, что я не выяснил предела правил, по которым он может играть. Все, что я понял о нем, только запутало дело. Прежде я ориентировался лучше.
Он ничего не получил - собрал свой трофей лезвием ножа и бросил в котел. Может быть, так и надо. Ведь он всего лишь добывал свой препарат. Вряд ли символические и ироглифические картины имели для него значение, он мог их вообще не воспринимать.
Он добился того результата, которого желал - и отвернулся от меня. Котел был важнее.
Я созерцал его сгорбленную спину, пока не решил тронуть за плечо. Хотел услышать уважительные слова в свой адрес.
- Что вам угодно, мистер Малфой? - резко отозвался он, не повернув головы. - Ваша основа готова.
...Так мне стало очевидно, что великовозрастный умник Снейп понимает в происходящем гораздо меньше моего. Он полагает, что можно отрицать очевидное. Или хочет сохранить язык змеи разделенным.
- Север, - потянул я рукав его мантии. - Север...
...Мне нужно было посмотреть в его лицо, чтобы понять, насколько я продвинулся за этот вечер. Может быть, я надеялся увидеть в его лице не только сосредоточенность, но и тень полувыдоха-полустона, мучительно личную, и оттого мне необходимую.
- Прощайте, мистер Малфой, - встал он. - Спасибо за сотрудничество.
Я ненавидел его лютой ненавистью. Бесчувственная, заносчивая скотина. Он использовал меня, а не наоборот.
И, что немаловажно, он умудрился лишить меня возможности всласть посмеяться. Потому что теперь фраза «Ему за так никто не даст» резала слух. Отвратительное положение, которое должно было быть исправлено в самые короткие сроки.
* * *
Ужасно, если все произошедшее дойдет до чьих-либо ушей, - думал я. Я не знал, могу ли ему доверять. А вдруг он сам захочет изложить историю «Я и староста курса под Рождество», особенно в своей излюбленной уничижительной манере? «Вы знаете, я тут даю частные уроки варки зелий... И знаете, кому? О!.. И знаете, чем он мне платит за занятия? Довольно бездарно, впрочем, однако не лишено приятности...» Весь следующий день я провел очень дурно, утешаясь лишь тем, что все сокурсники на каникулы разъехались по домам. В Хогвартсе нас по большому счету осталось двое.
Теперь уехать домой я не мог. За обедом я напросился на повторную консультацию, прикрывшись нуждой в его конспектах. Меня неприятно поразило его поведение за столом. Хотя, с чего бы я мог взять, что Снейп бывает приятен? Но его дневная трапеза превзошла все ожидания - он, ни разу не взглянув в мою сторону и даже не поздоровавшись, ковырялся в тарелке с гримасой такой брезгливости на лице, словно рядом лежал гной. Это выражение лишь усилилось, когда я нагнал его в дверях Большого Зала. Совершенно очевидно, что этим гноем он считал меня - после вчерашнего. Никто не считал - а он считал. Я мог еще подумать, что заблуждаюсь, но он сам подтвердил: «Отчего ты до сих пор не в своем поместье, Малфой?» Словно я в одночасье превратился для него в прилипчивую муху. Мое вежливое напоминание о его записях, обещанных накануне, разбилось о слова: «Концепция изменилась. Ты их не заслужил».
Это развеяло последние сомнения. Все, что я хотел, надо было у него заслужить.
Как именно - напрашивалось само собой.
Я внес в свой план коррективы, исходя из сделанных наблюдений. Я знал, как можно пойти на поводу, оставшись в большом выигрыше. На интеллектуальном поле он был сильней меня. Но было нечто, чем он не владел.
Весь вечер я писал письма друзьям и членам «Клуба Крови», излагая свои успехи по ликвидации Снейпа в самом выгодном и искрометном ключе. Пока меня не опередили. Всегда надо успеть заручиться поддержкой верных вам людей, не так ли, мой лорд? Выигрывает тот, кто владеет опережающей информацией.
Когда я отправил последнюю сову, была глубокая ночь. Прекрасное время для неожиданного визита. Настроение сильно улучшилось, и план оформился. Если вам кажется, что вы плохо защищены - нападайте.
Я надел личину искусителя и отправился к Снейпу прямо в логово, воспользовавшись паролем. Хогвартс был пуст, и немногие его обитателя давно спали, включая дотошного завхоза, помешанного на ночных инспекциях коридоров.
С невозмутимым видом я возник на пороге заветной спальни, полагая, что проведу там время таким образом, что Снейп никогда не захочет даже подумать о том, чтобы открыть об этом рот. Я не сомневался, что это будет легче легкого - потому что понимал в происходящем больше него. Потому что я знал, что мы не только подогнаны, но и скреплены. Разделять соединенное магическим актом и самой природой опасно для жизни. Не только душевной, но и физической, вы неоднократно играли на этом, мой лорд, не так ли? Я хорошо изучил архивы Министерства и знаю, отчего смертность в наших рядах так велика. Отпавшая часть уничтожает себя сама, издыхает от голода. И никаких непростительных заклятий.
Поэтому Черная магия запрещена. Не напасешься контролировать людские взаимосвязи. Не напасешься терпения копаться в чужом белье. В собственном - тем более. А в особенности - если это делает кто-то другой. Ужас публичности - один из самых крепких страхов. Прекрасный рычаг. Черт с ней, с чужой лабораторией и незаконным колдовством. Личный стыд - вот оружие, способное уничтожить кого угодно.
Проклятый зубрила не спал.
Нет. Он сидел на кровати при зажженной свече и поджидал меня.
Я полагал, что он не сможет просчитать мой шаг. Что он отрицает саму его возможность. А если не отрицает - то наверняка боится самого себя. Но он не только его предупредил - он подготовил унизительную отповедь, давшую мне понять, с соперником какой силы я имею дело.
Я не намеревался столь скоро отступать, потому что помнил реакцию его тела на мое - и какое-то время мотал ему нервы, развалившись в кресле лаборатории почти нагишом. Безукоризненность моего положения как нельзя более соответствовала факультетскому титулу. Сидя на нищенском троне, я пил свой коньяк и бормотал приватные глупости, которые он прекрасно слышал со своей кровати. Я чувствовал идущие от него сквозь стену токи. Если он выйдет - он пропал, знал я.
Он вышел. Хмурый, раздраженный, закутанный в одеяло. Моргающие глаза щурятся на свет. Ничего от давешнего чародея, заклинателя подземных сил. Ничего от взрослого мужчины, который вчера смотрел на меня из-под днища темных зрачков. Ничего от того привкуса бессмертия и древности, которые накануне я чувствовал столь же ясно, как вкус шарлотки с корицей за завтраком. Я неожиданно вспомнил, что Снейп младше меня, он и в школу поступил на год раньше, чем следовало - его родители были рады избавиться от чада, совсем не похожего на нормальных детей.
«Ему шестнадцать лет, - подумал я, - и единственное, в чем этот подросток преуспел кроме варки зелий, это ложь самому себе».
Я напомнил ему, что он обязался меня учить, и я не прочь приступить немедленно. В моем воображении эта ситуация имела несколько решений, и каждое было в мою пользу. Но он меня обманул.
- Вы полагаете, - отчеканил он, - что я обязан снабжать вас всем, чем пожелаете, и терпеть ваши выходки только потому, что вчера вы имели глупость мне себя предложить?
...Ужасно. Мое положение было ужасным.
Потому что я вовсе не сторонник лгать себе. Только при этом условии можно успешно лгать кому-то другому.
Снейп видел, что я веду игру, и, не зная ее подробностей, понимал лишь конечную цель - его собственное, Снейпа, уничтожение. Поэтому он бил по всем направлениям, в надежде, что отобьет мне руки. Его инстинкт выживания был сильнее всего остального.
Это было нормально. Ужасным было то, что мой инстинкт выживания меня подводил. Потому что это не он - а я приплелся глубокой ночью в чужую спальню в таком виде, о котором сам не посмею раскрыть рта. Казус недостаточного основания. Не в женскую спальню, заметьте. И к кому? К уроду Снейпу, которому без приворотного зелья ничего не светит. Который источает едкие миазмы, на метр вокруг распугивающие все живое, к которому никто не прикоснется без содрогания. И почему? Потому что хотел его смутить? Не только. Окончательно обобрать? Выставить на посмешище? Увы, нет. Потому что хотел прикоснуться к чему-то очень важному, но постоянно ускользающему. И оттого, что находиться в слиянии с ним мне было приятно.
...Он никак не воспользовался своим преимуществом. Просто выставил меня вон из своей конуры, и мои мысли в первый раз пришли в смятение. Ничто не работало, я не мог его достать, грандиозный план трещал по швам. Разумеется, следовало ждать, что он не упустит шанс раструбить на весь колледж, кто из нас двоих диктует правила - о, разумеется, вне контекста.
Я мог бы спасти лицо только в том случае, если он будет молчать.
* * *
Каникулы прошли захватывающе, потому что, даже оказавшись дома, я лихорадочно продумывал тактику обороны, и потому что беспокойство в крови делает нас воистину живыми. Очевидно, именно благодаря этому беспокойству на Рождественском Балу у Блэков я так флиртовал с красоткой Нарси Блэк, что к утру оказался в ее постели. Не могу сказать, что впечатления были яркими, но я был так пьян, что это не имело значения.
Имело значение, что я легко справляюсь с женским полом, и мне будет чем крыть, если Снейп раскроет рот.
Перед отъездом из Хогвартса я сказал ему, что все произошедшее между нами за последние часы - не более чем шутка, одна из попыток скоротать время. Придают им значение лишь недотепы и идиоты, которых обычно поднимают на смех. Снейп сделал вид, что поверил. Однако рушить все плоды своих трудов я не хотел. «Не забудь, у нас после каникул Дело», - напомнил я. Он помнил. В качестве финального штриха я пригласил его в свое поместье. Это было довольно грубо - он насторожился, ни в грош не ставя мое благое намерение. Тогда я поправился, что приглашаю его не сейчас, а летом, после экзаменов. Совершенно не помню, что он ответил.
* * *
Мне повезло - Снейп решил до поры не распространяться о наших внеурочных занятиях. Он молчал весь последующий семестр так же, как молчит сейчас. Отвратительно усмехаясь. Очевидно, я все же сумел усыпить его бдительность и отбить охоту к легкому триумфу.
Со стороны наши отношения выглядели формально и не выходили за рамки обычных сплетен. Я высокомерно дерзил Снейпу в Обеденной Зале, библиотеке или гостиной, везде, где он попадался на глаза. Снейп огрызался.
- Ты сегодня зеленее обычного, Северус. Разлитие желчи?..
- Ты бледнее обычного, Люциус. Спермотоксикоз?
- Интересуешься?
- Сочувствую.
Он сидит в библиотеке, обложенный томами по волшебным травам, и списывает что-то на пергамент. Мантия на плече порыжела, словно ее облили кислотой. Черные волосы плещутся у щеки, их концы обожжены.
- Сочувствуешь? - вальяжно нависаю над столом. - Может быть, ты готов и помощь предложить?...
- Ступай на Гриффиндор, Люциус, - он переворачивает страницу. - Там понимающие ребята, всегда готовые помочь.
- Судишь по себе? - беру его за рукав.
- Жаждешь подробностей? - конец пера утыкается мне в запястье. Мне кажется, меня клюнула хищная птица.
- Нет, меня стошнит, - Я нервно смеюсь, отдергивая руку.
- Тогда отойди от моего стола.
- О, как категорично! Неужели, Север, я не заслужил права заниматься вместе с тобой?
- Отойди от моего стола. Меня вырвет. - Он захлопывает том.
Занятия по зельям продолжались. Я мог раз в неделю свободно приходить к Снейпу в лабораторию, и поскольку вел там себя образцово, он перестал защищать порог своей конуры. Пару раз я даже повалялся с учебником на его кровати, пока сам он корпел над котлом. Однажды я там задремал и пропустил ужин. С присущим ему равнодушием он меня не разбудил. Новостей для членов Клуба не было, потому что информацию о том, какого цвета у Снейпа простыни, сколько на них пятен, и растут ли у него волосы на груди, они уже получили. Общий ход замысла не претерпел изменений - Снейп готовит запрещенный состав с грязным перечнем ингредиентов, и когда процесс будет завершен - или почти завершен - я тут же пожалуюсь, куда следует, а друзья подтвердят, что меня использовали, применив Черную Магию ритуального толка.
* * *
Все шло степенно и по намеченному курсу. Пока в конце зимы вы, мой лорд, не дали знать о себе родной сестре моей матери.
Я, как вы знаете, всегда вел обширную переписку. Ваше появление на наших горизонтах было катастрофическим. Мой отец, который не разделял некоторых ваших убеждений, и который хорошо знал вас лично, спешно уехал во Францию. Его инстинкт самосохранения работал безотказно. Правда, о нем до сих пор нет никаких известий. Не знаете ли, почему?
Моя матушка, напротив, приветствовала грядущие перемены климата как обновление. Она писала вам, и даже встречала Вальпургиеву ночь в вашем обществе. Она писала и мне.
Многие члены Клуба стали получать похожие письма из дома. Можете представить себе, что творилось в головах и на наших клубных собраниях. Одуряющие перспективы. Мой дом и мнение моей матери многое значили для меня - и даже бегство отца значило много: вашу несомненную мощь, превосходящую чью-либо в нашем мире. Мой отец никогда никого не страшился. Я помню, кем он был для меня в детстве - молодой король из сказок, летящий на коне мимо отцветающих кустов сирени. Его белый камзол сиял на солнце, как знамя его Французской академии. Теперь он оказался цветом капитуляции. Перед вами. Не знаю, простил ли я его бегство. Назло его отсутствию я готов был броситься вам на шею. Именно тогда я постиг логику последних событий моей жизни, я уловил дыхание судьбы. Я понял, каким должен быть мой План в действительности. Каков будет его финал.
Никакое министерство никогда не узнает, чем занимается хогвартский студент, сбрендивший на зельях. Не нужно никого выселять в общие спальни и вообще мелко плавать. В конце семестра я подарю описанное вами зелье Вам - и вы отдадите мне свою расположенность, знания, власть и могущество. И тогда я смогу с любым Снейпом сделать что угодно. Что угодно.
Это было сродни вдохновению. Не помню того момента, когда факультетские или клубные интересы уступили место личным. Но именно в этот период я столкнулся с тем, что процесс постановки Снейпа на место полностью меня захватил. Меня более не устраивал формальный скандал или школьный бойкот - мне нужно было личное торжество. Это было важно. Если Снейп займет положенное ему место - то есть пыльный угол между кладовкой для хранения метел и неработающим туалетом для девочек - я тотчас займу свое, подлинное. Ясное. Без этой нежелательной двусмысленности, постыдности и тревоги. Однако из-за слишком пристрастного отношения к делу я оказался втянут в процесс возмездия куда сильнее, чем хотел. Чем полагал. Я обнаружил, что в моем внутреннем пространстве явление по имени Снейп заняло первое место - и это явление я обширно постигал, пока остальные события и приоритеты едва доносились до меня, словно подернутые дымкой. Конечно, мы постоянно терлись бок о бок, так как состав требовал дальнейшей работы. Тревожило не это, а то, что я начал систематически врать своим сокурсникам. А впоследствии - и избегать их. Они остались в дымке, за границей прозрачного колпака, накрывшего только двух человек. Барьер неприкасаемости теперь окружал нас обоих.
Какие-то отравляющие токи завладели моим воображением. Разумеется, виноват был он и только он - с его темными искусствами, надменностью и охранным кругом, в который он втянул меня. Образы, настигающие меня не только ночами, но и посреди белого дня, на лекциях и в обеденных перерывах, были рождены не моей головой. Но это не меняло положения - я замирал, видя себя в растерзанной одежде, окровавленного, умирающего, бессильного, как подломленный стебель, обездвиженного путами или заклятьем - на блестящем полу, на темных ступенях, в нише замка или в центре мрачного зала, и вот из окрестной тьмы доносятся приближающиеся шаги. Кто-то медленно надвигается на меня, неумолимый, бесчувственный, уверенный. Мое сердце бешено, неровно колотится, подсказывая, что происходит нечто из ряда вон. А именно, что я не имею над ним никакого контроля, и препятствовать происходящему не хочу. Шаги звенят, словно их обладатель в латах. Громче, громче, и каждый шаг разливается по моему лицу синеватой бледностью. Я обречен, и знаю, что буду умирать медленно. Очень медленно. Очень жестоко. И очень красиво.
Я мечтал, чтобы он увидел меня таким. Беззащитным. И когда он, потрясенный, протянет мне руку спасения - я рассмеюсь ему в лицо.
- Лучше принести себя в жертву чудовищу, чем быть обязанным свободой ничтожеству, - скажу я ему. Это будут мои последние слова.
Я развлекался этими видениями, как невинным рукоблудием, потому что они не оказывали влияния на мою жизнь.
А потом, мой лорд, случилось нечто, что потребовало быстрого отрезвления.
В один из мартовских вечеров я обходил спальни нашего факультета, как и полагается старосте курса, и задержался в одной из них. Там жили Макнейр с Ноттом, они тоже получали письма из дому, касающиеся вас, и мы почти час болтали, предвкушая большие перемены. Как бы то ни было, я возвращался к себе позже положенного срока в весьма возбужденном состоянии, и по дороге внезапно решил заглянуть в больничное крыло. Не помню, что навело меня тогда на эту мысль - наверное, симптомы надвигающейся мигрени или бессонница, или обещание Нотту принести оттуда примочки для прыщей. Я поднялся на два этажа и шел по еле освещенному коридору, в одном конце которого была библиотека, в другом - переход во владения медиков. Я шел не спеша, разглядывая гербовые щиты и старинное мерцающее железо. Орлиные перья, едва улавливающие свет, лазурная обивка стен и острые стальные когти на шлемах как нельзя более соответствовали моему настроению. Неподалеку располагалась гостиная Когтеврана, это был самый тихий этаж. Но, как выяснилось, не я один избрал его для ночных прогулок. Сначала впереди послышались голоса. Глухие, но раздраженные. Потом сбоку мелькнул огонек. Это значило, что кто-то имеет все шансы быть оштрафованным. Если, конечно, это не преподаватель.
Я бесшумно приблизился - в этом месте коридор делал поворот, огибая нишу темного закутка, ограниченную пресловутой кладовкой для хранения метел и скульптурной композицией двух ведьм на помеле. В ваше время их еще не было - они появились после того, как занимающая нишу с пола до потолка картина «Шабаш на Лысой горе» стала неблагонадежна: кто-то наложил на нее заклятье, и теперь при малейшем приближении каждая из пятидесяти изображенных ведьм начинала кричать дурным голосом вульгарные непристойности, избавляясь от остатков одежды. Эта потеха всегда радовала очевидцев, но руководство ее не поощряло, и потому картина была занавешена огромной шторой грязно-синего цвета, поскольку номинально принадлежала к имуществу Когтеврана. А подход к ней перегораживали две упомянутые ведьмы на помеле.
И вот в закутке за этими каменными ведьмами, прямо перед занавешенным шабашем, чернели три силуэта. В свете волшебных палочек я не мог их не узнать.
Два принадлежали тупоголовым гриффиндорским задирам - Джеймсу Поттеру и Сириусу Блэку, которым закон не писан, и которых я собрался с наслаждением оштрафовать баллов на семьдесят. Их присутствие здесь в этот час я счел огромным подарком. Третья, прижатая к шторе, принадлежала Северусу Снейпу.
- Что, змееныш, далеко отполз от читальни? - шипел Блэк, выставив палочку, - Какая удача! Правда, Джейми?
- Оставь, Блэк, наверное, он смотрел «Сто способов избавиться от соплей», и застрял на девяносто восьмом.
- Наверное, и он нам сейчас их все перечислит. Правда, Снейпи?
Послышалась возня, каменные ведьмы мешали рассмотреть, что происходило в нише. Что-то трещало, искрило, смешиваясь с шумным дыханием и свистящим шепотом.
- Тебе, Блэк, не поможет ни один, - донесся сдавленный голос Снейпа. - Про собачьи слюни там ничего не сказано.
- Что-что?.. Ну надо же, каких мы слов понабрались..
- Слыхал про парсултанг? - гортанные интонации Снейпа были полны бархатного, снисходительного ликования. - У нас, знаешь ли, на факультете, к языкам большое уважение.
- К чему это ты клонишь, Снейпи?
- К собачему языку, тупица. На котором я с тобой разговариваю.
- Блэк, думаю, все ясно. Пора его кончать.
- Действительно, Джейми. Я в его шипении ни черта уже не смыслю.
- Действительно, тузик, - проворковал Снейп - А то твой приятель что-то неразговорчив. Последние слова забыл? Или на соплях заклинило?
- Заткнись, слизняк.
Жаркую возню и пару глухих ударов сопроводили не то смешки, не то всхлипы. Я жалел, что не вижу подробностей. «Никогда. Больше. При мне. Не раскрывай. Свой. Поганый. Рот», - отчеканил Поттер.
- С наслаждением, - донесся голос Снейпа. - Спокойной ночи.
- Что, уже хочешь в кроватку? Так быстро? Может, тебя еще и проводить?
- Поскольку вы меня почти раздели, могу предположить, что и проводите.
- Что ты с ним миндальничаешь, Блэк?
- Действительно, Блэк. Где твой фирменный Ступефай или Экспеллиармус?
- Ты просишь, Снейпи?.. Попроси еще! Хоть и руки марать об тебя противно...
- Привычка, господа, сильнее отвращения. Не так ли, Джейми?
- Не смей называть меня Джейми, ублюдок!
- Не смею, Потти.
- Заткнись! - белый луч вылетел из его палочки, и почти сейчас же в ответ сверкнуло. Поттер вскрикнул.
- Ступефай! - прицельно тявкнул Блэк одновременно с поттеровским «Риктусемпра!» Послышался грохот и приглушенный смех.
- Петрификус тоталюс! - припечалал Поттер. - О. Сроду не видел, как они вместе работают.
- Сопливцу кирдык. - почесал в затылке Блэк.
- Сваливаем!
И тут на моих глазах огромная синяя штора медленно поползла вниз, не вынеся побоища. В одном месте она подозрительно дымилась - плоды криво посланных заклятий. Гриффиндорцы выскочили наружу - и уперлись прямо в меня.
- Добрый вечер, господа, - сказал я, перегораживая коридор. - Что это вы тут делаете вдвоем? В столь поздний час?... Дайте сообразить...
- Отвали, Малфой, - в своей обычной манере ответил Поттер.
- Полагаю, снять с каждого по сорок баллов за нарушение дисциплины будет не слишком сурово?
- Подавись своим значком, - равнодушно ответил Блэк. - Дай пройти.
- Торопитесь?
- Да, здесь скучно.
...Мне не хотелось пререкаться с ними, потому что показавшиеся из-за шторины ведьмы зашевелились и, судя по всему, готовились начать бедлам. Шаги и смешки нарушителей постепенно стихли за поворотом, и ведьмы на картине разочарованно озирались. Только когда они застыли, я решился приблизиться к каменной преграде.
Зрелище, открытое мне, мой лорд, поразило меня. Я многократно видел его в своем воображении, однако наяву оно было куда тревожней. Возможно, оттого, что в центре него находится не я.
Мне открылась багетовая рама, низ которой терялся в складках сползшей шторы, которая частично погребла и следы потасовки. Из-под пыльного синего бархата болезненно белела обнаженная рука, три дюйма не достающая пальцами до палочки, скомканные фрагменты мантии и участки затененной кожи - меня поражает, что всю мою жизнь я вынужден созерцать Снейпа по разрозненным частям, словно что-то щадит меня от оценки целого, и эти части всякий раз собираются по-разному, отчего Снейп никогда не повторяется и никогда не познается окончательно - и посреди этого вороха, почти впечатанная в багет, голова. Лицо тоже было обращено ко мне не целиком, частично скрытое путаницей волос, складкой шторы и тенью рамы. Я видел выступ скулы, четкую линию подбородка, половину губ, угол которых кровоточил, и закрытый глаз. Это было не знакомое мне лицо, самым главным в котором было умиротворение. Вся картина источала умиротворение. Оно было столь пронзительным, что я облокотился на плечо каменной скульптуры, не в силах двинуться ни вперед, ни назад. Ведьмы на картине не шевелились, все их пятьдесят голов смотрели вниз. Сраженный человек, задрапированный бесконечной материей, раскалывающий ее, как скорлупу, порабощенный ей, являлся продолжением картины, ее изножьем, из которого вырастала сама Лысая гора и ее обитательницы. Так в старых легендах титаны превращаются в каменные горы, а горы погребают духов земли.
Если бы вместо Снейпа здесь оказался кто-то другой - тот же Блэк с его вечными красными рубашками, амулетами, клешами и бисерными нитками на запястьях, или Поттер, чьи белые носки, очки, спортивные джемперы и непременный галстук доводили меня до икоты - я бы от души посмеялся над нелепостью зрелища. Зрелище и должно было быть нелепым, как любое поражение. Нелеп съехавший к уху галстук, задранная штанина, повисшие на дужке очки, нелепа яркая рубаха с оторванным модным воротником. Нелепы все цвета, кроме цвета плоти, и все одежды, кроме темного савана.
Привкус древности и бессмертия обжег мое горло сладостью тлена, сухих цветов, сандаловых испарений и той сотней оттенков, которыми благоухало запрещенное зелье в ночь перед рождеством. Его страшную вонь я расценивал теперь как благоухание. Это значило, что темные искусства признали во мне полноправного ученика.
Ведьмы на картине молчали, и я мог вытащить Снейпа из его бархатной скорлупы. Это был прекрасный шанс оказаться с ним один на один подальше от кладовки для метел, привести его в чувство и сделать своим должником. Протянуть, так сказать, руку помощи. Окончательно войти в доверие.
Но я более чем отчетливо представил его лицо, каким оно бывает всегда, если он не спит и не умер. Его ядовитый, ленивый голос, которым он говорит со всеми, кроме гриффиндорцев - «Что вам угодно, мистер Малфой?» или «Не верю своим глазам, Люциус - тебе пришла в голову идея меня приласкать? А почему не в спальне? Я вижу, что не дотерпел...» Почему я никогда не слышал в нашей гостиной гортанных интонаций, полных снисходительного ликования? Почему эта радость была подарена подонкам с Гриффиндора? Только ли оттого, что вызывать их ярость ему приятно? Оттого, что их ярость так проста, безыскусна и азартна? Мне казалось - у них троих существует заговор о допустимом нападении, такой же, как у нас - заговор безмолвного сопротивления. Мне показалось, что показная вражда Снейпа и гриффиндорских громил имеет ритуальную основу.
Я стоял у границы моего видения, мой лорд, и понимал, что на самом деле оно должно выглядеть именно так. Но прежде немыслимо было и представить, что его центром может быть урод Снейп. Это просто смешно. Урод Снейп в лучшем случае должен был греметь латами по коридору, а еще лучше - быть свидетелем, а не участником. Он же никогда не бывает участником, вы знаете. Его удел - выживать и выжидать.
Я стоял и поглощал отравляющие токи. Я не мог избавиться от мысли, что разыгравшаяся сцена и ее финал уготованы специально для меня. Они доказывают, что я для Снейпа - раскрытая книга. Что он читает там все, что хочет. Что пока я витаю в фантазиях - кто-то другой их воплощает с куда большим мастерством и куда более весомо. Эпически. Трагически. Или архетипически.
Я стоял в роли монстра, призванного греметь латами и неумолимо надвигаться на свою жертву. У меня и без вас, мой лорд, подвернулся шанс сделать со Снейпом что угодно. Теперь все можно было свалить на гриффиндорских громил. Но это «что угодно» поставило меня в тупик. Я не ощутил ни малейшего душевного движения от мысли засунуть его головой в туалетный бачок, подвесить под потолком с расстегнутой ширинкой, запереть в кладовке, наградить уродливым горбом, любовной горячкой или частично облегчить память.
Когда я, наконец, нашел свое «что угодно» - я испытал приступ тошноты. Наверное, у пришедшей в движение души случился приступ головокружения. И я предпочел остаться наблюдателем.
...Разумеется, вы догадываетесь. Может быть, вы это знали уже при первой нашей встрече. Иначе к чему эти упреки в предательстве? Как бы то ни было, как истый слизеринец я не протянул товарищу руку помощи, и не чувствовал раскаяния. Я оставил Снейпа там, где его место - в пыльном углу рядом с кладовкой для хранения метел - и, действительно, почти тотчас занял свое, подлинное. Без нежелательной двусмысленности, постыдности и тревоги. Все прояснилось.
Прежде всего, то, что даже пыльный угол у кладовки для Снейпа недостаточен. Мало того - угол каким-то абсурдным образом преображается от присутствия там Снейпа. И чем более жалким, оборванным, чумазым выглядит Снейп, тем торжественнее выглядит угол, и, соответственно, Снейп. Если бы он был в крови или в пятнах тины - пафос бы только возрос. Любая грязь на Снейпе окончательно лишала его черт человека и сразу погружала в пространство некого легендариума. Речные боги. Кровавые мученики. Горбатые горгульи. Взбесившиеся сатиры. Безумные оракулы. Парящие под сводами вампиры. Даже сортирный бачок вызывал опасные ассоциации с алтарем. Наиболее безопасным он выглядит в обыденной обстановке. Но выводы я сделать не смог.
Во-вторых, мое собственное место общественного мстителя. Совершенно очевидно, что роль, которую мне отводит Снейп - это палач. Почувствуйте разницу, мой лорд, хотя вам это все равно. Я долго примерял роль палача, и почти с ней сжился. Но теперь все прояснилось, и такую жертву я карать не хотел. Нет, она сулила слишком острое наслаждение, пока была жива, пока я мог играть. Но какое именно наслаждение, я понять не мог.
А понял я следующее: Снейп скорее умрет, чем признается в том, что сулит наслаждение ему. Чем испытает его публично. Изображая радость от бесконечных пикировок, он всех водит за нос.
Я никогда не имел власти над своим любопытством.
Я должен был знать, как это происходит у него.
* * *
Если вы думаете, что теперь я стал меньше ненавидеть Снейпа - вы заблуждаетесь. Я просто перешел к новой стадии борьбы - я вступил в битву с его головой.
Матушка написала мне, что думает дать летний бал, и вы, мой лорд, могли бы стать его подлинным украшением. Мне нужно было торопиться.
Я склонял Снейпа ускорить процесс приготовления зелья, чему он упрямо сопротивлялся.
- Северус, не мог бы ты э-эээ... меня выслушать? - останавливаю его на улице. Он движется в сторону Хогсмита, я возвращаюсь с тренировки. Валит мокрый мартовский снег.
- Тебе мало слушателей на трех факультетах? - Снейп провожает глазами нашу команду, которая усиленно машет мне руками и метлами, особенно старается Гойл, он несет мою метлу. Рядом трутся болельщицы с Хаффлпафф и Ровенкло, и при сравнении мисс Эболи и Снейпа я вынужден признать, что Снейп менее отвратителен.
- Я о нашем Деле. Хорошо бы закончить его до летних каникул.
- К чему такая спешка? - он ухмыляется. - Не уверен, что переживешь пляжный сезон?
- Ты закончишь Хогвартс, вот в чем дело! И что?.. - я складываю руки на груди и сверлю его взглядом. Мисс Эболи в стороне заняла оборону и намерена взять меня измором.
- Пожалуй, ради вашего спокойствия, - его ухмылка делается еще гаже, - я останусь тут еще на год.
- Да ну?! - тяну я. - С чего бы? Некуда податься после окончания? - я не верю ни одному его слову.
- Не ваше дело.
- Хочешь убедить меня, что ради моего спокойствия будешь еще год ютиться в конуре? - смеюсь я. - На такую ложь даже я не способен!
Он смотрит на меня с жалостью. Это очень обидный взгляд. Снег оседает в его волосах, и я не понимаю, зачем мы стоим на холоде, и сколько это будет продолжаться. Мисс Эболи зябко перетаптывается - один плюс, она может не выдержать первой.
- Люциус, - произносит он наконец. - Ты не знаешь, о чем просишь. Ты туп как настоящий спортсмен. Если я ускорю процесс, мы получим медленный яд, способный превратить человека в монстра. Что до конуры, то с некоторых пор в ней более чем комфортно.
- С чего бы?
- Ты освятил мою кровать.
- Что?! - я думаю, что ослышался.
- Вам что-то неясно, мистер Малфой?
- Что ты сказал про кровать?
- Думаю, мистер Малфой, вы ослышались.
Он резко кланяется и исчезает в снегопаде.
...Однако я был настойчив. Я был согласен на медленный яд. Я изводил его, как мог, караулил в коридорах, пока он не сдался. Потому что от этого зелья, мой лорд, зависело мое будущее. Я достал Снейпу все необходимые ингредиенты. Кровь разных сортов. Магглского младенца, вынутого прямо из утробы. Могильные цветы. Все лавочники в Лютном переулке и даже родственники моей матери знали, какую выгоду они получат, если помогут мне. Они помогали. И только Министерство магии не знало ничего.
Наконец, этот день наступил - день второго этапа.
Уродство Снейпа перестало меня раздражать так сильно, как прежде - наверное, привыкнуть можно ко всему. К его колкости я тоже почти привык.
- Знаешь, Снейп, - сказал я ему накануне за завтраком, - мы ведь работаем вместе, так? Не кажется ли тебе, что из нас выходит отличная пара?
- Объяснитесь, мистер Малфой, - усмехнулся он. - Что именно вы имеете в виду?
- По правилам Темного Искусства конечный продукт берет поровну от своих создателей их сильнейшие качества, разве не так?
- Так происходит по правилам любого искусства, - рассеянно заметил он.
- Да? Тем более!
- Не улавливаю, мистер Малфой, вашу мысль. Вы обнаружили у себя какое-то сильнейшее качество?
- Представь, Север. И это то качество, которого у тебя нет.
- Любопытно, что это. Надеюсь, речь не о квиддиче и метлах, - он смерил меня взглядом, и меня посетило ощущение, что про кладовку для хранения метел он знает лучше моего.
- Нет, - рассмеялся я. - Это красота.
Снейп вежливо скривился.
- Твой нарциссизм куда заметнее, - ответил он.
- Тебе он тоже присущ, - заметил я. - Но без красоты выглядит куда нелепей.
- Злословие я тоже отнес бы к вашим весьма сильным сторонам, - предположил Снейп. - Однако я не улавливаю смысла разговора.
- Я просто хотел сказать, Север, что моя красота и твой ум - весьма сильное сочетание. Если состав впитает мою привлекательность, которую ты не отрицаешь, и твой интеллект...
- ...То что?
- Ну, он, наверное, будет совершенством.
- Моли Мерлина, Малфой, чтоб не случилось наоборот.
- Что - наоборот?
- Чтоб варево не впитало мою привлекательность и твой интеллект. Это будет вершина Черного Искусства.
- Но я же говорю о сильнейших качествах!
- Действительно. Теперь они мне очевидны. - Он отвернулся.
- Тебе неинтересно то, что я говорю?
- Совершенно верно. Я не понимаю, мистер Малфой, зачем вам эти бессмысленные рассуждения.
- Да просто так.
- Недержание речи - весьма показательный симптом.
- Да что ты взъелся?
- У всякой пустопорожней болтовни есть свое назначение. Светские приличия. Нас это давно не касается. Самолюбование. Это касается вас, а не меня. Убийство времени. Когда я сижу рядом с вами, это касается меня, а не вас.
- Знаешь, Снейп, ты невыносим. Я просто хотел сказать тебе нечто приятное.
- Для того, чтобы как следует льстить мне, мистер Малфой, вам не хватит интеллекта. А для того, чтобы соблазнить - красоты. Поэтому пейте свой тыквенный сок молча.
* * *
Я зависел от него - и глотал обиду. Я проклинал его язвительный, беспокойный, изворотливый мозг, которым он мучил меня без малейшего наслаждения. По привычке.
Когда я спустился в его лабораторию, я принял решение молчать.
Знаете, мой лорд, что самое отвратительное в жизни волшебника? Не знать, в чем именно ты участвуешь. Снейп ни слова не сказал о том, что будет происходить. На мои вопросы он отвечал односложно: «Тебя как ассистента это не касается». Хотя вам и не должно быть до этого никакого дела, я возложил на эту ночь совершенно определенные надежды. Вопреки расхожему мнению, что жизнь ваших слуг - одна сплошная оргия, с которой могут соперничать лишь старшие курсы Хогвартса, Снейп для меня был совершенно недоступен. На своей территории он пресекал малейшие попытки сближения, к тому же посреди всех этих колб, стеллажей и прочего рабочего инвентаря они были более чем неуместны. Он вел себя так, словно я зачумлен. Его передергивала гримаса брезгливости, если я касался его руки, плеча или колена. В лучшем случае он оставался равнодушным, застывал и с ухмылкой изучал мои жесты. Его дрожь пропала, ток не ощущался. Он все взял под контроль. Я ни разу не смог заманить его к себе, хотя у меня, как старосты, была отдельная комната со всеми удобствами.
- Меня тошнит от спортивных плакатов, - изрекал он. - А книг ты не держишь. Таким образом единственное, на чем я смогу там остановить взгляд - твоя кровать.
- Кстати, Север, у меня и впрямь недурная кровать...
- Может быть, она и есть объект твоего тайного хвастовства?
- Тебя это смущает?
- Нет, меня смущает то, как ее предстоит использовать. Разговаривать нам не о чем. Чай мы пили только что. Правильно ли я понимаю, ты приглашаешь меня посидеть на твоей постели?...
- Отчего же, ты можешь сходить в душ...
- Разумеется. После постели или до?
...Он видел меня насквозь, и оттого был совершенно недоступен. Понятия «невинное предложение» для него не существовало. Он везде изыскивал подтекст. Чтобы не чувствовать себя постоянно уличенным, я мог либо многозначительно смеяться, либо молчать и ждать.
Действительно, когда я вспоминаю этот период, то вижу, что я постоянно неискренне и натужно смеялся. Словно произносил заученный текст заклинания.
* * *
Таким образом, Снейп навязал моей игре некие условия, в рамках которых я мог рассчитывать на близкое общение с ним только на его территории и только во время этапов ритуала.
И вот, возложив надежды на второй этап, я вынужден был жестоко обмануться. Я улыбаюсь, когда пишу это. Наверное, это смешно и даже довольно мило. Второй этап, начавшийся как и первый, не требовал никаких совместных действий, кроме порционного добавления ингредиентов в нужный срок, чтения заклинаний и прорвы времени на дистилляцию. Самым трудным было ожидание. Для меня - вдвойне. Сто одиннадцать минут варки. Семьдесят две минуты выпаривания. Пятнадцать минут дистилляции. Потом все сначала. Снейп все это время провел на ногах. Мне он доверил мешать котел. Двадцать два раза по часовой стрелке... Семь раз по часовой стрелке. Пятнадцать минут отдыха. Пары спирта, сандала, перебродивших ягод, жженой кости и прелой листвы стелились над полом, но все равно я чувствовал себя так, словно выпил бутылку виски. Ингредиентов было очень много, и с добавлением каждого последующего я чувствовал себя все хуже. Надежды таяли, пока не испарились. Снейп крошил, ссыпал, вливал и ронял составляющие почти беззвучно, но его губы постоянно шевелились. В клубах поднимающего пара я отчетливо видел только его руки.
Мы почти не разговаривали. В середине ночи я понял, что не могу вымолвить ни слова, кроме «Восемнадцать. Девятнадцать. Двадцать...»
Когда все закончилось, я еле стоял на ногах. Возвращение к себе, поход по коридору, отпирание дверей и надевание пижамы представлялись очень трудным мероприятием.
Тем не менее я отправился в комнату Снейпа, куда забросил свою одежду. У меня не было никаких мыслей. Все умерло над котлом.
Снейп разбирал перегонные кубы и уничтожал следы работы.
Я рухнул на его кровать и понял, что уже не встану. Даже если он выльет на меня расплавленный свинец. Даже если он будет до утра перемывать мне кости. Ничто не имело значения.
Когда он вошел, я почти провалился в сон. Край сознания лениво отметил его появление.
Он не сказал ни слова. Пробормотал нечто вроде «Смело!», передвинул мои ноги и лег.
Тут, мой лорд, располагается весьма странное событие. При всей его очевидности, я не знаю, как к нему относиться. Я не могу сказать, что не ожидал этого. Но в моих ожиданиях все выглядело иначе.
В моих ожиданиях я, полный сил, коварства и великолепия, выступал инициатором игривой близости и соблазнял алхимика, который, потеряв голову, просил меня ради Мерлина довести его до финала и не бросать на полдороге. Что мне, холодному, бесстрастному и любопытному, было безразлично. Мольбы звучали в моих ушах победной музыкой. Я владел положением и мог тянуть процесс сколько вздумается, пока каждый фрагмент Снейпа, включая дыхание, жестикуляцию, сердечный ритм и голосовые обертона не станет мне понятен. Когда я наиграюсь, я его пощажу. Может быть.
И вот, мой лорд, заветный миг настал. Все было в моих руках кроме одного - самообладания.
Я понял это очень быстро. И испугался.
Потому что это было ненормально.
Сон сняло как рукой. Ничего подобного я не испытывал ни разу в жизни - ни со своей теперешней женой, ни с десятком других людей, на которых оттачивал свое мастерство, которыми забавлялся от нечего делать, которые желали меня, и чьи мольбы в конечном итоге были далеки от победной музыки. С людьми, которые были красивы и искусны. И которых я выбирал как лучших.
Я почувствовал, что от меня самого пошел ток - из пальцев, из ключиц, из бедер, из висков, словно раскрылись неведомые врата, и из врат хлынула армия. Я не мог ее остановить. Мне слышался лязг, топот, скрежет, гул, латный стук - если кровь шумит, она шумит всем своим составом. Я был ей раздавлен. Ни о каких играх больше не могло быть речи - я не понимал, что со мной происходит. Из моего тела хлестал убийственный поток, и все места его выхода ныли тягучей, синей болью. Я даже не могу сказать, был ли я возбужден. Желал ли я этого человека. Я умирал рядом с ним - это все, что можно было сказать с определенностью. Я умирал от того, что был с ним разделен.
Снейп лежал на краю кровати, и даже его кое-как запахнутая мантия была от меня далека. Он был неподвижен, как покойник - я видел остроносый профиль и сплетенные на груди руки. Его ноги тоже были скрещены, словно он стремился занять как можно меньше места. Как просить его о помощи? Я вообще не понимал, жив он или нет.
Я не мог встать и уйти, потому что от простой попытки откатиться подальше у меня заныло сердце - там тоже что-то вскрылось, и поток хлынул еще и из него. Я видел синюю дыру с припухшими краями, из которой шел грязно-коричневый поток. Я знаю, как умирают те, кто разделяет соединенное магическим актом и самой природой. Их душит собственная кровь. Я, мой лорд, впервые испугался не за свою репутацию, а за свою жизнь.
Наконец, напор крови немного ослаб. Ровно настолько, чтобы я понял, что не знаю, куда девать свои руки. Что-то покинуло меня навсегда. Что-то, с чем не жаль было расстаться. Легионы вышли, и из открытых врат теперь сочился молочный эфир. Это было болезненно, но не столь ужасно. Мои руки налились этим эфиром и казались больше меня самого. В нехорошем предчувствии, что с них станется тоже начать меня душить, я выбросил левую как можно дальше и сжал покрывало.
И тут на нее осторожно опустилась снейпова голова.
Весь мой эфир разом кристаллизовался. Это неописуемое ощущение, и, я уверен, совершенно вам недоступное. Я словно лежал на драгоценных камнях, и весь воздух в комнате светился ими. Ощущения были настолько яркими, что я боялся пошевелиться. И тут, мой лорд, я ощутил на своей левой ладони, разжавшей хватку, поцелуй.
Понимаете ли, с обычным сексом это не имеет ничего общего. С необычным тоже, потому что в поисках подобия я пробовал все. Даже с очень хорошим и очень дорогим сексом это не имеет ничего общего.
Потому что любой секс после этого невыносимо пресен.
Мне показалось, что я теряю сознание. Все кристаллы распались на мельчайшие искры, я полностью ослеп от их кружения. Моя ладонь конвульсивно сжалась вокруг чужой кисти. Мне ответили рукопожатием. И это означало согласие.
Мы соединились моментально. Раздвоенный язык змеи. Моя голова так кружилась, что я не решался открыть глаза. Я вжимался в знакомую плоть уже не от боли, а от радости. Она так щемила мне грудь, что если б я мог, я бы разрыдался.
Моя боль уходила медленно, но неостановимо. Все, что было занято ей, оставалось пустым и звенящим. И в этой пустоте действительно рождались слезы.
Они не были влагой, когда потекли из-под моих закрытых век. Более всего они походили на сжиженный свет. Он озарял все, чего касался.
Его плечо. Я не смел открыть глаза, потому что теперь видел не ими. Каждая клетка моей кожи обрела зрение. Ландшафт его воскового плеча, горная гряда позвоночника, вечерние равнины, пересеченные тенями плывущих облаков, песчаные пляжи, на которые накатывает пена, и оставляет, отступая, влажные следы. И тени облаков, и отпечаток волн на суше являлись письменами, буквами, стигмами, но головокружение не давало их прочесть. Они раскалывались, открывая ток подземных рек, их берега, поросшие асфоделями, разрушенные склепы, прогретые камни, исчерченные знаками, диаграммами, картами светил. Внутри каждой искрились пульсирующие маятники, золотые циферблаты, стеклянные колонны, серебряные стрелки, постаменты и ступени, с которых на меня взирала латынь - каждая ступень была исписана, как книга. Гранитная арка, сколотый гербовый щит, изъеденная временем древесина, ветви вен, стволы артерий, алая листва, сорвавшиеся дождевые капли. Они просачивались в землю, и тотчас проступали багровыми иероглифами, вся земля, сколько хватало зрения, была сплошным текстом, над которым горели медные маяки и синие планеты. Практически не шевелясь, просто обхватив его руками, я был полностью внутри него.
Я не шевелился, потому что его руки расплавили все мои представления о норме. Я ощущал их везде, снаружи, внутри, на изнанке глазных яблок, на шее, между лопаток, между ребер, в каждой части живота, под коленями, на выступах локтей, но более всего - в предсердии. Я не мог сосчитать, сколько рук у Снейпа. Они оставляли на мне сияющие полосы, и все, чего касались, обертывали в глубокий, густой бархат. Я находился в Снейпе и светился внутри него, как бриллиант. Он словно снял с меня окислы, пыль и патину - и накрыл собой. Ощущение чистоты и правоты, идущее от него, было фантастическим.
В этой правоте все было правомерным. Мужчина в моих объятиях потерял признаки пола, и мои собственные растворились. Я был ему братом, женой, сестрой, мужем, учеником, его создателем и содержимым его сокровищницы.
* * *
Полагаю, вас интересует вопрос, переспали ли мы в конечном итоге. Полагаю, это интересует всех, кто со мной знаком.
Я хотел. Ничто мне не мешало, как и ему. Мой организм был в полной готовности, и когда я ощутил его губы на своих - я буквально взлетел над ним. И случайно открыл глаза.
То, что я увидел, мой лорд, поразило меня. На его бледном лице и в раскрытых глазах, которыми он все это время смотрел на меня, лежал оттиск такой красоты, которая не имеет названия, которая в мире постоянно ускользает, и которая никогда не появлялась на лицах моих любовниц даже в момент наивысшего наслаждения. Эта красота была так близка к страданию, словно знала свой краткий век. Но именно это четкое знание меры и времени делало ее бесконечной.
Его глаза не были затуманены, как бы мне того не хотелось. Они смотрели прямо в глубь моих, когда его рука поднялась и распустила мне волосы. Пролившись вперед, они скрыли от меня его лицо.
Я очень ясно понял, что хочу навсегда запомнить это лицо таким, потому что в нем было не только мое возмездие, в нем было нечто неуловимое, моментально ставшее самым важным. Что-то, что заранее оправдывало меня.
Я шевельнул бедрами, но не получил ответа. Я не поверил и повторил. Руки Снейпа сомкнулись на моем горле, но это был не жест угрозы. Он словно отдалял мое лицо, чтобы получше рассмотреть его. Его собственное подернулось тенью скуки.
- Кто-то из нас должен получить удовольствие? - спросил я глазами.
- Думай о себе, - молча опустил он руки. Из рукавов его черной мантии они были видны по локоть.
Входить два раза в одну и ту же реку - очень дурной тон.
...И мое желание думать о себе моментельно пропало. Руки проехались вдоль разведенных локтей и запястий - и переплелись пальцами с его. Два замка закрылись, и части змеиного языка сошлись.
Я влетел куда-то между стрелок, золотых циферблатов и мерцающих шестерней, и парил там до рассвета. Меня не покидало ощущение, что я сам лежу на алтаре.
...Разумеется, мой лорд. Что еще можно ждать от человека, присутствие которого и сортирному бачку присваивает неподобающие ассоциации?
Если бы я думал отправить вам это письмо, я задал бы вопрос - а что чувствовали вы, мой лорд, когда взяли его на полу моей спальни? Он допустил вас до своих глубин, или вы удовольствовались разорением поверхности?
Понимаете ли, вы оба - и вы, и Снейп - были уверены, что уели мое самолюбие своей беспардонной близостью, что я мечусь рядом от зависти или от обиды. Вы были так поглощены собой, мой лорд - а возможно, и Снейпом - что не удосужились понять, что со мной происходит. Вы думали, я желаю только вас.
Невыносимо. Присутствовать. При кощунстве.
Думаете, вы бы взяли его, если бы не ваш Империус? Зачем тогда вам понадобился Империус? Хотели облегчить себе задачу? Хотели, чтобы он под вами молчал?
...Он и так молчит. Он разговаривает беззвучно. По его прищуренным глазам, по механике его движений, по линии его подбородка я видел, как он презирает вас. Презирает каждую секунду. Очень громко. Потому что вы не доставили ему ни наслаждения, ни ошеломляющей боли. Он презирает вас за то, что остался в сознании.
Он потерял его потом.
После того, как вы его освободили.
* * *
Я не считаю насилие аморальным, насилие - крайняя форма нужды. Иначе я не был бы вашим слугой. Если вам нужна чужая жизнь, потому что она вам - помеха, это не вызовет ни одного возражения. Если вам для увеличения силы нужна чужая боль, мы дарим вам ее. Кровь магглов для ритуалов. Их смерть для воспитания уважения к вам. Ликвидация грязной крови для возвышения крови чистой. Я не скажу ни слова против. Кощунственно насилие без малейшей нужды. По привычке.
Когда вы воспитывали Снейпа Круциатусом, я был на вашей стороне. Его воля и разум нуждаются в коррекции. Но его нежность в коррекции не нуждается.
Я уверен, вы это прекрасно видите, как и то, что приблизиться к нему без Империуса у вас не было шансов. Это для меня так же очевидно, как и то, что если бы я не пережил исход отравленной крови, он бы меня до себя не допустил.
Не думаю, что ошибусь, если предположу, что этот Империус он справоцировал сам. По некому ритуальному договору.
И оттого, что я не понимаю, зачем это ему понадобилось, я ненавижу его еще сильней.
- Ты что-то нынче, Люциус, весь светишься! - сказал на следующий день за обедом Лестренж. Снейп сидел напротив и нанизывал на вилку листья шпината. - Подцепил кого-нибудь?
...Я подавился и выругался. Лестренж захохотал.
- Нотти говорит, ты не ночевал у себя. Он к тебе стучал часа в три.
- Любопытно, что это ему приспичило!..
- У них там инцидент случился... В общем, ничего особенного, но я подумал, ты староста и все такое.
- Если Нотти считает, что это важно, он подойдет сам, не так ли? А теперь дай мне пообедать!
Снейп нанизал шпинат и теперь крутил саму вилку, словно изыскивал в листьях гниль.
- Скажи, Люциус, где ты был, - не унимался Лестренж. - Мы с Макнейром поспорили на пять галеонов. Я говорю, ты был на гулянке, а Макнейр говорит, ты бы девочку к себе привел, и говорит, что каминная связь...
Меня бросило в жар.
- Я занимался, - процедил я сквозь зубы. - Сидел в библиотеке, тайная секция. Доступно?
- Доступно. Но, знаешь ли, ты - и библиотека...
- Мистер Малфой хочет закончить школу, - брезгливо перебил Снейп. - На вашем месте, мистер Лестренж, я бы ему в этом не мешал.
- Тебя не спрашивают, - взвился Лестренж.
- Ученье - свет, - выставил вилку Снейп. - Вы разве не знаете, мистер Лестренж? Вижу, что нет. Иначе не терроризировали бы сияющего мистера Малфоя дурацкими вопросами.
- Что, Люциус, это правда? - переключился Лестренж на более лояльного собеседника.
- Ну ты же знаешь, что я должен сдать зелья! - подмигнул я.
- И что? - привалился к краю стола Лестренж. - Не тошнит от сушеных тараканов? Снейп доволен?.. А, Снейпи?
- Весьма, - веско сказал Снейп, роняя вилку. - Мистер Малфой наконец понял суть предмета. Он начал делать определенные успехи.
Я чувствовал, что краснею, и ничего не мог с этим поделать.
- Вау! - пнул меня под столом Лестренж. - Вот Макнейру-то радость. Представляю его физиономию...
- Дай мне пообедать! - осадил его я.
- Действительно, - издевательски продолжал Снейп. - У мистера Малфоя была трудная ночь, однако он очень хорошо вел себя, и заслужил усиленное питание.
- Заткнись, Снейп, - предупредил я, чувствуя, что краснею еще сильней.
- А что, Снейп теперь следит за каждым твоим шагом? - протянул Лестренж. - Даже отвечает за тебя, я смотрю. Хотя его никто не спрашивает!
- Я, мистер Лестренж, отвечаю за Малфоя, оттого что он сам этого сделать не в состоянии. Онемел от перегрузки. Мистер Малфой всю ночь читал практически недоступные рядовому учащемуся тексты. Я, правда, сомневаюсь, что он понял каждую строку...
- Заткнись, Снейп! - рявкнул я.
- Сложная очень наука алхимия... - философски заметил Снейп и уткнулся в стакан сока. - Н-да.
Мне казалось, я могу поспорить лицом с гербом Гриффиндора. Поэтому я демонстративно развернулся и потянулся вдоль стола за кексом, придав себе самое гневное выражение, дабы оправдать цвет лица. И случайно задел под столом снейпово колено.
Я полагал, он тут же его брезгливо отдернет, как обычно. Но ничего подобного не произошло. Он все также тянул сок, принюхиваясь к содержимому стакана после каждого глотка.
И что-то разом изменилось. Чувство неудобства меня моментально покинуло - снейпово колено словно срослось с моим, и по телу разлился блаженный покой. Я засмеялся. Все, что говорил Снейп и чего не понимал Лестренж, вдруг сделалось чертовски забавно.
- Ты тупица, Лестренж, - сказал я, отсмеявшись. - Давай, иди к Макнейру. Пусть готовит деньги, я долгов не прощаю, ты знаешь.
- Угу, - не собирался отходить Лестренж, сверля меня глазами. - Слушай, наши говорят, Снейпи заставляет тебя мыть свои котлы. Это правда?
- Только в обмен на то, что он вымоет себе голову, - хмыкнул я. - Не так ли, Северус?
- Моя голова, мистер Малфой - не ваша забота, - отставил стакан Снейп. - Или вы снова хотите мне предложить принять у вас душ?
Лестренж аж подскочил.
- Это просьба? - нагнулся к нему я.
- Проверка намерений, - покачнулся на стуле Снейп. - Успехи в учебе могут вызвать у недалеких людей аберрации...
- Что он несет, Люциус? - вклинился Лестренж.
- Да ну?
- Особенно совокупно с черными искусствами, которые вам столь пришлись по вкусу.
- Копирую наставника.
- Это не новость. С самого начала было очевидно, что ваша стезя, мистер Малфой - унизительное копирование.
- Что он себе позволяет, Люц?
- А ты, Северус, хотел бы, чтобы я проявил творческую самобытность?
- Не исключено.
- Это просьба?
- Скажите мне, что я ошибаюсь, мистер Малфой - но консультации по зельям нужны вам, а не мне.
- Люц, заткни ему пасть.
- Не видишь, Лестренж, я разговариваю не с тобой!
- Не видите, Лестренж - мистер Малфой предпочитает обсуждать свои интересы, а не ваши.
- Вы оба чокнулись, - резюмировал Лестренж.
- Обидно, не так ли, Лестренж, чувствовать себя кретином? Поэтому мы вас не задерживаем.
* * *
Таким образом весь остаток второго семестра я славно проводил время. Я чувствовал себя в заговоре, но уже не знал, против кого. Кровь веселее бежала по венам, я постоянно был на взводе.
Но тревога покинула меня - все было более, чем нормально, никакие отклонения мне не свойственны, потому что вблизи объекта вожделения человек утрачивает контроль над собой, дрожит от возбуждения и испытывает при соприкосновении с предполагаемым любовником болезненную тяжесть в штанах. Со мной было ровно наоборот. Касаясь Снейпа, я обретал полный контроль над собой, расслаблялся и нежился внутри бархатного кокона, откуда можно было сделать единственный вывод - меня возбуждает что угодно, только не урод Снейп, то есть наши отношения напрочь лишены сексуальной природы.
Это было справедливо и очень утешительно для моего самолюбия.
* * *
- Эй, Снейп! - окликает его в гостиной Нотт. Мы сидим за столом напротив камина, переплетясь лодыжками, я прилежнейшим образом переписываю рецептуру, Снейп комментирует, стуча кончиком пера по бумаге. Картина благостная до отвращения.
- Эй, Снейп! - широко расставив ноги, повторяет Нотт. - А те подштанники, о которых говорит Поттер, все еще на тебе?
- Мистера Поттера волнуют мои подштанники? - подняв бровь, спрашивает Снейп, не отрываясь от бумаги.
- Ну, говорят, их видело человек десять! Они и вправду столь грязные?
- Не понимаю природы вашего любопытства к чужому белью, мистер Нотт.
Я еле сдерживаю хихиканье, и сажаю кляксу. Один смешок все же прорывается, и Нотт чувствует поддержку.
- Говорят, ты их никогда не стираешь. Правда, Северус?
- Спроси у очевидцев.
- Правда, Люциус - он никогда не стирает подштанники?
- Не знаю, - отвечаю я. - Я не видел.
- Вот и я о том, никто не видел, чтобы ты их стирал!
- Я имел в виду, дурень, - говорю я, - что я не видел этих подштанников. Отцепись от меня!
- Не понимаю, Люц, как ты можешь сидеть рядом с тем, кто не стирает подштанники. От него, наверное, несет!
- Люциус, - говорит Снейп, вытирая перо о мантию и снова макая его в чернила. - Ну расскажи ты ему ради Мерлина про мои подштанники. Он думает о них больше, чем о собственных, это может плохо сказаться на его оценках по трансфигурации.
- Снейп не носит подштанники, - отвечаю я.
- Что, с тех пор, да, Снейпи? - ржет Нотт.
Я пожимаю плечами и переворачиваю страницу. Снейп ухмыляется.
- Люц, - доходит до Нотта, и он разом перестает ржать. - А откуда ты знаешь, что он ходит без подштанников? Ты что, проверял?
- Случалось, - отвечаю я.
- Э-ээ... неужели? - глаза Нотта стекленеют. - И как оно? В смысле... ну, как это Снейпи не помер, пока ты лазил ему под мантию?
- Почему ты не помер, Северус? - спрашиваю я.
- Думаю, в этом вопросе, мистер Малфой, вы оказали мне определенную поддержку в качестве ассистента.
- Слыхал, Нотт? А теперь отвали.
- Я что-то не улавливаю, Люц, о чем идет речь!
- Не улавливаешь? По-моему, это очевидно.
- Мистер Нотт, - откидывается на спинку Снейп. - Вы знаете, что в экзаменационный билет шестого курса по Защите от Темных Искусств входит вопрос о ритуальной одежде приверженцев означенных Искусств?
- При чем здесь?...
- Пойдите и почитайте учебник.
- При чем здесь какая-то одежда? Меня интересуют твои подштанники, Снейп!
Я не выдержал и расхохотался. Нотт выглядел полным кретином.
- При том, мистер Нотт, - назидательно продолжил Снейп, - что как только вы разберетесь в истории вопроса, вы моментально избавитесь от собственных. Вы ведь входите в Клуб Крови?
- Ну, - напрягся Нотт.
- По новым правилам туда теперь в подштанниках не пускают.
- Да, Нотт, - подтвердил я. - Ради чистоты рядов. Я думаю ввести это правило.
- Ты серьезно, Люц? - не поверил Нотт. - Что за дурь?
- Знаешь, Нотти, темная магия и подштанники совершенно не сочетаются, - развернулся я. - Я тут подумал и решил, что у нас все будет по-настоящему! Ты ведь хочешь, чтобы все было по-настоящему?
Нотт смешался.
- Люц, ты сбрендил, - сказал он. - Тебе нужна помощь, Люц.
Я отвернулся.
* * *
На следующий день в перерыве между занятиями ко мне пристали Нотт и Гойл.
- Люц, Нотти сказал мне, что ты видел Снейпа голым, - подмигнул Гойл.
- Ну, - привалился я к стене.
- И что там?
- Я сказал «ну», чтобы ты высказался до конца.
- Я высказался. Давай, Люц, расскажи, что там.
- Не знаю, Гойл, - зевнул я. - Я не разглядел.
- Кончай скрытничать!
- Говорю тебе, не разглядел. Было темно.
- Так у тебя получилось или нет? Снейп к тебе лез?
- Он импотент, - сказал я.
- С ума сойти! - подпрыгнул Нотт. - То-то я смотрю, он так выглядит, что ему за так никто не даст!
- А как ты понял, Люц? Как все было?
Я только порочно усмехнулся, и новость понеслась. Репутация Снейпа, как вы понимаете, интересовала меня в последнюю очередь. В отличие от собственной.
* * *
Теперь в глазах любого слизеринца я был героем, и чувствовал себя крайне хорошо. Потому что при этом можно было ходить со Снейпом под руку, не только не вызывая ненужных вопросов, но и подчеркивая снейпово уродство. Неутешительным было открытие, что инициатива прикосновений всегда принадлежит мне. Снейп сохранял покровительственный вид, и это невероятно бесило.
Мне действительно нужна была помощь. Кто-то должен был раскрыть мне глаза на природу происходящего - но кретины Гойл и Нотт сделать этого не могли, и до сих пор квалифицируются мной как сквибы, а Снейп хранил полное, великолепное, многозначительное молчание. Я хочу, мой лорд, чтобы он в нем раскаялся - хотя бы сейчас. Но он не в состоянии раскаяться даже под Круциатусом.
Мы стали сталкиваться в самых неожиданных местах, словно сговорившись, и сразу влипали друг в друга. Сбрендившая передвижная лестница, которая на перемене зависла между этажами, вынуждая всех, кто на ней находился, бежать вниз. Поток студентов всех возрастов сталкивает нас - и прижимает друг к другу, поскольку Снейпу носиться не пристало, а я, как староста, обозреваю окрестности, готовя штраф. Жалоба директору (у меня) и вызов к нему же (у него), столкновение в дверях, полчаса в одном кресле (он сидит с прискорбным видом, я опираюсь на спинку и его локоть). Больничное крыло. Я беру примочки от ушибов, он записывает перечень необходимых медикам настоек.
- Есть обезболивающее и есть заживляющее, но оба сразу пить нельзя. Еще, мистер Снейп, против порчи.
- Какого уровня? - спрашивает он, пока я думаю, что предпочесть.
- Непреднамеренная порча.
- Дайте обезболивающее, - я приваливаюсь к его спине. Она чуть подается навстречу.
- Где синяк?
- На ребре! И преогромный!
- Дайте ему заживляющее.
- Мне больно, черт возьми!
- Потому что это, надо полагать, трещина. Дайте заживляющее. Что еще, мадам Помфри?
- Сыпи и пятна, как всегда. Вот зелье, мистер Малфой. Десять капель.
- Да? И сколько я буду страдать?
- Нисколько, Малфой. Выпей вместе с беладонной.
- Где бы мне ее взять, интересно?
- Пойди ко мне и возьми.
- Я подожду, пока ты закончишь, чтобы не дать тебе шанса считать меня грабителем.
Хогсмит, лавка волшебных сувениров. Я не верю глазам, когда обнаруживаю его перед прилавком.
- Надо же! - кладу ему руку на плечо. - Ученый муж впадает в детство!
- Чудесно, мистер Малфой, - он повторяет мой жест. - Какой из фейерверков горит дольше?
- Крутящееся колесо.
- Значит, дайте его. И десяток навозных бомб, пожалуйста.
- Север, ну ты даешь!
- Ваш заказ! Пять галеонов, три сикля.
- Север, это запрещенные покупки. А я староста!
- Простите, а чей навоз внутри? - мне послышались гортанные интонации в его голосе, и моя рука дрогнула.
- Высшего качества!
- Я спросил не про качество, а про состав. Чей там навоз?
- Африканскай грифон.
- А есть что-нибудь попроще? Уэлльская мантихора? Камышовый кот?
- Но кот почти не пахнет!
- Если я правильно понимаю, у вас больше ничего нет?
- Север, ты что, решил устроить пикник на Гриффиндоре? - по моей руке струилось тепло, и картины грядущих разрушений виделись в радужных тонах.
- Хорошо. С грифоном давайте пять, а не десять.
- Я могу тебя оштрафовать.
- Пошли счет декану, - оглянулся он. Его лицо было очень молодым. Моложе, чем когда-либо. И я знал, что причина этого - во мне.
- Надеешься, он тебя защитит?
- Он знает, куда пойдет наполнитель. Спасибо.
- А колесо?.. Расколупаешь и пустишь в дело?
- В известное тебе Дело.
Он недоговаривал. Я чувствовал, что есть нечто неуловимое, что я должен знать, но поскольку оно было неуловимо, я не мог о нем даже спросить. Я находился в каком-то взвешенном состоянии, которое с тех пор посетило меня лишь единожды - во время беременности моей жены. На моих глазах шел жизненно-важный процесс, призывающий к перемене привычек и предпочтений, но он был невидим, и старые привычки не верили, что их время вышло.
В случае со Снейпом эти привычки заставляли сообщать нужным людям о бомбах-вонючках и заливисто хохотать над запахами, которые предпочитает Снейп. Снейп делал вид, что это его не касается, в его глазах появилась несвойственная им отеческая глубина, которая выводила меня из себя хуже его желчи.
Чтобы восстановить статус и понять его подлинное к себе отношение, я флиртовал в его присутствии без малейшего разбора. Эта игра захватывала меня тем больше, чем более равнодушным, язвительным или мрачным он становился.
- Люциус, мой долг сообщить тебе, что завтра у нас этап. - Мы сидим с краю обеденного стола на ужине. - Во сколько ты появишься?
- В восемь. Может, в половине девятого.
- Хорошо.
- Без меня не начинай!
- Хо-ро-шо.
- Ты не представляешь, как это кстати! Эта дурища Эболи взяла манеру караулить меня у дверей.
- Не представляю, что ей помешает в этот раз.
- Ну, я вроде как останусь у тебя на ночь! Это реально?
- ...Использовать мою спальню как сейф? Довольно смешно.
- Ты бы видел эту прыщавую рожу! Она меня достала. Привет, Вики! - мимо нас проходит Вики Вайс, милашка с Хаффлпафф.
- Хм-хм.
- О, Люциус! Привет! Я тебя не заметила!
- Да ну? - я выворачиваюсь из-за стола и перегораживаю проход ногами. - А я тебя давно разглядываю. Отличная стрижка.
- Да?.. А мне казалось, это так ужасно. Правда.
- Нет, очень сексуальная стрижка. - Вики выкрашена в оранжевый цвет и выщипана, как птенец. Последствия взорванного котла. Но ее треугольную мордашку ничто не портит.
- Слушай, Люциус, наша команда болельщиц решила собраться, чтобы обсудить тактику вашей поддержки. - Вики болела за Слизерин, и была полезна. - Может, ты заглянешь посмотреть?
- Запросто. А когда?
- Завтра вечером. С половины восьмого.
- Не вопрос. Девичьи команды - моя слабость.
- Правда?.. Я скажу девочкам, они с ума сойдут от радости! Люциус, это так важно!
- Не говори глупостей! Привет, Дороти.
- Привет.
- Что-то ты не любезна. Облом на личном фронте?
- Не дождешься. У Марти день рожденья, так что отвали.
- Да? Надо ей что-нибудь такое подарить...
- Не помешает. Только поторопись с выбором.
- Кстати, может быть, ты мне присоветуешь, что она любит? Ну, цветы там, волшебные открытки, белье?
- Это не обеденный разговор.
- Хорошо. Я зайду к тебе, и мы пощебечем.
- Попробуй. Но сегодня я, знаешь ли, крайне занята!
- Завтра. Часов в девять. Устроит?
- Хорошо. Обманешь - покроешься угрями.
- Ха-ха-ха. Уговорила!
Все это время Снейп, как каменный истукан, пил сок. Не знаю, как в него столько влезло. Когда я развернулся к нему, он был немного бледен, и сидел прямее обычного. И усмехался в стакан.
- Ты лопнешь, - сказал я.
- Непременно, мистер Малфой, - ответил он. - Но не в этот раз.
- Слушай, о чем мы говорили, пока эти не подошли?
- Как обычно. О ерунде.
- Да? Вроде бы ты говорил что-то важное.
- Нет, нет. Я только собирался.
- Я весь внимание!
- Видите ли, мистер Малфой, в вас есть некие задатки волшебника... И я, как человек, к вам неравнодушный, хочу вас предостеречь. Потому что есть опасность, что даже выйдя из Хогвартса и получив превосходный диплом, вы так и останетесь черным магом, весь арсенал которого - сексуальные практики невысокого порядка.
- Это какого же именно порядка? - прищурился я.
- Невысокого порядка, - повторил он.
* * *
...Он владел собой, и я тщился вывести его из терпения. Не известно, что могло его пронять, и сейчас я думаю, что достиг бы большего успеха, если бы задал ему прямой вопрос. Тогда же я не мог его даже сформулировать. Потому что сразу представлял его надменное лицо, его ленивый голос, которым он говорит нечто вроде «Правильно ли я понимаю, мистер Малфой, что вы все свои умственные способности бросили на решение проблемы вашей сексуальной ориентации, и даже в этом элементарном вопросе настолько потерпели поражение, что решили обратиться за консультацией ко мне?»
К счастью, со временем подобные ответы перестали иметь значение.
Я помню, как несколько лет спустя, когда я уже вошел в Попечительский совет Хогвартса, мы сидели с ним в курительной комнате рядом с учительской. Утекло много воды, и я спросил:
- Как ты думаешь, Северус, что значит быть любовниками?
- Ты знаешь лучше моего, - ответил он, следя глазами за кольцами дыма.
- Мне интересно твое высокоинтеллектуальное толкование.
- Любовники - это люди, которые любят друг друга, - ответил он.
- В каком смысле?
- В прямом.
- То есть физически.
- Что значит любить физически, Люциус? Вязать друг другу носки? Любоваться чужим телом глазами? Ласкать его руками?
- Входить друг в друга.
- На каком физическом уровне?
- Это я хотел спросить у тебя!
- Сначала определи для себя границу физического. Или ты думаешь, что есть какой-то предел, до которого люди еще не любовники, а после которого - любовники со всей определенностью?
- Не знаю, Северус, к чему ты клонишь, но мнение большинства таково, что этот предел есть. Либо было, либо нет.
- Что было? - он проводил глазами последнее сизое кольцо и уставился на меня. Меня передернуло.
- Секс.
- Расскажи мне, Люциус, почему всегда - а ведь мы знакомы довольно близко уже семь лет - почему ты всегда говоришь со мной только о сексе?
- Разве? - поразился я. - Ты преувеличиваешь.
- У меня такое ощущение, что тебя что-то гнетет. Или, мистер Малфой, секс - это единственное, на что хватает вашего воображения?
- Я знаю, что я в твоих глазах вечный кретин, - сплел я руки на груди, - и, знаешь, это давно перестало раздражать. Не понимаю одного - зачем тогда ты со мной вообще разговариваешь.
- Нет выбора. Здесь больше никого нет.
- Отлично, - выплюнул я сигару. - Если ты так брезгуешь моим обществом, тогда скажи - помнишь ту ночь на последнем курсе? Почему бы тебе было не убраться с кровати? Только не говори мне, что она была твоей!
- Именно, - рассмеялся Снейп.
- Однако мой кретинизм тебя тогда не смутил!
- То, что ты кретин, я знал всегда, - не дрогнув, сказал Снейп. - В тот момент меня больше занимали твои душевные качества.
- Да ну? А мне показалось, дело в банальном сексе. В том самом, разговоры о котором тебе столь отвратительны.
- Ты не изменился, к несчастью, - погладил он подбородок и остановился, уперев в него указательный палец. - Скажи, отчего для меня акт близости - это вид волшебства, а для тебя любое волшебство - просто форма секса?
- Потому что секс - это основа всего. Если б ты сам это отрицал, ты не отдался бы Темному Лорду.
- Что ты хочешь услышать, Люциус? Чтобы я сказал «ты прав»?
- Хочу услышать правду.
- Ты не прав.
- То есть ты не считаешь себя любовником Темного Лорда?
- Что за глупость.
- А я себя им считаю. И тебя тоже.
- Молодец. Это хорошо показывает, где проходит твоя граница отношений.
- Спасибо, моя граница мне известна. А где твоя?
- Зачем тебе, Люциус? Я тебе больше не советчик.
- Хочу знать, Снейп, могу ли я посчитать тебя своим любовником. Спортивный интерес.
- Это твое дело, Малфой.
- А ты?
- А я в твои дела погружаться не хочу. Мы разные люди.
- Нет, Север - ты считаешь меня своим любовником?
Снейп посмотрел на меня коротко и дико.
- Разумеется, - отрезал он.
- Значит ли это, что ты... значит ли это...
- Да, мистер Малфой?
- Я хотел спросить... То, что ты только что говорил... - нечто крайне важное вертелось на языке, но никак не желало с него слетать. - Постой, ты говоришь...
- Я говорил, мистер Малфой, что весьма поражен вашей близорукостью и не надеюсь, что она излечима.
- Постой, Снейп, - схватил я его за руку. - Ответь мне только на один вопрос...
- На один? - окаменел Снейп, глядя на мою руку. - Полагаю, если я выполню вашу просьбу - они размножатся, как споры бледной поганки.
Я проигнорировал его неприязнь, потому что знал ей цену.
- Почему ты, считая меня своим любовником, отказался со мной спать?
- Я спал с вами, мистер Малфой, - искривил он рот. - И прекрасно выспался!
- Ты знаешь, что я имею в виду!
- Зачем?... - снял он мою руку со своей. - Приведите мне хотя бы один довод, зачем бы мне было это делать?
- Потому что без этого ничего нет!
Снейп откинулся на диванную спинку и стал меланхолично набивать трубку.
- У тебя и со своей женой ничего нет, - пробормотал он.
- У меня сын, к твоему сведению, - хлопнул я портсигаром.
- Могло быть хуже, - цедил он. - Кстати, миссис Малфой, наверное, заждалась дома.
- Какое тебе дело до моей жены?
- Такое, мистер Малфой, что она представляется куда более удачным собеседником для подобных тем. И куда более удачным партнером для проверки рассуждений на практике.
- Я обсуждаю то, что мне важно, с кем захочу! И пока понял только то, - стряхнул я пепел, - что ты считаешь себя слишком неподражаемым, чтобы спать с дураком.
- С красивым дураком выспится любой, - хмыкнул Снейп. - А еще лучше, - он внимательно посмотрел на мою руку, где сверкало обручальное кольцо, - с красивой дурой.
- Тогда почему?... - взвыл я. - Снейп, я тебя совершенно не понимаю.
- Нечего понимать, - отвернулся он, вытряся трубку. - Любовник на час в твоем понимании - это даже не смешно. Ты меняешь их как перчатки, но это никак не обогатило тебя, кроме пары морщин. Мне, знаете ли, хватает в жизни занятий помимо того, чтобы быть перчаткой мистера Малфоя.
- Но все могло бы быть по-другому. - Я нагнулся к нему, пытаясь понять, насколько велика его обида. Оказывается, я все-таки смог его задеть.
- Увы, мистер Малфой, - рассмеялся Снейп.
- Ты мне не веришь?
- В нашем с тобой положении верить друг другу было бы верхом неосторожности, - шевельнул он бровью. - Однако о каком положении бы ни шла речь, вы всегда оставались верны себе.
- Ты собираешься в чем-то меня обвинить, не так ли? В то время как... когда я... - на меня накатила привычная ненависть при воспоминании о том, как он все прежние годы строил из себя недотрогу, не гнушаясь потреблять крохи своего скупого счастья, обретенного моей милостью. От того, что я не понимал, как могло получиться, что Принц Слизерина вынужден унижаться перед факультетским посмешищем, которому без приворотного зелья ничего не светит. Мне сжало горло, когда я вспомнил, как ждал у моря погоды в чем мать родила в его кабинете, зажав бутылку коньяка, а он читал мне отповеди, как я тянул его, сидящего ко мне спиной, за рукав, - и с тех пор наше положение так и не изменилось, - как я выгораживал его перед своими сокурсниками, как мы покупали фейерверк, как много было веселья и тока горячей крови, и как я летел между золотых стрелок, маятников и циферблатов, сцепив с ним пальцы в замок.
- ...в то время, как я, - сцепил я зубы, - хотел быть с тобой.
- Люциус, - мягко сказал он, наклонив голову. - Нашему союзу красоты и ума, о котором вы столь вдохновенно вещали мне когда-то, не хватило одной малости.
- Чего же? - сощурился я.
- Отсутствия свинства.
- Ого! - отшатнулся я, смеясь. - Интересно, где ты его обнаружил?..
Снейп медленно, глядя мне в глаза, приподнял левый рукав. Его зрачки были столь темны, словно оплавились, и источали жар.
- Вот здесь, - отчеканил он.
Я очень ясно увидел, мой лорд, как по днищу его черных глаз разлилась стылая вода древности и бессмертия, в которой мой лепет захлебывался и терял всякий вес. Он заставлял стыдиться неведомо чего, и я видел, что от этого стыда меня можете защитить только вы.
* * *
...Тогда я был уверен в том же. Снейп представляет для меня не только камень, об который я ломаю зубы, но и невнятную угрозу. Он источает нечто, чего я не понимаю и не улавливаю, но ощущаю всей поверхностью кожи, нечто, чему я не могу противостоять, потому что оно меня изменяет и подчиняет - и одолеть это «нечто» мне поможете только вы.
Вы должны были, мой лорд, отметить меня в награду за потраченные усилия - и ваше знание открыло бы мне глаза.
* * *
Наступило лето. Чем жарче становилось снаружи, тем сильнее я чувствовал ваше приближение. Оно затмевало все.
Когда после экзаменов я пришел к Снейпу для завершающей стадии варки зелья, я не остался с ним. Я так хотел получить это зелье - без неожиданных сюрпризов, приступа жадности или еще какого-нибудь снейпова трюка - что не мог думать ни о чем другом. Когда он медленно, словно гадюку, протянул мне запечатанную колбу, я понесся со всех ног.
- Торопитесь к работодателю, мистер Малфой? - изрек он мне в спину.
- Я вернусь! - крикнул я.
Разумеется, я не вернулся. Мне надо было срочно писать письма, в первую очередь Вам, чтобы оказаться в поместье назавтра. Снейп был приглашен туда на Летний Бал, чтобы спасти меня от скуки общения с Гойлом и Лестренжем. Там у нас, даже принимая в расчет обстоятельства, была бездна времени для чего угодно.
...Я чувствовал, что Снейп мой, стоит лишь протянуть руку. Сейчас куда важнее было другое: темное пятно на лице факультета привычно смотрится в стенах Хогвартса. Но не в моем доме. Сказать по чести, мне было стыдно за такого гостя перед представителями Министерства и друзьями семьи, потому что его заляпанная мантия бросала тень на хозяев. Недостойное знакомство. Поэтому накануне я посоветовал ему обновить гардероб.
Я создал его будущий образ. Я, а не он, проложил для него дорогу наверх. Не знаю, где он усмотрел свинство. Вы наградили его меткой по вашему собственному выбору. Смешно думать, не так ли, что я мог бы быть ее причиной.
* * *
Я всегда хотел спросить, мой лорд - каким показался вам Снейп, когда вы впервые увидели его? Я понял, что вы обратили на него внимание, но я хочу знать - почему?
То, что мои сокурсники поступили так же, меня не удивляет.
- Люциус, - подошел ко мне Лестренж, пока гости обменивались приветствиями и глазели на вас, мой лорд. - Ты знаешь, кто сейчас вылез из камина?
- Кто?
- Только ради Мерлина не обижайся... Мне показалось, что это Снейп!
- Показалось?.. Ты что - ослеп?
- Ты что - его пригласил??
- Ну, это же забавно! Без Снейпа тут не над кем будет посмеяться!
- Ты бы видел, что вылезло у тебя из камина! Обхохочешься.
...Тревога забила было в набат, но я ее приглушил.
- Он что, явился в школьной мантии? Надел маглскую одежду?... Давай, скажи сразу, пока честь моего дома не пострадала, - я выдавил улыбку.
- ...Увидишь!
Я обежал глазами зал, но не заметил ничего неподобающего. Вы источали сумрачное великолепие. Моя мать блистала свадебными драгоценностями в обществе миссис Блэк и миссис Фадж, ее подруги красовались парами и поодиночке. Министр департамента по Внешнеполитическим Связям, сверкавший всеми красками радуги, угощал коктейлем банкира в алой мантии, только Министр Магии, судя по всему, работал - он слушал какого-то чародея с черным шлейфом так сосредоточенно, словно принимал отчет. Шлейф переливался, как змеиный хвост. Возле камина в гостиной болтали сестры Блэк - роковая блондинка Белла с вычерненными волосами, роковая блондинка Мэдди, волосы которой приобрели медный оттенок и теперь пламенели огромной копной в мелкую кудель, и роковая блондинка Нарси с башней локонов на голове. Нарси Блэк потратила кучу сбережений на свой наряд, как делает до сих пор, и потратила кучу моего времени на вынужденные комплименты. В течение получаса я не увидел никого, похожего на Снейпа, и никто, похожий на Снейпа ко мне не подошел. Это было верхом неуважения к хозяину дома, и я решил, что Лестренж ошибся.
Но он не ошибся. Снейп просочился в мой дом, и до меня своевременно доносились лишь вести о его присутствии.
- Ты уже видел Снейпа, Люц? - спросил Нотт по дороге к столу.
- А он разве здесь? Вот новость.
- Он полчаса как болтает с министром Магии!
- Нотти, - подошел Макнейр. - Люц. Видали, что с нашим Снейпи? Обалдеть.
- Люц еще не видал, - отозвался Нотт.
- Он что, еще не подходил к тебе? - поразился Макнейр.
- Нет, - процедил я. - Слава Мерлину.
- Обалдеть, - заложил руки за спину Макрейр.
* * *
Я увидел его только в обеденной зале. После того, как он обернулся. Министр Магии сидел рядом с болотной мантией - та скрывала голову собеседника министра шелковым капюшоном, и я был вынужден подойти. Отчего-то я не удивился, что Снейп предпочтет факультетскую зелень. И тут стоящая за их спинами фигура со шлейфом обернулась.
- Добрый вечер, Мистер Малфой, - сказала она, едва наклонив голову.
Я кивнул, силясь придать лицу скучное выражение. Снейп выглядел не просто как аристократ - он выглядел как мертвый аристократ, то есть аристократ вдвойне. Под переливающимся черным шелком он был затянут в темно-синий бархат, и выбор им этого цвета показался мне намеренным. На нем не было ни одного яркого пятна, кроме тонкой белой полоски над глухим воротником, и эта строгость меня оскорбила. Она была более разнузданной, чем голая спина Нарси Блэк.
- Какой интересный молодой человек! - сказала сама Нарси минуту спустя, подозвав меня жестом. - Кто это?
- Не знаю, что ты нашла интересного в хогвартском зельеваре.
- Безразлично, чем он занимается, но у него прекрасный вкус.
- Не знал, что тебе нравятся люди, одетые так, словно собрались на собственные похороны.
- Они составляют мне должный контраст!
- А. Если дело только в фоне, на котором ты желаешь выглядеть более аппетитно, то ладно.
- Ты вздумал ревновать?
- Разве у меня могут быть соперники?
- Не задавайся. Кстати, его род такой же древний, как твой?.. В нем чувствуется порода.
- Ты оцениваешь всех людей по лошадиным стандартам, или только тех, что приглянулись?
- Познакомь меня, - проигнорировала вопрос Нарси.
- Всему свое время.
* * *
И за обедом, и после него Снейп был предоставлен сам себе, и, судя по всему, чувствовал себя прекрасно. Неприятно поражало, что он никогда не остается в одиночестве, предпочитая собеседников гораздо старше себя. Его ленивый вид, с которым он растекался по моим диванам, окруженный деятелями министерства и родителями моих сокурсниц, вызывал мигрень. Не знаю, о чем они могли болтать с ним весь вечер, он стянул в гостиную всех мужчин старше сорока, и дамы скучали. Я проклинал тот час, когда позвал Снейпа разрядить обстановку.
- Прекрасно выглядишь, Снейп! - сажусь на соседний диван.
- ...вот и мистер Малфой подтвердит. Где это видано, чтобы нелюди воображали о себе невесть что!
- Что именно, министр?
- Словно не понимаете, мистер Снейп! Что мы и они - одно и то же!
- Действительно, не одно и то же. Но, знаете ли, полная изоляция - это больше похоже на войну.
- Это и есть война!
- Не проще ли их просто перебить? В разрезе войны изоляция - это мелко.
- А вы радикал, мистер Снейп!
- Ни в коей мере. Но такова логика.
- Мистер Снейп!
- Да, мистер Малфой.
- Ты не хочешь ответить мне тоже? Простите, господин министр.
- Вы выглядите как всегда, мистер Малфой.
- Что ты имеешь в виду? Мою безнадежность в умных разговорах?
- Нет, мистер Малфой. Я имею в виду, что мы оба знаем, как можно тратить деньги.
- Да, не знал, что у тебя они есть.
- Ну, в данный момент я пользуюсь вашими. Кстати, господин министр, вы завсегдатай этого особняка?
- Да, и весьма польщен. Благодарю, мистер Малфой, супруга просто очарована! К несчастью, такие приемы для самого меня пока разорительны...
- Ну что вы!...- пожимаю я плечами. - Не стоит благодарностей. Ваши связи стоят куда дороже этого приема.
- Рад слышать.
- Я тоже, мистер Малфой.
- Однако, мистер Снейп, хотелось бы услышать ваши возражения о частичной изоляции...
* * *
...Проклятый зубрила расположился в моем доме, как в своем. Атмосферу спасало только ваше присутствие. Вы, как холодный маяк, оставались незыблемы, разделяя людские потоки и указывая заблудившимся направление.
Помните, как я подошел к вам?
- Прекрасный вечер, наследник, - сказали вы, и я едва не опустил глаза. - И прекрасное письмо.
- Я хочу, мистер ван Реддол, передать вам то, о чем в нем говорится.
- Когда?
- Сейчас.
...Я чувствовал ледяной столб в позвоночнике, когда вел вас наверх, в свою комнату. Где дожидалась запечатанная колба.
- Интересный цвет, - сказали вы, рассматривая состав на просвет. - Не столь багровый, скорее фиолетовый... Досадная синева... - мое сердце пару раз опасливо дернулось, потому что я помнил про яд. - Как долго вы готовили его?
- В три этапа, почти год.
- С вами что-то произошло, мой мальчик, за это время? - спросили вы. Наверное, вы поинтересовались, как именно я приблизился к вам за этот срок, или что-то в этом роде - но я услышал лишь одно: вы видите, что я полностью раздавлен, и готовы мне помочь. Это было именно то, в чем я нуждался!
Я упал на колени и обнял ваши ноги.
- Помогите мне! - сказал я.
- Мой мальчик, - сказали вы, не трогаясь с места. - С чего вы взяли, что помощь кому бы то ни было - это мой профиль? Обратитесь к министру Магии... он все еще трезв. Или к своему директору... он все еще жив.
- Мне никто не нужен, кроме вас! - воскликнул я, потому что слово «помощь» было ошибочным. Вы усмехнулись.
- В каком качестве? - спросили вы. - Как отец? Как Учитель? Как Защитник?
- Как источник сил, - выдохнул я.
- Ого! - хохотнули вы. - Что же их так подорвало? Или - если быть точным - кто их так подорвал?
- Я ненавижу человека, - сказал я. - Я хочу его раздавить, как гадюку. Но у меня нет на это сил.
- Имя?
- Северус Снейп!
- Снейп... - прикрыли вы глаза. - Оказывается, Эйлин все же вышла замуж. Очень древний род, к несчастью выродившийся... Вашему врагу, должно быть, немало лет?
- Он мой ровесник, - выдавил я.
- Когтевран?..
- Слизерин, - мой рот исказился, когда я произносил это слово.
- Действительно... Я вспомнил это имя в вашем списке... Вы, помнится, характеризовали его как человека без интересов.
- Это не мешает ему отравлять мне жизнь!
- Уничтожить человека довольно просто, - произнесли вы. - Одно непростительное заклятье - и проблема решена.
- Мне мало его смерти! - сказал я. - Я хочу, чтобы он страдал. Долго. Постоянно!
- Это любопытно. Люди, вызывающие у меня и десятую долю таких чувств, обычно живут не дольше пятнадцати минут. Мне непонятно, мистер Малфой, что вам мешает.
...Помню, как я смотрел на узор паркета на полу, и спрашивал себя - действительно, что?
- Ненависть - весьма яркое чувство, - сказали вы. - Способное придать человеку очень много сил. Запомните это. Вас лишило сил что-то другое. У вас сильная интуиция, мой мальчик, и именно она привела вас ко мне. Я мог бы увеличить вашу ненависть. Но я не буду делать ни за вас, ни за кого-либо другого грязную работу. Если вы думали, что я избавлю вас от вашего врага, мистер Малфой, вы ошиблись. Прощайте.
Вы ушли, и оставили меня в комнате в полном смятении. Без надежды, без награды. Как моя игра могла зайти столь далеко, что на одной чаше весов оказались вся моя мощь, одуряющие перспективы и все мое будущее, а на другой - ничтожный Снейп, о которого никто не хочет марать руки? Даже вы дали понять, что не будете. Как его имя вообще всплыло в разговоре, который я прокручивал в голове четыре месяца? И что делать теперь, когда из-за Снейпа, от которого я не мог избавиться сам, все срывалось на самом пике?
Я не был убедителен для вас, мой лорд. Мне и впрямь что-то мешало. Обесценивало мои слова.
Я налил себе вина, подошел к окну - и стал думать. Вы подтолкнули мои сомнения вполне беспощадно. Синий вечер накрыл холмы и сгустился в аллеях парка. Под окнами отцветала сирень, но ее запах, всегда пьянивший меня, казался приторным и дешевым. С куда большим наслаждением я вдохнул бы аромат беладонны. Моя игра закончилась. Зашла так далеко, что закончилась. Я видел, что весь затоплен застарелой, приученной к маскировке болью. Это она отравляет все мое существо. Обессиливает. Выматывает. Кричит о помощи. Заставляет лживо и натужно смеяться. И эту боль уже четверть года вызывает Снейп. Он ужалил меня, как змея, исподволь, и отравил незнакомым ядом. Раздвоенный язык змеи предстал навязчивым видением. Я ударил кулаком в распахнутую раму. Разумеется, невозможно убить одну его половину - и сохранить жизнь другой. Они обречены на уподобление.
Но их слияние - это нечто из ряда вон. Из ряда вон. Снейп - последний, кого я хотел бы видеть рядом с собой. Снейп - это смешно. Унизительно. Ненормально. Стыдно. Снейп - это тень ущербности, брошенная на меня самого. Он не партнер. Он - аморальная тварь, сломившая меня с помощью черной магии ритуального толка. И пьющая мои жизненные соки.
Но ужас заключался в том, что даже теперь, в родном доме, за его стенами и лестницами, в относительной тишине, я чувствовал себя внутри Снейпа. Этот кошмар следовало прервать немедленно.
* * *
Сузив глаза, я вышел вниз.
Все было без перемен. Словно ничего не случилось. Словно никто не видел, что я укушен, и распространяю едкие миазмы, на метр вокруг убивающие все живое.
Гости напивались и искрили волшебными палочками. В глазах рябило. Кто-то громко ржал, мимо по воздуху проплыл рыжий парик и поднос с объедками. Взорвалась пробка от шампанского.
- Люц! - подскочил ко мне Нотт, едва я остановился в дверях. - Люц! Я тебе сейчас такое расскажу!
- Ну.
- Слушай, я видел его подштанники!
- Ты пьян, Нотт. С чего ты взял, что мне интересны чьи-то подштанники?
- Подштанники Снейпа, Люц! То есть, это не то, чтобы подштанники, конечно...
- Он что, демонстрирует их в гостиной? - живо спросил я. Кислый вкус во рту был невыносимым.
- Нет, в туалете!
- Демонстрирует в туалете? Неужели министру Магии?
- О ком это вы, Люциус? - припала ко мне Нарси, выплыв из-за портьеры с двумя бокалами шампанского. Ее башня из локонов распалась, и она поминутно взбивала копну волос рукой.
- О твоем предмете. О Снейпе.
- О, да! Интересно, что он носит! - отпила она глоток и протянула бокал мне.
- Люц, ты не поверишь!
- Поверю, если ты признаешься, что выследил его намеренно и подло подглядывал.
- А что здесь такого? Ты же сам говорил...
- Хватит! - не выдержал я.
- Так что, Нотти, носит Снейп? - гнула свое Нарси, отбрасывая волосы назад. - Что-нибудь столь же целомудренное, как его камзол?
- Отнюдь! - выставил указательный палец Нотт. - Я такого в жизни не видел. Ты бы, Люц, заценил... Просто не верится, что он импотент.
- Кто импотент?- побледнела Нарси, забыв вынуть руку из прически.
- Ну, Снейпи. Правда, Люц?
- Вероятно.
- Вот это номер! - отступила Нарси. На ее лице отразилось такое омерзение, что я понял - пора знакомить ее со Снейпом.
* * *
...Он стоял под галереей, скрестив руки на груди, и рассеянно слушал очередного министра от Визенгамота. Его резкое лицо в полутьме казалось гипсовым. С полной обреченностью я представил, что тоже скоро заострюсь и побелею, как спеленутая мумия.
- Вот ты где! - радостно солгал я. Нарси обвилась вокруг меня, словно я был ее последней опорой.
Снейп вежливо усмехнулся. Он перевел на меня немигающий взгляд и держал его до тех пор, пока министр не ретировался. «Старая пиявка», - пробормотал я. Снейп усмехнулся шире.
- Нарцисса Блэк, - представил я Нарси. - Северус Снейп.
- Очень приятно, мисс, - сказал он, кивая.
Повисла пауза. Снейп цинично изучал Нарси.
- О... да? - прижалась ко мне она. Похоже, ее передернуло.
- Что - да, мисс? - проворковал Снейп.
- Ну... Я хотела сказать, приятный вечер.
Снейп не ответил. Теперь он смотрел на меня и ждал. В присутствии Нарси беседа не клеилась.
- Север, тебя не утомляет мое общество? - как можно ровнее произнес я.
- Нет. Очень поучительно, - он не двинулся с места.
- Я имел в виду собравшееся здесь общество. - Я кивнул на зал.
- Я тоже.
- Сейчас кончится музыка и будет игра в шарады...
- Игра в шарады, - констатировал Снейп, подняв бровь. - А разве она уже не началась?
Я уловил ясный подтекст и осекся. Нарси потянула меня прочь.
- Ты в моей команде, запомни!
- Надеюсь не перепутать.
- Лю-у-циус, - зашипела Нарси. Ее злило, что Снейп пожирал глазами меня, а не ее.
- Мы увидимся? - с нажимом сказал я. Он пожал плечами.
...Чего я от него ждал? - спрашивал я себя, пока Нарси тянула меня к подносам с вином. В горле свербило.
- Странный тип, - отпила глоток Нарси, наморщив нос. - Что ему от тебя надо?
...Чтобы не дать ей развить эту мысль, я развернул ее голову к себе и поцеловал. Очень глубоко. Нарси выронила бокал. Осколки хрустнули под моей ногой, когда я увлек ее за портьеры.
Музыка кончилась. Раздались хлопки и визг. Мы целовались, как полгода назад, изображая фальшивый опыт и фальшивую страсть - но сейчас в этом не было даже прелести новизны. Только запах алкоголя. Проворная рука Нарси уверенно забралась в мои брюки. Она была так бестрепетна, словно хваталась за муляж. Я ничего не чувствовал. Тело реагировало по привычке.
Жар голосов наплывал и отступал. Нарси подтолкнула меня к лестнице наверх.
- Постой, - отстранил я ее. - Успеем.
- Дались тебе эти шарады... - шептала Нарси. - Пойдем по-быстрому!...
- Я обещал, - рассмеялся я. - Я все же хозяин дома!
Раздался гонг. Расцепив ее руки, я выглянул наружу. Гости сбились в круг на противоположном конце залы. Над ними зависли волшебные шары, освещая происходящее внутри. Перед нами было свободное пространство, усыпанное рваными блестками, и в этом пространстве стояли два человека.
- Смотри! - впилась мне в локоть Нарси. - С кем там общается твой странный тип!
...Но я видел и сам. Снейп разговаривал с вами.
* * *
Это был гром среди ясного неба. Последний удар. Он все отнял у меня.
- Иди, Нарси, - вытолкнул я ее в зал. - Мне нехорошо.
- Нехорошо? - она оскалилась. - Ты что, перебрал?
- Вероятно.
- Пойдем, я тебя провожу...
- Иди, говорю тебе! - я привалился к стене, выставив волшебную палочку.
Нарси смерила меня глазами и исчезла. Ее кукольная податливость - единственное, что в конечном итоге заставило меня с ней примириться.
Я взял себя в руки. Что бы ни происходило у меня в доме, я - его хозяин, и должен быть образцом любезности.
* * *
- О, Люциус! - проворковала миссис Фадж, жена министерского работника, когда я заглянул в овальную гостиную, чтобы развеяться. Не вышло. Миссис Фадж сидела в окружении подруг, и все их ванильно-кружевное сообщество разглядывало модные журналы. - Когда начнутся танцы? Мы сходим с ума от скуки!
- Танцы начнутся после пунша и шарад, миледи, - подсел я. - Что до скуки, то вы виноваты сами.
- Да ну?
- В доме полно кавалеров, которым нечем себя занять... - я многозначительно указал глазами на дверь.
- Пока единственный кавалер, который проявил интерес к нашему обществу - вы, мистер Малфой!
Дамы игриво засмеялись.
- Видимо, я лучше прочих знаю, где искать.
- Видимо так, и теперь мы вас не отпустим!
- Да, мистер Малфой, посмотрите с нами журналы! - предложила мисс Эболи, швыряя мне номер «Оракула». Найти иной способ обратить мое внимание на свою прыщавую особу она не нашла. На обложке значилось «Аббат Гиббур и Черная месса. Новые тенденции».
- Впечатляет, - пролистал я несколько страниц. - А нет ли у вас, мисс Эболи, мужского журнала на эту же тему?
- Смотрите что есть! - фыркнула мисс Эболи. Миссис Фадж подсела поближе и, матерински меня приобняв, раскрыла журнал на вкладыше. Ее холеный ноготь постучал по глянцу.
На глянцевом вкладыше красовалась картина «Черная месса», рядом с которой располагалась реклама модных магазинов, предлагающих одежду в стиле нуар. Аббат Гиббур, как гласила подпись, заклинал силы тьмы в центре пентакля, за ним виднелся черный стол, откуда зрителю подмигивала обнаженная девица. Черный аббат поднимал руки, потом делал поворот кругом - чтобы его одежда была явлена со всех сторон - потом становился на колени - полы мантии расходились, и был виден покрой нижней рясы. Она отливала синевой и имела бессчетное количество пуговиц, которые аббат с кривой улыбкой медленно расстегивал одну за другой. Дойдя до последней, он повторял процедуру с конца до начала - и так бесконечно. Если бы не незначительные детали, я мог бы поклясться, что передо мной Снейп.
- Прелестно, правда? - проворковала миссис Фадж. - Говорят, это просто последний писк в новом сезоне!
- Возможно, - дипломатично ответил я. - Но совершенно не в моем вкусе. Слишком мрачно!
- Разве? - хохотнула Белла Блэк, сестра Нарси, наматывая на палец черную крашеную прядь. - А по-моему, сексуально.
- Да, Белла, - сузила глаза мисс Эболи. - Тут уже все знают о твоей мечте трахнуться в склепе!
- Тебе и в склепе не предложат, - парировала Белла.
- Я хотя бы имею собственное представление о том, что мне следует носить, а что нет!
- Разумеется, дорогуша, мы же обсуждаем мужскую одежду.
- Кстати, тут один из ваших гостей, мистер Малфой, похоже, все-таки посетил эти магазины, - отвернулась миссис Фадж. - Помнишь, Регина?
- Тот брюнет с интересной бледностью?
- Да, который отказался играть с тобой в карты!
- С тобой он тоже не стал играть. Предпочел обсуждать дурацкий декрет с твоим мужем.
- Ну, у меня еще есть кое-что, чем его заинтересовать...
Это стало невыносимым, и я откланялся.
Кошмар не прекращался. Игра закончилась, а кошмар не прекращался. Он требовал радикальной разрядки. Большие часы в холле выплюнули в меня радужной птицей, прооравшей: «Полночь! Дом вверх дном!» Загремела музыка.
Надо было принимать какое-то решение, мой лорд. Какое-то решение, после которого наступит анестезия. Мраморная лепнина дверного проема под моими пальцами превратилась было в восковое плечо и гряду позвоночника - и я отдернул руку. Снейп был у меня в руках. Мои руки завязли в нем.
Развязать себе руки. Вот что надо было сделать. Давно.
Я сбежал в общую залу.
Снейп танцевал. Его змеиная шкура свисала с углового кресла.
Вязкая истома растянула мои губы в ухмылку знатока. Снейп танцевал хорошо, но странно, словно правил норовистой лошадью. В его широких жестах был неуловимый комизм. Его партнерша мисс Мэдди Блэк моталась как сомнамбула, зависая и закатив глаза от привалившего счастья - и Снейп пару раз оторвал ее от пола, поставив в нужную ему позицию. Пара была вполне нелепой, чтобы более не уделять ей внимание.
Кстати подоспела Белла Блэк - и мы смешались с танцующими.
- Мистер Малфой, - грудным голосом изрекла Белла, - Вы предпочитаете блондинок или брюнеток?
- Я предпрочитаю красивых, - ответил я.
- Неужели? А Нарси сказала, что брюнеток.
- Она поспешила.
- Моя сестра красива?
- Почему это вас так занимает?
- Она сказала, у вас было.
- И что с того?
- Ничего. Она плачет в уборной. - Белла расхохоталась. - Видно, Люциус, ты ее не удовлетворил.
Мне было все равно.
- Не удовлетворил! - мстительно подтвердил я.
- Это невежливо. И, знаете, заставляет задуматься...
- О чем? - резко остановил я ее. «Акцио!» - крикнули сбоку, и волшебный шар, вильнув, ляпнулся в сантиметре от моей ноги.
- Ни о чем, - елейно сказала Белла. - Мне тоже нравятся брюнеты.
- Вы не брюнет, мисс Блэк. - На нас налетела пара, и на нее еще одна.
- Имеете в виду цвет? - ее глаза сверкнули. - Или пол?
- Интересное предположение, - я вытянул Беллу из свалки, и мы поплыли дальше. - А на какую мысль еще вас навела ваша сестра?
- На ту, что я тоже хочу познакомиться с аббатом Гиббуром. Вы ведь его друг?
- Нет, - процедил я.
- Я так и поняла, - порочно ухмыльнулась Белла. Мои руки похолодели. Это перестало походить на танцы и походило на допрос. Я прибег к спасительному средству.
- Ошибка, мисс, - улыбнулся я как можно шире. - Аббат Гиббур несостоятелен как мужчина.
- О, разумеется, нет! - улыбнулась еще шире Белла.
- С чего такая уверенность?
- Потому что вы говорите о нем то же, что моя сестра - о вас! Что, Люциус, и у тебя случается облом? - Белла расхохоталась.
- Иди к дьяволу, - раздельно произнес я.
...У меня не случается обломов, мой лорд - это я знал точно. Я был так зол, что едва сдерживался, чтобы кого-нибудь не заклясть. Партнерша Снейпа упала на пол, и по всем правилам перевернутого вверх дном дома он должен был сейчас начать ее пинать на поражение. Свет мигал. Белла вызывала тошноту, как и все их семейство. От женского визга у меня дергалось веко. Связанные руки ныли.
- Нотт! - сгреб я за воротник Нотта, пьющего у стены подряд второй бокал виски (который за вечер?).
- Да, милорд, - икнул он. Его глаза жмурились, на лице застыла улыбка кретина.
- Иди за мной!
Я втащил его по лестнице на второй этаж, втолкнул в свою спальню и захлопнул дверь.
* * *
Я никогда прежде не имел близости с мужчиной, мой лорд. Но пьяный Нотти в определенном смысле был просто телом, призванным реабилитировать мой титул. Игры кончились, а жизнь беспощадна.
- Ты чего, Люц? - тупо хихикал он, пока я вытряхивал его из одежды. - Ты это... может, не надо?
- Надо, Нотти!
- Люц, ну ты даешь!
- Заткнись, или я за себя не ручаюсь!
- Ты извар... изращенец!
Я ударил его по щеке.
- Ну ни фига себе! - сел Нотт. - Люц, ты сбрендил!.. Тебя нужна помощь, Люц!
- Именно! И ты мне ее предоставишь, Нотти.
- Это самое, - коленка Нотта уперлась мне в грудь. - Только не по-собачьи...
Мне было все равно. Я должен был понять. Вырваться из бархатной клетки. Протесты Нотта не имели значения. Пот и борьба не имели значения. Поспешное чмоканье, дорожки слюны в углах его рта, защемленные волосы, голеностопная акробатика не имели значения. Его липкая спина и урчание не имели значения. Даже мое имя, выкрикнутое им, не имело значения. Важен был лишь ток, сотрясший меня - и багровая вспышка, взорвавшая голову.
Я все понял.
Я погиб.
Упав на скользкий живот Нотта, я разрыдался. Никогда, мой лорд, я так не плакал. Это были даже не слезы, а какие-то конвульсии, подтверждавшие огромную, невосполнимую, острую потерю.
- Ну ты даешь, Люц, - задыхался Нотт, опасливо касаясь моих волос. От него пахло вином, шоколадом, детством и совиными перьями.
Борясь с головокружением, я прощался с последней иллюзией.
Все, что сейчас произошло, все, что я чувствовал, было НЕ ТО.
* * *
Я уже не знаю, зачем пишу эти признания. Не знаю, отчего я столь ясно помню те чувства, которые давно не способен испытать. Не понимаю, отчего взбунтовался так поздно. «Не надо было, мистер Малфой, прерывать тинктуру, - скажет мне позже Снейп. - Вам следовало в ночь последней стадии остаться у меня».
Может быть, может быть. Он мог бы предупредить. Он не должен был бросать меня на произвол, наслаждаясь собственной независимостью!
А теперь зелье было готово, и пути к исправлению положения отрезаны. Потому что к концу этого злосчастного вечера я ненавидел Снейпа совершенно особым образом, до зубовного скрежета. Само его имя ядовито переливалось, как его змеиная мантия, и превращало меня в аспида, готового к броску. Он протащил в мой дом нечто ему совершенно чуждое, неуместное, неподобающее. Нечто, что должно было остаться в стенах Хогвартса между слизеринским подземельем и кладовкой для хранения метел. Теперь оно было здесь и обессмысливало все разговоры, обесцвечивало все краски, оглупляло любые шутки и уродовало любые лица. Оно искажало все мои действия. Меня окружал не сказочный замок с кустами отцветающей сирени под балконами, не зачарованный дворец, где сквозь золотые шторы видны скользящие силуэты и мерцающий хрусталь, а пошлость, пошлость и еще раз пошлость. Приторные духи и пот слились в удущающую вонь, я задыхался. Одна капля Снейпа, как смертельный яд, сделала негодным весь состав приглашенных. Праздник был испорчен бесповоротно.
Я хотел видеть Снейпа мертвым.
Или - нет. Еще живым. Низвергнутым, бессильным, безопасным, раздавленным, как дохлый уж - но все еще живым. Его предсмертные вопли прольются на меня бальзамом. Чтобы развязанные руки поиграли им напоследок. И тогда - если он будет умолять меня о смерти достаточно жалобно и достаточно долго - я смилуюсь над ним. Может быть.
Видите ли, мой лорд - никто кроме вас не знал, чем этот вечер закончится. Я думал, что еще смогу доказать вам, на что способен. Я мог бы убить человека, потому что вокруг меня не было никого, достойного сожалений.
Впрочем, нет. Было два человека, достойные пристального внимания. Но двумя словами «семнадцать черное» вы лишили меня их обоих.
* * *
...Не знаю, почему я был уверен, что смогу его остановить. Вы, мой лорд, были теперь недостижимы, окончательно отняты им у меня. Во всем доме не осталось никого, кто был способен хоть как-то войти в мое положение, понять его серьезность. Снейпу же никогда не было до вас никакого дела, он даже не распознал вас в толпе приглашенных! Он же знал, что значит - быть выброшенным на обочину. Он должен был мне вас вернуть.
- Мы могли бы договориться, Север, - сказал я, - и остаться друзьями.
Знаете, что он ответил мне?
- Займите место ассистента, мистер Малфой!
...Этот самоуверенный зануда все еще думал, что игра продолжается. Хотя зелье давно было готово, и договор расторгнут. Он вцепился в вас мертвой хваткой - и это было омерзительно.
Даже мое прикосновение, чудодейственное прежде, не сработало.
- Мы не друзья, - сказал он.
* * *
В мой дом и в мою жизнь вторглась гадюка. Она не успокоится, пока я не окажусь в подсобке для хранения метел. Я знал, что, разрушая весь мой уклад, она получает огромное наслаждение - о, гораздо, гораздо большее, чем я!
Я звал вас. Вы поняли это, мой лорд, не так ли? Когда в половине третьего пришли в мою спальню сами со словами: «Настала ночь исполнения желаний». Иначе вы не просили бы меня следовать за собой. Моя спальня была ничем не хуже вашей.
Но именно в вашей на полу лежал обездвиженный заклятьем Снейп.
- Вы разобрались в своем положении? - констатировали вы по дороге.
- Думаю, да, - не без трепета ответил я.
- И чего ты ждешь от меня, мой мальчик?
- Справедливости.
- Это слово мне не знакомо. Как любому слизеринцу.
- Но вы уже поступили справедливо... - взял я вас за руку. - Вы пришли за мной!
- Говорят о справедливости обычно те, - развернули вы меня к себе, - кто жаждет кого-либо наказать.
- Вы правы, - подтвердил я. Вы так хорошо меня понимали!
- Я рад, что мы понимаем друг друга. Каждый получает ту справедливость, на которую рассчитывает.
...Я не уловил в ваших словах никакого намека! Я думал, вы подарите мне себя на глазах у Снейпа, чтобы мое торжество над ним было совершенным. Чтобы он видел, кто мне пара. Чтобы я освободился от его власти посредством вашей. Потому что его студенческий ритуал был смешон рядом с тем, что проводит Темный Лорд. Я думал, вы передадите мне свою мощь и силу, чтобы я смог расквитаться с тем, кого ненавижу, прямо здесь. Он был финальным призом в дорогой упаковке от «Оракула». Чтобы защитить своим именем любое мое преступление - все видели и знали, что со Снейпом отправились вы, а не я.
Но вы поступили иначе.
Вы подарили мне зрелище насилия.
* * *
Разумеется, я хотел, чтобы он страдал. Долго. Постоянно. Я хотел видеть его раздавленным. Но не вами. И не так. Он должен был пресмыкаться не из-за моей просьбы, а из-за себя самого! Потому что он зазнавшееся ничтожество. Он должен был сам взорвать свои котлы, а не нажиться на чужих усилиях.
Вместо этого на моих глазах он получал вашу силу и вашу мощь.
Это было несправедливо. Ваша отповедь о моей безнадежности пролетала мимо моих ушей, потому что была не в новинку. Вы рвали на Снейпе одежду - и говорили со мной его словами. Словно вашими губами командует он, прикинувшийся полумертвым.
Слизеринская справедливость, мой лорд, существует. Она в том, что не награждают никого. В выигрыше тот, кто насчитает меньше ран. За что вы хотели наказать меня? За ложь с приготовлением зелья? Вы даже не наложили на меня заклятие молчания. Были уверены, что я не уйду и не буду звать на помощь. Знали, что я буду ловить каждый вскрик, каждый звук - стук отлетавших пуговиц, треск ткани, звон армированных пряжек, свист дыхания.
Вы подарили мне это зрелище, чтобы показать, что меня ждет, или чтобы я, наконец, насладился своей фантазией наяву? Даже ваши подкованные сапоги выбивали из пола гулкий лязг, как латы, когда вы надвигались на него - неумолимо, бесчувственно, уверенно. И вы и Снейп - оба - исключили мое участие. Вы присвоили то, что принадлежало только мне!
Мои видения, где я мог быть либо палачом, либо жертвой. Но не жалким зрителем, чей удел - выживать и выжидать, пока кто-то другой воплощает его замыслы с куда большим мастерством и куда более весомо. Эпически. Или иероглифически.
Гадючья свадьба. Тот, кто мне ненавистен, в руках у того, к кому я стремлюсь. А я? Где должен быть я?
В этот момент, мой лорд, змея укусила свой хвост.
* * *
Отравленные токи наслаждения перекрыли мою ярость.
Это не вы меня наказывали. Это Снейп меня высокомерно награждал.
Он читал меня, как раскрытую книгу, и теперь демонстрировал, чего все это время я на самом деле добивался.
Его крови на синем бархате. Разоренных алтарей. Бесконечных полос рваной материи, из которой выламываются ребра, колени, руки. Мраморной лепки, черного савана, алых ручьев, текущих по коже как надписи, которые я непременно прочитаю. Своей безопасности. Я действительно замирал, видя его в растерзанной одежде, окровавленного, безвольного, как подломленный стебель - на блестящем полу, что стонал под вашим весом. Мое сердце бешено, неровно колотилось - но не от гнева, а от того, что я не имею над вами обоими никакого контроля, и препятствовать происходящему не хочу. Оно пробуждает меня. Каждый ваш жест, каждый приказ разливался по его лицу синеватой бледностью. Я знал, что он обречен, и будет проваливаться в беспамятство медленно. Очень медленно. Очень жестоко. И очень красиво.
... - Ты будешь служить мне? - прогремели вы, поднимая его над собой.
- Не делайте этого, мой лорд! - бормотал я, зная, что вы не остановитесь.
Ваша левая ладонь упиралась в его грудину, вынутую из бархатной скорлупы, синие ленты, смешавшись с багровыми, оплетали ваши ноги. Я смотрел только на его лицо - белый профиль, еле видимый из-под волос. На нем не было и тени той красоты, что не имеет названия, и так близка к страданию. На нем вообще не было страдания. Только ожидание.
- Север, нет! - взвыл я.
Глухой полустон, невесомый, мучительно личный, обжег мой слух.
«Лучше принести себя в жертву чудовищу, чем быть обязанным свободой ничтожеству». - Прочел я на его лице. За миг перед тем, как он выдохнул:
- С наслаждением!
Это были его последние слова.
* * *
Вы оставили его на полу с черной меткой, и отошли к окну. Я мог созерцать весь ужас или всю сладость произошедшего без помех. Снейп был без сознания. Этот котел он взорвал сам.
Часы в гостиной пробили три часа ночи. С того момента, как вы приблизились к нему, до того, как поднялись, прошло всего пятнадцать минут. Ничтожный отрезок времени - но мне показалось, моя жизнь перевернулась.
Вы удовлетворили мою жажду, мой лорд, и она оказалась не той, что мне представлялась. Я желал вашей мощи, чтобы все было по справедливости. Я желал везде быть первым. Никогда - вторым. Но этого хотел мой разум. Моя душа желала иного. Я понял это, испытав наслаждение, смешанное со стыдом от понимания ясного факта: меня способно возбудить только кощунство. Все, чего я желаю и к чему стремлюсь - непрекращающаяся череда некого кощунственного акта, который должен длиться вечно.
...Который не прекращается с тех пор, как вы отметили меня. Потому что вы обещаете удовлетворять Голод.
Невыносимо. Это. Знать.
Невыносимо видеть, что это может быть понятно кому-либо еще.
Невыносимо постоянно слышать имя того, кто это знание вам раскрыл. Кто преподал вам урок. Но забыть его тоже невозможно. Ненависть лишь обостряет память.
Невыносимо принять это знание даже от вас, мой лорд. За все добро, которое я вам сделал, вы отплатили мне явлением чудовища, которое проснулось внутри меня самого.
Наверное, вы знали, как сможете его использовать.
А Снейп узнал сразу же, как только я наложил на него свой первый Круциатус.
* * *
...Много воды утекло, мой лорд, и я только сейчас понимаю это.
Я уже не знаю, кому пишу это письмо. Многое из того, что я говорю, вы знаете лучше моего. Но сам я теперь смотрю на свою жизнь так, словно ее прожил кто-то другой.
...Мое чудовище. Оно жаждало продолжения трапезы, оно было очень голодно. Вы знали это и дали ему пищу. Сразу. Как подкармливают жеребят.
- Вы следующий, мистер Малфой! - сказали вы, указывая на шевельнувшегося Снейпа. Это было приглашение к столу.
- Сейчас, мой Лорд?..
- После того, как мой слуга утолит свою жажду.
Снейп покачнувшись, встал. Он был похож на труп, оборвавшийся по дороге из склепа. Его дорогие тряпки свисали грязными клочьями, треть их так и осталась на полу, как гнездо. Он даже не прикрылся.
- Люциус, - сказал он бесцветным голосом, подняв руку.
- Что, черт возьми, происходит? - спросил я, замерев. Труп не должен разговаривать, он может только выть.
- Ты - моя цена, - сказал он. - Иди сюда.
- Ты шутишь, - посмотрел я на вас. Вы медленно кивнули головой. Разрешение было получено.
Снейп шагнул вперед - его метка горела. Моя волшебная палочка вместе с рубашкой валялась на полу.
- О боже, нет... - торопливо выпутал я ее. Снейп поднял свою.
- Не заставляйте меня подчинять вас, мистер Малфой, - сказал этот глупец.
- Круцио! - выкрикнул я со сладким ужасом, исказившим лицо.
* * *
Он никогда не кричит, и это, мой лорд, невероятно бесит. Я забыл.
Он рухнул на колени со своим мучительным полустоном-полувыдохом, заставившем меня потеряться. Потому что этот глухой звук напомнил мне совсем об ином, неподобающем, неуместном и, как выяснилось, не забытом. Я пожирал его глазами - его, чьи недоразвитые чувства проявлялись одинаково в столь разных обстоятельствах. Не может быть. Не может быть, чтобы он испытывал одно и то же.
Потому что тот единственный раз, весной, когда я ночевал у него - он вообще не издал ни звука.
Мне показалось, что в моих висках, ключицах, бедрах, в груди и на концах пальцев вскрылись старые раны, и в них устремился темный, вязкий поток. Он заполнял меня с ужасающей скоростью, я не мог его остановить.
Я не мог остановить ни тока своей отравленной крови, ни минут в часах, ни торопливых мыслей.
...Он не выпустил палочку, держал ее в левой руке, а правой опирался на пол. Он даже не упал. Его била крупная дрожь, волосы проехались по полу, и я представил, мой лорд... вспомнил его склоненным надо мной, и представил...
...Видимо, в этот момент моя ненависть ослабла, и Круциатус потерял в силе. Потому что Снейп разогнулся, выставил левую руку вперед и подчинил меня.
...И моя боль полностью прошла.
По жилам растеклась полнокровная, великолепная, тотальная анестезия.
С легкой головой я влетел куда-то между золотых стрелок, маятников и серебряных клепсидр - и повис там. Меня окружала тишина. Все его маятники и стрелки стояли.
* * *
...Я пришел в себя в запертой кладовке для хранения метел, мой Лорд. В доме моей матери, в северной Ирландии. Ни одна живая душа об этом не знает. Империус Снейпа действовал всего два часа.
Когда утром я аппарировал рядом со своим особняком, в парке, и первое, что я различил - аромат сирени, чуть не сбивший меня с ног.
* * *
Ненавидеть его - это привычка. Через год - вполне беззаботный год, когда его не было ни в Хогвартсе, ни на прочих моих горизонтах - вы отметили меня, и на первом же корпоративном рауте я увидел его.
Бледного, в глухой черной мантии, с каким-то свитком в руке. В новом обществе он был в такой же изоляции, как и в прежнем.
Помахивая тростью-с-секретом, я подошел к нему.
- Снейпи, как приятно тебя снова видеть! - ухмыльнулся я.
- Неужели, мистер Малфой? Мне казалось, я всегда вызывал в вас противоположные чувства.
- Теперь мы в одной команде, запомни.
- Постараюсь не перепутать. - Что-то знакомое всплыло в памяти, и тут же ее покинуло.
Повисла пауза, в течение которой Снейп со скучным видом пересчитывал мои бриллиантовые пуговицы.
- Тебя утомляет здешнее общество? - поинтересовался я.
- Не верно, мистер Малфой. Вы должны были спросить об этом раньше. А теперь самое время напомнить про шарады.
- Я больше не играю, - заметил я.
- А я наконец-то играю, - дернул краем губ он.
- Позволь спросить, во что?
- В школьный быт, мистер Малфой. Суровые уроки, мелкая слежка, ученики-подхалимы, непростительные заклятья в качестве наказаний. Одним словом, в то же, что и все здесь собравшиеся.
- Ну, в нашей школе-то тебе не сильно везло, - заметил я.
- Да, я был дилетантом, - постучал он рукописью по руке.
- И ты решил по горячим следам взять реванш?
- Да, дважды повторенная история из трагедии превращается в фарс, - переплел он руки.
- Неужели ты считаешь дело Темного лорда просто игрой? - обвел я глазами зал.
- Это прекрасная игра, если знать правила.
- Ну-ка, просвети меня.
- Зачем? Ты больше не считаешь себя моим учеником.
- Да я им никогда и не был, - рассмеялся я.
- Разве, мистер Малфой? - ухмыльнулся он.
- Неужели ты всерьез считаешь, что я учился у тебя по зельям?
- По зельям? Разумеется, нет. Кто взялся бы вас учить по зельям, находясь в здравом рассудке?
- А... Хочешь назвать себя сумасшедшим? Я что-то не понимаю, Север.
- Разве ты приходил ко мне учиться по зельям, Люциус?
Если бы я мог покраснеть, я бы это сделал. Но прошлое было слишком далеко.
- Знаешь, Снейп... - протянул я. - Твое отношение к происходящему отдает позой. Хочешь играть в школу - лучше вернись в Хогвартс.
- Я подумаю, мистер Малфой. Но сначала следует набраться практики и выработать надлежащую линию поведения. Я нежная натура и болезненно реагирую на кретинов. Не могу представить, что с ними делать, если они собираются больше одного. - Он гипнотизировал меня глазами, но я уже справился с раздражением и позволил себе безмятежно улыбнуться.
- Ты и с одним не можешь разобраться.
- Если ты имеешь в виду себя, Люциус, а это очевидно - то ты не просто кретин. Ты связан со мной определенным глупейшим обязательством. Если бы ты был обычным кретином, я в два счета послал бы тебя к черту.
- Что же тебе помешало, Север? - Я коснулся застежки его мантии. Он не препятствовал.
- Твоя дерзость.
- А мне кажется, твое тщеславие. - Я обвел по ободу его застежку.
- Не исключено. Однако вспомни, с чего все началось... - палец Снейпа уткнулся мне в галстучную булавку. - Ты просил сопровождать тебя на пути служения необычной и весьма возвышенной науке... Это было столь дерзкое предложение, что я не мог отказаться.
- Не понимаю, Север, о чем ты говоришь. Ты слишком серьезно отнесся к простому факту - мне нужно было зелье...
- Нет, мистер Малфой. Вам нужно было меня использовать - и я вам не препятствовал. Но вы использовали меня по своему скудному разумению, в то время как все прочее, на что вы замахнулись, не влезло вам в рот. Вы подавились, мистер Малфой, и в качестве рвотного приняли того, чье имя мне называть не хочется.
- Того, чье имя ты не хочешь называть, я выбрал гораздо раньше тебя! - усмехнулся я.
- Да, мистер Малфой. Вы всегда стремились увязнуть в ком-либо, чтобы не быть предоставленными сами себе. Однако мой долг предупредить вас, что своему теперешнему патрону вы являетесь слугой - как все мы. А мне вы все еще приходитесь учеником. Как только вы это признаете - вы перестанете болеть.
- Что за чушь! Если кто болен, то это ты!
- Я, мистер Малфой, вполне здоров хотя бы потому, что ничего от вас не жду. В то время как...
- Да, Снейп? - перебил я. - Чего я по-твоему жду от тебя?
- Отпустите мою пуговицу, мистер Малфой, она не железная.
- Пожалуйста!
...Лицо Снейпа было непроницаемым, но по незримым токам, идущим от него, я видел, что он лицемерит. Я стоял напротив него и рассматривал свою трость, словно искал в ней изъяны.
- Люциус, - наконец сказал Снейп тихим голосом, который ударил меня, как ток. - Я должен был предупредить тебя, очевидно... Ты дал клятву волшебника. В тот момент, когда направил мой нож в свою грудь. Клятву разделить мою судьбу и мое искусство.
- И что, Снейпи? - взорвался я. - Ты хочешь сказать, что я теперь всю жизнь обязан таскать тебе завтраки? Из-за дурацкого спектакля с ножом, в котором я и не думал принимать участие?
- Отлично, Люциус Малфой. Вы солгали мне два года назад, и не можете вынести последствий своей лжи. Это обычный для вас стиль поведения. Думаю, Темный лорд догадывается, какое приобретение он в вашем лице сделал.
- Не смей касаться меня и Темного Лорда!
- Упаси Мерлин, - поднял он ладони. Свиток в правой был похож на помятый жезл. - Теперь только по приказу...
* * *
...Я ни на что не жалуюсь, мой лорд, но вы могли бы отдавать другие приказы. Я полностью в вашей власти и достоин лучшего! Вы можете делать со мной что угодно - но не он. Не он! Я ненавижу боль. Ненавижу быть вторым. Ненавижу, когда меня не воспринимают, как я того залуживаю. Ненавижу, когда он молчит под моими заклятьями, и все окружающие думают, что я ни на что не способен! Ненавижу мисс Блэк с ее крашеными волосами и хохотом. «Что, Люциус, и у тебя случается облом?» Ненавижу Нотти с собачьими глазами! Он смеет мне сочувствовать! Ненавижу тупицу Гойла с его победной ухмылкой. Макнейра. Лестренжа. Они только того и ждут, чтобы вы сказали:
- Вы плохо поняли меня, мистер Снейп, и нуждаетесь в воспитании. Думаю, пара Круциатусов - как раз то, что нужно. И никто не справится с этим лучше... Лучше мистера Малфоя!
Мое чудовище алчет, вы знаете, и бросится на любого, кого вы укажете. Но Снейп никак не утоляет его голод. И этого вы не замечаете! И не даете заметить другим. Помните, они однажды чуть не прикончили его, крича «Давай, раскрой рот, Снейпи»?
- В чем дело, Малфой? - спросили вы. - Теряете форму?
Надо отправить вам это письмо во что бы то ни стало.
Потому что аудиенций вы не даете, а сказать, как обстоит дело, необходимо.
Оно обстоит следующим образом: наложите на него Круцатус собственноручно.
Боитесь увлечься и потерять ценного сотрудника? Конечно, мой лорд, он ценен и как жертва, и как палач. Я это вижу.
Потому что он накладывает свои Круциатусы бесчувственно и точно. Я думал, его рука дрогнет, когда вы указали на меня именно ему. Помните, в тот год, когда на нас начались облавы, и я должен был задержать распоряжение министерства о разрешении применять к нам непростительные заклятья? «Вы позволили это им, Малфой, - сказали вы. - Вспомните, что это такое!»
Снейп по вашему знаку вышел вперед. Помню, как, поймав его взгляд, я с улыбкой развел полы плаща под прицелом его палочки. Нас слишком многое связывало. Пусть попробует, если осмелится! Я был уверен, что он не сможет, потому что в его глазах не было желания причинять мне боль. Там не было ничего, кроме равнодушия.
Но он тихо сказал «Круцио!» - в безмолвии это слово было слишком четким - и я провалился куда-то между золотыми маятниками, стрелками, циферблатами и вращающимися шестернями, словно в недра безмозглого механизма. Они перемололи меня, как муку, стрелки вонзались куда придется - в горло, в глаза, в мозг. Совершенно ужасно то, мой лорд, что наносимый мне вред не имел ко мне прямого отношения, машину не интересует ни чужая боль, ни чужая личность, ни чужие права, она неуправляема и неподконтрольна, потому что бездушна.
Вы остановили его. Вы, мой лорд. Даже моя смерть не могла бы сделать этого.
Мои слезы, мой лорд, вызвала не боль. Их извлекла на поверхность память о том, что эти шестерни, маятники и стрелки можно использовать иначе. Память о том, какое блаженство они сулят, если их окутывает свет и безмолвие.
- Мистер Снейп! - произнесли вы учительским тоном, когда я, распростертый у его ног, силился взяться за край его мантии, чтобы унять дрожь. - Уведите мистера Малфоя, от него слишком много шума!
- Извините, Люциус, - пробормотал он, подняв меня с пола.
Это был миг моей слабости. Я обещал бы ему - или вам - или любому - что угодно, лишь бы это никогда не повторилось. Я готов был признаться в чем угодно. Я даже, помнится, хотел умереть. И, разумеется, я не отправлю вам это письмо - потому что вы имеете против меня оружие.
- Ты очень жесток, Север, - сказал я. - Ты полностью оправдываешь свое имя!
- Не я его выбрал, - сказал он, бросая меня на диван. - И сделай милость, избавь меня от своего нытья!
Это было слишком - и я потянулся за своей палочкой.
- Экспеллиармус! - разоружил меня Снейп. - Темный лорд приказал мне отвести тебя подальше. Знаешь почему? Потому что он не приказал мне ограничиться одним Круциатусом.
- Ты этого не сделаешь! - прошептал я.
- Отчего же?
- Какая тебе радость, Север? Что, нравится чувствовать абсолютную власть?
- Нет, - ответил он. - Мне ничто не доставляет радость.
- А Круциатус? - уточнил я.
- Это профессиональное, - ответил он. - Тебе, дилетанту, не понять.
По своей злобе я понял, что ко мне возвращаются воля к жизни и рассудительность.
- Верни мне палочку, и я покажу тебе, кто дилетант, а кто нет.
- Нет, мистер Малфой, - Снейп сел напротив, упрятав мою палочку в подклад. - Вы только испортите дело.
- Какое же у нас дело? Пытать меня?
- Именно, мистер Малфой. Сегодня вы нас потрясли. Вы кричали, как никогда, а ведь к вам применяли непростительные заклятья, я помню. И я помню, как сам применял их по приказу лорда. Но никто под моим заклятьем не вел себя также, как вы.
- И что? Хочешь похвалиться, что совершенствуешься с каждым разом?
- Под заклятьем Темного Лорда ты вел себя потише. Хочешь сказать, что он милосерднее меня?
- Не знаю!
- В минуту опасности, Люциус, ты по привычке бросаешься за помощью ко мне. Кто бы ни накладывал на тебя Круциатус, или Империус, или простой Ступефай - я каждый раз ощущаю тебя внутри себя. Позволь спросить тебя - какой у тебя патронус?
- Неприлично задавать такие вопросы, Север, в светском обществе!
- Значит ли это, что ты до сих пор не можешь создать патронус?
- Я все равно не скажу тебе, Север.
Он направил на меня свою палочку, и стало ясно, что отпираться бесполезно. На самом деле, этот патронус не был мне важен. Куда важней было лицо напротив - растратившее с годами свое уродство, астеничное лицо следователя, где была написана лишь преданность делу. Не знаю только, какому именно.
- Мой патронус - когтевранский гриф, - выдавил я.
- Черный гриф? - уточнил он, поднимая палочку чуть выше.
- Все патронусы одинаково серебристые, опусти палочку!
- А твой?
- Хорошо, мне стыдно, что он черный. Мой патронус ущербный. Доволен?
- Весьма, - сказал он, опуская руку.
Какое-то время было тихо, я меланхолично рассматривал свои ногти, сломанные под корень, и наконец расслышал какое-то бульканье.
Снейп смеялся. Этот придавленный смех вывел меня из себя.
- Что, доволен очередной победой? - вскинул я голову.
- Я не соревнуюсь с тобой, Люциус, - развел он руки. - И тебе не следует. Для тебя это смертеподобно, - он снова искривил рот, но смех подавил. - И я бы не ковырял ногти в тот момент, когда тебе говорят, что твой патронус - это чужая анимагическая форма.
- Да ну? - кисло ухмыльнулся я. - Неужели твоя?
- Знаешь, что это значит? - рявкнул он. Я подскочил.
- Что ты незарегистрированный анимаг, - выкрикнул я. - И я сообщу об этом, куда следует!
- Ты этого не сделаешь, - холодно ответил он. - У тебя нет ни одного доказательства, кроме моих слов. От которых я, разумеется, отрекусь на все министерство.
- Подумай, кому они поверят, Север... Ты в министерстве никто, а я вхожу в Совет Попечителей. Приоритеты ясны, Снейпи?
- Подумай, что скажет Темный Лорд, когда узнает, что ты сдаешь его слуг и агентов его врагам, - поигрывал палочкой Снейп. - Ты для Темного Лорда никто, Люциус, просто фантик от тянучки. С дорогим вкладышем.
- Будущее покажет.
- Если ты, беззащитный дурень, до него доживешь.
- У меня никогда, - медленно процедил я, взяв его за воротник, - не было даже помысла искать в тебе защиту. Все, что ты нафантазировал, когда мы были юнцами, было для меня шуткой. Ты причинил мне только вред! И продолжаешь это делать, прикрываясь приказами Темного Лорда. Ты только что обезоружил меня и шантажировал Круциатусом! Но не можешь даже привести угрозу в исполнение! Ты просто ничтожество, Снейп! Запомни это!
- Дорогой друг Люциус, - ответил он. - Тебе дан уникальный дар опоганивать все то доброе, что невзначай тебя коснется. Я буду тебе благодарен, если ты уберешь с меня свои руки.
- Было время, когда это тебе очень нравилось, - взял я его за плечо.
- В то время моя душа была почище, - ответил он. - А теперь в ней завелась пара комнат, которые лучше не открывать. Для твоего же блага.
- Комнаты с часовыми механизмами, - выплюнул я. - Интересно, как ты это делаешь! Освоил легилименцию, Снейпи?
- Дорогой друг Люциус, - снял он мою руку. - Тебя преследуют образы твоих желаний, ты видишь - но не понимаешь смысла увиденного. Я не верну тебе палочку до тех пор, пока не буду убежден в твоем намерении не причинять мне вреда. Потому что, видишь ли, вся твоя ненависть ко мне складывается в одно определенное место. То самое, которое придает моим Круциатусам силу. И куда ты бежишь спасаться по привычке.
- Ты зря пугаешь меня, Север, - развалился я на диване. - Ты имеешь надо мной ровно столько власти, сколько я позволил тебе ее иметь. Тогда, когда мы готовили запрещенное зелье. Черный ритуал.
- Все, что связывало нас через этот ритуал, давно утекло к Темному Лорду. После того, как он отметил и тебя тоже, - скрестил руки Снейп.
- Я не понимаю, что ты хочешь всем этим сказать.
- Я хочу сказать, мистер Малфой, что вы не понимаете природы вашего чувства ко мне.
- Ритуальная зависимость! - выдохнул я.
- ...вы думаете, - продолжил он, - что ненавидите меня, и при том никак не можете выбросить меня из своей жизни.
- При том, что мы оба служим Темному Лорду, знаешь ли, это неудивительно!
- ...учитывая, что любой ритуал можно прервать, а любой ритуальный союз расторгнуть.
- Ценою жизни!
- Например, моей.
- Мне противно даже думать марать об тебя руки!
- ...которыми пять минут назад ты ласкал мое плечо.
- Ты вынудил меня!
- Таким образом, мистер Малфой, вы пребываете в жалком положении совершенно запутавшегося человека, обреченного гнаться за химерой. Вы не очень умны, мистер Малфой, и недоверчивы. Ритуал, о котором вы говорите, не мог связать нас, потому что я отлично помню каждое слово, которое произносил, и каждое свое действие. Мне нужна была капля спермы, а не ваша душа.
- С чего ты взял, что это имеет для меня значение? Я развлекся больше твоего!
- ...но в вас было нечто очень чистое... - отвернулся Снейп. - Источником чего никогда не было и не будет Черное Искусство.
В повисшей тишине я слышал стук капель в оконный переплет. Удивительный звук, как никакой иной передающий состояние уюта.
- Север... - я коснулся его колена, но он был холоден, как камень. - Что-то, конечно, уже не вернуть... Прошло много времени...
- Мои часы стоят, Люциус, - тихо ответил он, нагнув голову. - И тебе это известно так же хорошо, как мне.
- Тогда, может быть...
- Пока жив Темный Лорд - ничего не может быть! - отчеканил он. Капли бились в стекло, напоминая стук шестерней и рычагов. Недавние ощущения придавили меня к дивану.
- Почему? - задал я глупый, бессильный вопрос.
- Даже если я справлюсь с последствиями своего выбора, - медленно поднял голову Снейп, глядя на меня с большим сожалением, - вы со своими не справитесь никогда.
- Не понимаю, что ты имеешь в виду. При чем тут Темный Лорд, Север!
- Ты никогда не понимаешь того, что должен. И, знаешь ли, тебе никогда не давались летучие субстанции.
- Не знаю, что ты бормочешь, Север, - озлился я, - но моего ума хватает, чтобы понять одно: пока на тебе твоя метка - ты меня до себя не допустишь. Правильно?
- Не правильно.
- Да? А ты что хотел сказать?
- Пока на нас метка, держись от меня подальше.
- Не понимаю, как моя метка тебе мешает! Что, я с ней слишком грязен для тебя?
- Именно.
- Я ненавижу тебя, Снейп, больше всего на свете. Я даже не знаю, как получше назвать это огромное, всепоглощающее чувство!
- В то время как я, - встал Снейп, - прекрасно знаю, как называется то чувство, что я испытывал к тебе.
- И какое же?
- Когда вы поймете это, мистер Малфой, вы постигнете не только свою душу, но и смысл искусства алхимии. В которой вы до сих пор совершенно безнадежны.
* * *
...Ужасно. Мое положение ужасно. Я не хочу заниматься алхимией, мой лорд, и я не верю в аскезу Снейпа. И я знаю о нем нечто такое, что подпишет ему смертный приговор. Но я не хочу его смерти сейчас, пока еще можно начать играть заново.
Ужасно, что годы идут, а азарт не проходит. Мне было бы проще, если б он был мне ровней. Конечно, я ввел его в наш круг. Я предлагал ему и безбедное существование за свой счет - когда понял, что не избавлюсь от ненависти. Деньги. Власть. Статус. Министерский пост. Хорошие связи. Влиятельные друзья. Я не хотел стыдиться своего врага.
Но он не хочет принимать мое покровительство. Он отвергает любые предложения и разрушает все, что я возводил. Мой сын постоянно спрашивает меня о нем. Его интерес вселяет в меня тревогу. Ему совершенно незачем знать о золотых маятниках и смертоносных стрелках. Совершенно незачем к ним стремиться. Мой сын ничем не превосходит меня. Но мой долг сделать его сильнее хотя бы в одном отношении.
Не иметь. Представления. О раздвоенном. Языке. Змеи.
* * *
Я уже смирился с тем, что он будет разделен до конца войны.
Смирился с Нарси Блэк в своей супружеской кровати.
С нашими ежегодными балами, которые Снейп не посещает никогда, и с вашими ночными раутами, которые он посещает чаще, чем я бы того хотел.
Смирился с тем, что я - один из знатнейших и влиятельнейших людей нашего круга, представитель чистокровной элиты, чей облик, стиль жизни и даже вкусы - образец безупречности - не могу избавиться от кислого привкуса во рту, произнося его имя, потому что его положение достойно лишь того, чтобы вытереть об него ноги.
Смирился с тем, что он смеет занимать мои мысли.
Ничтожество.
Простой. Школьный. Учитель.
* * *
Но я не могу, мой лорд, полностью владеть собой, пока не смирюсь с единственным. Я не знаю, что именно от меня постоянно ускользает - но я чувствую, что моя жизнь не полна. Я удовлетворил свою месть - но она не полна. Я стал вашей правой рукой - но она не полна. Я могу купить все, на что хватит моего воображения - но она не полна. Она полна вражды, побед, соблазнов, опасностей - но она не полна. Есть что-то важное, что-то сродни красоте и страданию, чему я не могу найти слова, не могу ухватить. Что-то столь важное, что без него все прочее не имеет смысла.
Даже вы.
Снейп говорит - что даже его алхимия.
Мое отражение в зеркале говорит - что даже моя жизнь.
Когда я поймаю это слово, это чувство или воспоминание - я остановлю золотой маятник.
* * *
...Острые стрелки стрекочут над моим виском. В моем доме есть собственная комната с часами. Ход их раскрытых недр с крутящимися шестернями невероятно успокаивает. Меня веселят надписи, которыми покрыта поверхность их корпусов, обод циферблатов, цилиндры гирь, крошечные зазоры между цифрами: «Дамблдор глупец», «Пора отправиться на ланч», «Где теперь твоя жена, Люциус?», «Смерть исправляет все», «Кто не заботится - тот не стареет», «Пророчества не сбываются». Песок в сияющей клепсидре вытек на пятнадцать делений. Ровно столько времени горело его письмо.
Его письмо к моему сыну.
Мое должно отправиться туда же.
Потому что у меня есть искушение послать его не вам.
...Возможно, я ему поддамся.